Культура
Дмитрий Астрахан: «Искусство – это сказка»
02 сентября
Дмитрий Астрахан сейчас снимает романтический фильм под рабочим названием «Ночной таверный огонь». Сюжет абсолютно «астраханский»: пьяница-реставратор влюбляется в молоденькую «экскурсоводшу» и ради нее бросает пить. Помогают ему в этом ожившие картины «Граф Ричмонд», «Одиссей» и другие. На экраны картина выйдет в следующем году.
– Дмитрий Хананович, сейчас «Астрахан» – это как олицетворение такого сказочно-мелодраматического кино. Кто-то даже заметил, что вы все время снимаете «рождественское кино». А ведь ваш кинодебют – мрачный «Изыди!..» – про еврейские погромы.
– Да, тогда, в начале 1990-х, страна переживала страшное время, помните, общество «Память», в воздухе витало ощущение надвигающейся национальной войны. Поэтому тогда и появилась такая картина.
– А сейчас предпочитаете сказку?
– Ну почему сказку?.. Да, с одной стороны, «Все будет хорошо» – это сказка, а с другой – картина с абсолютно трагичным, на мой взгляд, финалом. «Зал ожидания» – грустная картина, в которой гибнет человек… А вообще все искусство – это сказка. Трагическая сказка, ужасная сказка, мелодраматическая сказка – все можно назвать сказкой. Ведь одно из значений слова «сказка» в словаре – «вымысел». Помните, «над вымыслом слезами обольюсь», говорил Пушкин. Опять же хочу примазаться к классику, который «чувства светлые лирой пробуждал». Я тоже хочу пробуждать светлые чувства. И это не значит, что должны быть только сплошь сантименты. Ведь фильм «Пролетая над гнездом кукушки» – светлый.
– Какой же он светлый…
– Конечно, светлый. Герой гибнет, но мы знаем, что он не опустился, что он сумел выстоять, из мелкого жулика поднялся до героя.
– Герой «Кукушки» выступил против казарменного порядка, подавляющего свободу. Вы легко принимаете те правила игры, которые диктует наша жизнь?
– Дело в том, что я работал при советской власти. Тогда формально все стоящее, то, что на самом деле хотелось бы поставить на сцене, было «нельзя». Когда я начинал в режиссуре (я тогда работал в Свердловске), я не мог ставить спектакли, в которых хоть чуть-чуть затрагивались политические вопросы. И естественно, я ставил то, что было вне времени, что было востребовано и тогда, и в перестройку, и сейчас. Всегда есть произведения, не зависящие от политической жизни, от социальных катаклизмов, в которых ты размышляешь о мире с точки зрения всем понятных ценностей: о любви, порядочности, достоинстве, гордости. Это всегда волнует людей. И вот что любопытно: если ты сумел своим спектаклем по-настоящему задеть зрителя, остаться в сердце – ты выиграл. И тебе уже многое прощается.
В Свердловске я поставил спектакль «Красная шапочка». Его закрывали, такой был спектакль, все высматривали в нем разные ассоциации (что естественно, ведь этот фарс Евгений Шварц написал в 37-м году, и ни для кого не было секретом, что такое Волк, что такое Красная Шапочка). И начальство выдало резюме: «спектакль, конечно, показывать зрителю нельзя. Но режиссера – сохранить, мальчик талантливый». Спектакль меня заставили переделать, и он вышел несколько покореженный. Но вопрос об изгнании меня из профессии не встал. Власть меня приняла: «Ой, он чего-то такое поставил! Но это так было пронзительно, это было так смешно! Так трогательно…»
– Еще, я слышала, в армии вы сделали спектакль, который был «принят» начальством благодаря женщинам. Это правда?
– В общем, да, благодарная, а главное, бурная женская реакция, наверное, сыграла свою положительную роль. А так действительно нужно было поставить спектакль к очередной военной дате, и я выбрал пьесу Червинского «Счастье мое». Действие происходит после войны, по ряду обстоятельств девушка должна упросить матроса в его увольнении сделать ей ребенка. Принимать спектакль приехали члены военного совета с женами. В финале показа жена члена военного совета встала и начала аплодировать. Вслед за ней другие жены тоже стали аплодировать. Ну а за женами потянулись и офицеры.
