Культура
Билли Новик: «Я – антициник»
12 ноября
Ценители и любители альтернативной музыки о группе Billy’s band говорят не иначе как об уникальном музыкальном явлении. И они, пожалуй, правы: уютные джазовые фортепианные концерты, авторски прочувствованные игры в Тома Вейтса, драйв и рок-н-ролл в исключительно питерском замесе. Музыка, рвущаяся из сердца, – вот что такое Billy’s band.
– Билли, расскажите, пожалуйста, о вашей любви к контрабасу.
– Любовь случилась в конце девяностых. Это были мои «дикие годы» – незнакомые квартиры, новые люди, ночевки на полу, прогулы на работе. Однажды мне приснилось, что я нахожусь в незнакомой квартире и слышу прекрасные, божественные звуки контрабаса. Во сне я бродил по этой странной коммуналке в поисках источника звука. Проснувшись в холодном поту, я решил во что бы то ни стало раздобыть контрабас и самому научиться играть на нем. Помню, даже присматривал себе инструмент в комиссионном магазине в Апрашке, но денег тогда не было, он стоил девятьсот рублей. Откуда такие деньги?
И потом – счастливый случай – меня пригласили в группу «Оркестр Гарибальди» поиграть на бас-гитаре, фактически помочь записать альбом в студии. Я посмотрел их видео – у них там был контрабасист. Я поинтересовался: «А что это за контрабас?» И лидер группы мне ответил: «Это мой». И мы так договорились: «Вы мне – контрабас, а я вам буду играть все что смогу».
– Отличное начало!
– Контрабас постоял у меня дома. Я попробовал поиграть – мои пальцы просто дымились. Контрабас – очень тяжелый инструмент, физически тяжелый. Идет полная перегруппировка мышц. Сначала у меня ничего не получалось. И тут – еще один счастливый шанс, который я, кстати, не сразу оценил. Нам предложили как молодежной группе, не музыкальной, а просто андеграунд-клубу, поехать в Германию, причем нам даже платили суточные. Наш приятель, который впоследствии стал нашим звукорежиссером, можно сказать, саунд-продюсером, Дмитрий Максимачев посоветовал: «Ребята, если вы хоть чуть-чуть умеете играть, прихватите с собой инструменты. Бавария – это золотое дно для уличных музыкантов. Заработаете денег!» Мы позвонили в Германию, нам сказали, что, к сожалению, никаких электрических инструментов использовать нельзя. Я подумал: «Не проблема! У меня же есть акустический контрабас!» Но как на нем играть?! Ладно, у меня было две недели… Я подобрал практически все на открытых струнах, чтобы пальцы «экономить».
И мы оказались на улицах Германии. И когда ты чувствуешь, что перед тобой стоят человек пятьдесят и слушают, что ты делаешь, тебе уже не до капризов. Больно, но что делать… Назвался груздем – полезай в кузов. Публика! Чужие люди стоят и смотрят! Для начинающих артистов – это эйфория! Это лучшая награда! Плевать на все, они останавливаются, они хлопают и еще покупают твои диски. Что может быть лучше? В общем, мне было все равно, что больно, что руки – в кровь. Это была экспресс-школа игры на контрабасе! Утром я просыпался и с треском разгибал пальцы! Но со временем мышцы перестроились, и сейчас у меня таких проблем, конечно, нет. Я не могу сказать, что я здорово играю на контрабасе, просто очень уверенно это делаю.
– Но публика наверняка считает, что у вас за плечами Консерватория…
– Все настоящие рокабиллы и джазмены подсмеиваются надо мной. Когда они выпивают, они начинают говорить правду в глаза: «Билли, когда же ты научишься играть на контрабасе?!» Вот так. В этом смысле я в облаках не витаю.
– А правда за глаза? Вы завсегдатай сайта «В контакте». Почему? Хочется общения?
– У меня было несколько периодов отношения к «Контакту». Сначала я думал, что это удобная записная книжка, гораздо более функциональная, чем та, что в телефоне, я мог быстро находить тех людей, которые мне были нужны. Потом я просек систему оповещений, рассылку. Когда Billy’s band только начинался, я как раз купил первый компьютер, и чтобы собрать людей в Москве, например, я посылал электронные письма, делал рассылочки «на деревню дедушке» – людям, которые меня не знали.
Подозреваю, что эффекта это никакого не имело, но я считал своим долгом делать. Скопировать e-mail, вставить в окошечко, а потом тебе приходят сообщения, что половина писем не дошла, и ты просматриваешь эти списки, изучаешь, правильно ли у тебя расставлены запятые и пробелы. Я давно этого не делал. Но появился «Контакт», и я понял, что можно приглашать всех тех, кому это надо! Совсем другое дело! Но я стараюсь не злоупотреблять спамом, я не все концерты рекламирую в «Контакте», а только те, на которые действительно нужно сходить, стоящие концерты.
– Поклонники пишут вам добрые послания? Вы им отвечаете?
– Да, я изобрел для себя язык междометий, подразумевающих что-то вроде «я здесь» и «я живой». Я не графоман, нет. Может быть, это плохо, но я думаю, что это хорошо! По крайней мере, в моем печатном лексиконе появилось новое универсальное слово, которое не присутствовало даже в моем фактическом лексиконе, это слово «ага».
Я просто ставлю себя на место тех, кто мне пишет. Если бы я, например, в 1987 году написал огромное письмо Лене Федорову и он бы мне ответил просто: «Ага», я был бы очень счастлив! Да, я был бы счастлив!
– Часто ли вы «живьем» общаетесь с людьми, не имеющими отношения к музыке?
– Да, и это иногда очень интересно. Фактически это люди из реального мира. Они живут нормальной, земной жизнью, пообщаться с ними – все равно что посмотреть детектив задом-наперед. Они заранее все знают… Или, например, если ты любишь оперетту, то интересно же иногда посмотреть фильм ужасов. Интересно расширять кругозор. В некотором смысле такое общение – это расширение кругозора.
– Получается, общение – тоже своего рода работа. Как же вы отдыхаете?
– Я отдыхаю очень примитивно, мне даже немного стыдно. Я ничего не делаю. И даже выходить из дому никуда не хочу. Такой у меня способ отдыха. Раньше я думал, что это у меня такая странная лень, но сейчас я понимаю, что я просто сформировал такой способ отдыха.
– Что, ни книг, ни телевизора?
– Телевизора нет. Телевизор я смотрю только в отелях, потому что это полный тупняк. Когда хочется совсем отупеть, тогда телевизор – это то, что нужно. Книги почитываю редко, но запоями. Последний запой – Борис Акунин. Я весь ушел с головой – от первой до последней книги. Многие говорят, что он надоедает, если его долго читать, но мне он не надоел, я восхищаюсь его слогом и его мыслями, местами очень глубокими, его умением стилизовать. На мой взгляд, его книги – гениальная стилизация!
– Интересный подход к досугу! А к творческой деятельности – более того… Вы работаете без продюсера, мама Андрея Рыжика, гитариста Billy’s band, занимается делами группы?
– Да, Алла Резникова наш координатор и менеджер в одном лице. В некотором смысле продюсер. Она, собственно, дала мне вторую жизнь, она и моя мама тоже. Она меня все время хвалила. Она поверила в меня, в нас с Андреем и с Антоном, увидела в нас что-то. И регулярно выдавала нам свою конструктивную критику по поводу того, что мы делали. Я прислушивался к ней как к человеку, который всегда являлся для меня очень уважаемым. А сейчас – еще более уважаемым! Она помогла мне поверить в себя, избавиться от части комплексов, стать более свободным, позволить себе раскрыть то, чего я в себе и не знал. Она была перманентной поддержкой, стабильной и, видимо, очень мне нужной.
– А вдруг появится продюсер, пообещает бешеный успех?
– Была череда таких продюсеров. Но, когда мы рассматривали в деталях их предложения, мы понимали, что все сводилось к очень банальным отношениям: мы работаем как звери, да, получаем какую-то популярность, но при этом наши карманы остаются пустыми. И ведь так происходит почти со всеми известными группами. Вопрос встал ребром: либо деньги, либо слава. Мы выбрали деньги. Это было групповым решением. Деньги, пусть и небольшие, они нужны для того, чтобы не спиваться. Почему музыканты спиваются? Потому, что, несмотря на их славу, они являются дойными коровами, они собирают стадионы, а им платят по двести баксов. Это настоящий цинизм.
– Вы называете себя антициником. Что это значит?