Так что мне удавалось ладить со всеми. Но при этом я не могу сказать, что я такой уж конформист. Я как раз склонен к тому, что постоянно приходится делать выбор, занимать какую-то позицию и отстаивать то, что ты делаешь. Делаешь свое кино, зачастую идя на конфликт, портишь с кем-то отношения ради того, чтобы отстоять свое видение, свое дело.
– Ролан Быков как-то сказал, что главное в профессии – окружать себя правильными людьми. Даже если по-человечески они тебе неприятны.
– Правильно. Вот ко мне пришел артист, про которого я знаю, что у него ужасный характер. Но если он лучше всех сыграет эту роль, конечно, я его возьму.
– Но нервная система…
– Кого это волнует? Моя профессиональная обязанность – договориться с ним, пусть и наступая на собственное горло. Важен результат. Попробуйте заменить в «Чапаеве» Бабочкина – и что будет? Или Збруева в «Ты у меня одна»? Я учился у Александра Музиля и у Георгия Товстоногова, и Товстоногов говорил: распределение ролей – 60 процентов успеха. Правильно распределил роли – имеешь шанс. Неправильно – что бы ты дальше ни делал, успеха не увидишь.
– Вы с юности умели ладить с начальством. Ваши фильмы и спектакли – хиты. Вы производите впечатление очень успешного человека…
– Подождите-подождите. Знаете, вообще вопрос об успешности или неуспешности – это такой болезненный, мне кажется, для всех нас вопрос, что я бы хотел на нем остановиться. Ведь что такое успешная жизнь? Роскошная квартира, супермашина, карьерный рост, как нам всем вдалбливают с экрана телевизора, в кино, во всех этих красивых журналах? А если этого нет, то ты по определению неудачник? Но разве это верно? И главное, ведь этому эталону, идеалу обложек гламурных изданий соответствуют единицы. И значит, все остальное многомиллионное население нашей страны – неудачники. Получается, мы все живем в стране неудачников.
Иллюзии о прекрасной жизни хороши только в юности. Надо признать – к сожалению, жизнь, в принципе, устроена достаточно трагично. Большинство живет так, как оно сложилось, а не так, как оно мечталось, ведь верно? Чаще мы все недореализовались, каждый из нас – в чем-то своем.
Почему никто не говорит, что в этой жизни достаточно быть просто хорошим, порядочным человеком, занимающимся своим делом? И получать от этого удовольствие, а не мучаться от зависти: «ах, у меня нет такой машины, как у такого-то, и квартира не так хороша, и жена – не супермодель…»
Да, как-то так получилось, что у меня сложился такой образ человека, у которого все успешно. Помню, когда я работал в Ленинграде, вышла статья с названием «О, счастливчик». Мол, приехал, и тут же он и лауреат премии Ленинского комсомола, и в 33 года возглавляет Театр Комедии имени Акимова, снял дебют, который тут ж поехал на «Оскара». Все – супер. И главное, ведь так все и было, все правда. Но…
– Неужели чувство неудовлетворенности?
– Да, постоянно испытываешь разочарование, сомнения, какие-то потрясения, гложет ощущение, что что-то не получается. Наверное, и в самом деле вот это мучительное состояние естественно для всякого творческого человека. Художники – люди эмоциональные, нервные, неуравновешенные, взбалмошные. Что про меня говорить – вон, легенда мирового кино Акира Куросава, будучи уже лауреатом «Оскара», будучи на вершине славы, сделал себе харакири. Слава Богу, откачали. Но почему он это сделал?
– А чего вы как творческий человек боитесь больше всего?
– Растерять кураж.
– Ну не знаю, пока вы снимаете один фильм за другим. Для вас режиссура – это уже образ жизни?
– Ну, конечно же, это не работа «по часам». Опять же любой творческий человек живет тем, что он делает, и все мысли его крутятся только вокруг этого.
– Неужели больше ничего не интересует?
– Да как-то нет. Дети, конечно, радуют, семья – все это чудно. Но вот других серьезных интересов нет. И это большое счастье, что найдено то дело, которое может увлекать тебя круглосуточно. Работая в театре, я всерьез всегда удивлялся, как можно прерывать репетиции, уходить в отпуск отдыхать. А главное, я не мог понять, отчего артисты собрались отдыхать, от чего уж они так устали? Играли в спектаклях, да, но это же такое интересное дело! Я просто заболевал в эти перерывы, так они для меня были физически болезненны. Я понимаю, что неправильно устроен, что надо отдыхать, что паузы необходимы. Но что я могу поделать с собой, если мне все хочется, хочется и хочется ставить спектакли, снимать фильмы. Такая у меня потребность.