– Цинизм – это комплекс перед самим собой, это своего рода трусоватость, это защитная реакция. Я раньше был циничен, потом я как-то стал посвободнее, многие комплексы ушли. Особенно с тех пор, как я уехал из Купчино. Цинизм ушел в прошлое вместе с купчинской жизнью. Я понял, что интереснее жить, когда ты не циничен. Интереснее быть в этом смысле, может быть, даже более уязвимым, но более честным. И прежде всего по отношению к себе самому. В школе было трудно быть романтиком, потом я поиграл в циника, а потом это само исчезло. Я – антициник, это значит, я снова – романтик.
– К чему же вы стремитесь – хотя бы в романтических мечтах?
– Есть абсолют, к нему можно стремиться сколько угодно. Мы никогда не достигнем абсолюта. Но главное – продолжать движение. Это и есть вектор развития! Надо стараться, чтобы стало лучше.
– Можно раз навсегда выбрать вектор и не сворачивать?
– Вектор менять не надо, другое дело, каким путем ты пойдешь, по какой дороге. Чем ты свободнее, чем больше у тебя возможностей, тем большим количеством путей ты можешь двигаться. Есть мысль, которую двинул Достоевский, она более реалистичная и понятная: «Тот, кто не идет вверх, идет вниз». Невозможно стоять. Поэтому выбирать не приходится. Вниз идти что-то уже не хочется. В любом новом деле, в любом эксперименте есть риск, я это понимаю, но я иду на это осознанно, ради какой-то большой цели.
– Но ведь всегда приходится чем-то жертвовать ради большой цели?
– Да, я из тех людей, которые склонны к ежесекундному выбору приоритета для достижения чего-то большего. Это началось давно, ребята даже надо мной хохотали, когда я экономил деньги. Например, мы нищенствовали во Франции, зашли в один магазин, хотели купить макарон. И Антоха, наш баянист, выбрал макароны за три евро, а я нашел за полтора. И он обидел меня, сказал обидное слово, понятно какое… А я ответил, что у меня другие ценности, что я коплю на студию. «Кто будет оплачивать студию? Кто?! Какими деньгами?» Мы приехали, я оплатил студию, и мы записали первый альбом «Парижские сезоны». Жлобство это или нет? Да, я пожертвовал, я мог купить макароны чуть лучше качеством. Это же маленькая, но жертва. И так во всем.
Беседовала Анастасия Мурзич
– Билли, расскажите, пожалуйста, о вашей любви к контрабасу.
– Любовь случилась в конце девяностых. Это были мои «дикие годы» – незнакомые квартиры, новые люди, ночевки на полу, прогулы на работе. Однажды мне приснилось, что я нахожусь в незнакомой квартире и слышу прекрасные, божественные звуки контрабаса. Во сне я бродил по этой странной коммуналке в поисках источника звука. Проснувшись в холодном поту, я решил во что бы то ни стало раздобыть контрабас и самому научиться играть на нем. Помню, даже присматривал себе инструмент в комиссионном магазине в Апрашке, но денег тогда не было, он стоил девятьсот рублей. Откуда такие деньги?
И потом – счастливый случай – меня пригласили в группу «Оркестр Гарибальди» поиграть на бас-гитаре, фактически помочь записать альбом в студии. Я посмотрел их видео – у них там был контрабасист. Я поинтересовался: «А что это за контрабас?» И лидер группы мне ответил: «Это мой». И мы так договорились: «Вы мне – контрабас, а я вам буду играть все что смогу».
– Отличное начало!
– Контрабас постоял у меня дома. Я попробовал поиграть – мои пальцы просто дымились. Контрабас – очень тяжелый инструмент, физически тяжелый. Идет полная перегруппировка мышц. Сначала у меня ничего не получалось. И тут – еще один счастливый шанс, который я, кстати, не сразу оценил. Нам предложили как молодежной группе, не музыкальной, а просто андеграунд-клубу, поехать в Германию, причем нам даже платили суточные. Наш приятель, который впоследствии стал нашим звукорежиссером, можно сказать, саунд-продюсером, Дмитрий Максимачев посоветовал: «Ребята, если вы хоть чуть-чуть умеете играть, прихватите с собой инструменты. Бавария – это золотое дно для уличных музыкантов. Заработаете денег!» Мы позвонили в Германию, нам сказали, что, к сожалению, никаких электрических инструментов использовать нельзя. Я подумал: «Не проблема! У меня же есть акустический контрабас!» Но как на нем играть?! Ладно, у меня было две недели… Я подобрал практически все на открытых струнах, чтобы пальцы «экономить».