Беседовала Елена Боброва
– Дмитрий Хананович, сейчас «Астрахан» – это как олицетворение такого сказочно-мелодраматического кино. Кто-то даже заметил, что вы все время снимаете «рождественское кино». А ведь ваш кинодебют – мрачный «Изыди!..» – про еврейские погромы.
– Да, тогда, в начале 1990-х, страна переживала страшное время, помните, общество «Память», в воздухе витало ощущение надвигающейся национальной войны. Поэтому тогда и появилась такая картина.
– А сейчас предпочитаете сказку?
– Ну почему сказку?.. Да, с одной стороны, «Все будет хорошо» – это сказка, а с другой – картина с абсолютно трагичным, на мой взгляд, финалом. «Зал ожидания» – грустная картина, в которой гибнет человек… А вообще все искусство – это сказка. Трагическая сказка, ужасная сказка, мелодраматическая сказка – все можно назвать сказкой. Ведь одно из значений слова «сказка» в словаре – «вымысел». Помните, «над вымыслом слезами обольюсь», говорил Пушкин. Опять же хочу примазаться к классику, который «чувства светлые лирой пробуждал». Я тоже хочу пробуждать светлые чувства. И это не значит, что должны быть только сплошь сантименты. Ведь фильм «Пролетая над гнездом кукушки» – светлый.
– Какой же он светлый…
– Конечно, светлый. Герой гибнет, но мы знаем, что он не опустился, что он сумел выстоять, из мелкого жулика поднялся до героя.
– Герой «Кукушки» выступил против казарменного порядка, подавляющего свободу. Вы легко принимаете те правила игры, которые диктует наша жизнь?
– Дело в том, что я работал при советской власти. Тогда формально все стоящее, то, что на самом деле хотелось бы поставить на сцене, было «нельзя». Когда я начинал в режиссуре (я тогда работал в Свердловске), я не мог ставить спектакли, в которых хоть чуть-чуть затрагивались политические вопросы. И естественно, я ставил то, что было вне времени, что было востребовано и тогда, и в перестройку, и сейчас. Всегда есть произведения, не зависящие от политической жизни, от социальных катаклизмов, в которых ты размышляешь о мире с точки зрения всем понятных ценностей: о любви, порядочности, достоинстве, гордости. Это всегда волнует людей. И вот что любопытно: если ты сумел своим спектаклем по-настоящему задеть зрителя, остаться в сердце – ты выиграл. И тебе уже многое прощается.
В Свердловске я поставил спектакль «Красная шапочка». Его закрывали, такой был спектакль, все высматривали в нем разные ассоциации (что естественно, ведь этот фарс Евгений Шварц написал в 37-м году, и ни для кого не было секретом, что такое Волк, что такое Красная Шапочка). И начальство выдало резюме: «спектакль, конечно, показывать зрителю нельзя. Но режиссера – сохранить, мальчик талантливый». Спектакль меня заставили переделать, и он вышел несколько покореженный. Но вопрос об изгнании меня из профессии не встал. Власть меня приняла: «Ой, он чего-то такое поставил! Но это так было пронзительно, это было так смешно! Так трогательно…»
– Еще, я слышала, в армии вы сделали спектакль, который был «принят» начальством благодаря женщинам. Это правда?
– В общем, да, благодарная, а главное, бурная женская реакция, наверное, сыграла свою положительную роль. А так действительно нужно было поставить спектакль к очередной военной дате, и я выбрал пьесу Червинского «Счастье мое». Действие происходит после войны, по ряду обстоятельств девушка должна упросить матроса в его увольнении сделать ей ребенка. Принимать спектакль приехали члены военного совета с женами. В финале показа жена члена военного совета встала и начала аплодировать. Вслед за ней другие жены тоже стали аплодировать. Ну а за женами потянулись и офицеры.
Так что мне удавалось ладить со всеми. Но при этом я не могу сказать, что я такой уж конформист. Я как раз склонен к тому, что постоянно приходится делать выбор, занимать какую-то позицию и отстаивать то, что ты делаешь. Делаешь свое кино, зачастую идя на конфликт, портишь с кем-то отношения ради того, чтобы отстоять свое видение, свое дело.
– Ролан Быков как-то сказал, что главное в профессии – окружать себя правильными людьми. Даже если по-человечески они тебе неприятны.
– Правильно. Вот ко мне пришел артист, про которого я знаю, что у него ужасный характер. Но если он лучше всех сыграет эту роль, конечно, я его возьму.
– Но нервная система…
– Кого это волнует? Моя профессиональная обязанность – договориться с ним, пусть и наступая на собственное горло. Важен результат. Попробуйте заменить в «Чапаеве» Бабочкина – и что будет? Или Збруева в «Ты у меня одна»? Я учился у Александра Музиля и у Георгия Товстоногова, и Товстоногов говорил: распределение ролей – 60 процентов успеха. Правильно распределил роли – имеешь шанс. Неправильно – что бы ты дальше ни делал, успеха не увидишь.
– Вы с юности умели ладить с начальством. Ваши фильмы и спектакли – хиты. Вы производите впечатление очень успешного человека…
– Подождите-подождите. Знаете, вообще вопрос об успешности или неуспешности – это такой болезненный, мне кажется, для всех нас вопрос, что я бы хотел на нем остановиться. Ведь что такое успешная жизнь? Роскошная квартира, супермашина, карьерный рост, как нам всем вдалбливают с экрана телевизора, в кино, во всех этих красивых журналах? А если этого нет, то ты по определению неудачник? Но разве это верно? И главное, ведь этому эталону, идеалу обложек гламурных изданий соответствуют единицы. И значит, все остальное многомиллионное население нашей страны – неудачники. Получается, мы все живем в стране неудачников.
Иллюзии о прекрасной жизни хороши только в юности. Надо признать – к сожалению, жизнь, в принципе, устроена достаточно трагично. Большинство живет так, как оно сложилось, а не так, как оно мечталось, ведь верно? Чаще мы все недореализовались, каждый из нас – в чем-то своем.
Почему никто не говорит, что в этой жизни достаточно быть просто хорошим, порядочным человеком, занимающимся своим делом? И получать от этого удовольствие, а не мучаться от зависти: «ах, у меня нет такой машины, как у такого-то, и квартира не так хороша, и жена – не супермодель…»
Да, как-то так получилось, что у меня сложился такой образ человека, у которого все успешно. Помню, когда я работал в Ленинграде, вышла статья с названием «О, счастливчик». Мол, приехал, и тут же он и лауреат премии Ленинского комсомола, и в 33 года возглавляет Театр Комедии имени Акимова, снял дебют, который тут ж поехал на «Оскара». Все – супер. И главное, ведь так все и было, все правда. Но…
– Неужели чувство неудовлетворенности?
– Да, постоянно испытываешь разочарование, сомнения, какие-то потрясения, гложет ощущение, что что-то не получается. Наверное, и в самом деле вот это мучительное состояние естественно для всякого творческого человека. Художники – люди эмоциональные, нервные, неуравновешенные, взбалмошные. Что про меня говорить – вон, легенда мирового кино Акира Куросава, будучи уже лауреатом «Оскара», будучи на вершине славы, сделал себе харакири. Слава Богу, откачали. Но почему он это сделал?
– А чего вы как творческий человек боитесь больше всего?
– Растерять кураж.
– Ну не знаю, пока вы снимаете один фильм за другим. Для вас режиссура – это уже образ жизни?
– Ну, конечно же, это не работа «по часам». Опять же любой творческий человек живет тем, что он делает, и все мысли его крутятся только вокруг этого.
– Неужели больше ничего не интересует?
– Да как-то нет. Дети, конечно, радуют, семья – все это чудно. Но вот других серьезных интересов нет. И это большое счастье, что найдено то дело, которое может увлекать тебя круглосуточно. Работая в театре, я всерьез всегда удивлялся, как можно прерывать репетиции, уходить в отпуск отдыхать. А главное, я не мог понять, отчего артисты собрались отдыхать, от чего уж они так устали? Играли в спектаклях, да, но это же такое интересное дело! Я просто заболевал в эти перерывы, так они для меня были физически болезненны. Я понимаю, что неправильно устроен, что надо отдыхать, что паузы необходимы. Но что я могу поделать с собой, если мне все хочется, хочется и хочется ставить спектакли, снимать фильмы. Такая у меня потребность.
Беседовала Елена Боброва