И мы оказались на улицах Германии. И когда ты чувствуешь, что перед тобой стоят человек пятьдесят и слушают, что ты делаешь, тебе уже не до капризов. Больно, но что делать… Назвался груздем – полезай в кузов. Публика! Чужие люди стоят и смотрят! Для начинающих артистов – это эйфория! Это лучшая награда! Плевать на все, они останавливаются, они хлопают и еще покупают твои диски. Что может быть лучше? В общем, мне было все равно, что больно, что руки – в кровь. Это была экспресс-школа игры на контрабасе! Утром я просыпался и с треском разгибал пальцы! Но со временем мышцы перестроились, и сейчас у меня таких проблем, конечно, нет. Я не могу сказать, что я здорово играю на контрабасе, просто очень уверенно это делаю.
– Но публика наверняка считает, что у вас за плечами Консерватория…
– Все настоящие рокабиллы и джазмены подсмеиваются надо мной. Когда они выпивают, они начинают говорить правду в глаза: «Билли, когда же ты научишься играть на контрабасе?!» Вот так. В этом смысле я в облаках не витаю.
– А правда за глаза? Вы завсегдатай сайта «В контакте». Почему? Хочется общения?
– У меня было несколько периодов отношения к «Контакту». Сначала я думал, что это удобная записная книжка, гораздо более функциональная, чем та, что в телефоне, я мог быстро находить тех людей, которые мне были нужны. Потом я просек систему оповещений, рассылку. Когда Billy’s band только начинался, я как раз купил первый компьютер, и чтобы собрать людей в Москве, например, я посылал электронные письма, делал рассылочки «на деревню дедушке» – людям, которые меня не знали.
Подозреваю, что эффекта это никакого не имело, но я считал своим долгом делать. Скопировать e-mail, вставить в окошечко, а потом тебе приходят сообщения, что половина писем не дошла, и ты просматриваешь эти списки, изучаешь, правильно ли у тебя расставлены запятые и пробелы. Я давно этого не делал. Но появился «Контакт», и я понял, что можно приглашать всех тех, кому это надо! Совсем другое дело! Но я стараюсь не злоупотреблять спамом, я не все концерты рекламирую в «Контакте», а только те, на которые действительно нужно сходить, стоящие концерты.
– Поклонники пишут вам добрые послания? Вы им отвечаете?
– Да, я изобрел для себя язык междометий, подразумевающих что-то вроде «я здесь» и «я живой». Я не графоман, нет. Может быть, это плохо, но я думаю, что это хорошо! По крайней мере, в моем печатном лексиконе появилось новое универсальное слово, которое не присутствовало даже в моем фактическом лексиконе, это слово «ага».
Я просто ставлю себя на место тех, кто мне пишет. Если бы я, например, в 1987 году написал огромное письмо Лене Федорову и он бы мне ответил просто: «Ага», я был бы очень счастлив! Да, я был бы счастлив!
– Часто ли вы «живьем» общаетесь с людьми, не имеющими отношения к музыке?
– Да, и это иногда очень интересно. Фактически это люди из реального мира. Они живут нормальной, земной жизнью, пообщаться с ними – все равно что посмотреть детектив задом-наперед. Они заранее все знают… Или, например, если ты любишь оперетту, то интересно же иногда посмотреть фильм ужасов. Интересно расширять кругозор. В некотором смысле такое общение – это расширение кругозора.
– Получается, общение – тоже своего рода работа. Как же вы отдыхаете?
– Я отдыхаю очень примитивно, мне даже немного стыдно. Я ничего не делаю. И даже выходить из дому никуда не хочу. Такой у меня способ отдыха. Раньше я думал, что это у меня такая странная лень, но сейчас я понимаю, что я просто сформировал такой способ отдыха.
– Что, ни книг, ни телевизора?
– Телевизора нет. Телевизор я смотрю только в отелях, потому что это полный тупняк. Когда хочется совсем отупеть, тогда телевизор – это то, что нужно. Книги почитываю редко, но запоями. Последний запой – Борис Акунин. Я весь ушел с головой – от первой до последней книги. Многие говорят, что он надоедает, если его долго читать, но мне он не надоел, я восхищаюсь его слогом и его мыслями, местами очень глубокими, его умением стилизовать. На мой взгляд, его книги – гениальная стилизация!
– Интересный подход к досугу! А к творческой деятельности – более того… Вы работаете без продюсера, мама Андрея Рыжика, гитариста Billy’s band, занимается делами группы?
– Да, Алла Резникова наш координатор и менеджер в одном лице. В некотором смысле продюсер. Она, собственно, дала мне вторую жизнь, она и моя мама тоже. Она меня все время хвалила. Она поверила в меня, в нас с Андреем и с Антоном, увидела в нас что-то. И регулярно выдавала нам свою конструктивную критику по поводу того, что мы делали. Я прислушивался к ней как к человеку, который всегда являлся для меня очень уважаемым. А сейчас – еще более уважаемым! Она помогла мне поверить в себя, избавиться от части комплексов, стать более свободным, позволить себе раскрыть то, чего я в себе и не знал. Она была перманентной поддержкой, стабильной и, видимо, очень мне нужной.
– А вдруг появится продюсер, пообещает бешеный успех?
– Была череда таких продюсеров. Но, когда мы рассматривали в деталях их предложения, мы понимали, что все сводилось к очень банальным отношениям: мы работаем как звери, да, получаем какую-то популярность, но при этом наши карманы остаются пустыми. И ведь так происходит почти со всеми известными группами. Вопрос встал ребром: либо деньги, либо слава. Мы выбрали деньги. Это было групповым решением. Деньги, пусть и небольшие, они нужны для того, чтобы не спиваться. Почему музыканты спиваются? Потому, что, несмотря на их славу, они являются дойными коровами, они собирают стадионы, а им платят по двести баксов. Это настоящий цинизм.
– Вы называете себя антициником. Что это значит?
– Цинизм – это комплекс перед самим собой, это своего рода трусоватость, это защитная реакция. Я раньше был циничен, потом я как-то стал посвободнее, многие комплексы ушли. Особенно с тех пор, как я уехал из Купчино. Цинизм ушел в прошлое вместе с купчинской жизнью. Я понял, что интереснее жить, когда ты не циничен. Интереснее быть в этом смысле, может быть, даже более уязвимым, но более честным. И прежде всего по отношению к себе самому. В школе было трудно быть романтиком, потом я поиграл в циника, а потом это само исчезло. Я – антициник, это значит, я снова – романтик.
– К чему же вы стремитесь – хотя бы в романтических мечтах?
– Есть абсолют, к нему можно стремиться сколько угодно. Мы никогда не достигнем абсолюта. Но главное – продолжать движение. Это и есть вектор развития! Надо стараться, чтобы стало лучше.
– Можно раз навсегда выбрать вектор и не сворачивать?
– Вектор менять не надо, другое дело, каким путем ты пойдешь, по какой дороге. Чем ты свободнее, чем больше у тебя возможностей, тем большим количеством путей ты можешь двигаться. Есть мысль, которую двинул Достоевский, она более реалистичная и понятная: «Тот, кто не идет вверх, идет вниз». Невозможно стоять. Поэтому выбирать не приходится. Вниз идти что-то уже не хочется. В любом новом деле, в любом эксперименте есть риск, я это понимаю, но я иду на это осознанно, ради какой-то большой цели.
– Но ведь всегда приходится чем-то жертвовать ради большой цели?
– Да, я из тех людей, которые склонны к ежесекундному выбору приоритета для достижения чего-то большего. Это началось давно, ребята даже надо мной хохотали, когда я экономил деньги. Например, мы нищенствовали во Франции, зашли в один магазин, хотели купить макарон. И Антоха, наш баянист, выбрал макароны за три евро, а я нашел за полтора. И он обидел меня, сказал обидное слово, понятно какое… А я ответил, что у меня другие ценности, что я коплю на студию. «Кто будет оплачивать студию? Кто?! Какими деньгами?» Мы приехали, я оплатил студию, и мы записали первый альбом «Парижские сезоны». Жлобство это или нет? Да, я пожертвовал, я мог купить макароны чуть лучше качеством. Это же маленькая, но жертва. И так во всем.
Беседовала Анастасия Мурзич
