Культура
Ольга Бородина: «Быть мамой – мое главное предназначение»
07 февраля
Вчера российская примадонна Ольга Бородина выступила в партии герцогини Бульонской в премьерном спектакле «Адриенна Лекуврер» по опере Франческо Чилеа в нью-йоркской «Метрополитен-опера». Ее партнерами стали знаменитый тенор Пласидо Доминго, отмечающий в этот день 40-летие своего сотрудничества с «Метрополитен», и мегазвезда мировой оперной сцены Мария Гулегина. Перед знаменательным событием певица уделила время корреспонденту «НВ».
– Ольга, со времени нашей прошлой встречи прошло без малого три с половиной года. Какие эпизоды вашей жизни и карьеры за этот срок стали самыми важными?
– Событий случилось много. Мне дали Государственную премию – «За создание эпических оперных образов». Я впервые спела партию Лауры в «Джоконде» Понкьелли в «Метрополитен-опера». Замечательная опера, жаль, что я не пела в ней раньше. Осенью у меня прошел камерный концерт в Москве, в зале Чайковского.
– Но почему же вы не спели камерную программу в Петербурге?
– Это и не планировалось. Я теперь редко выступаю в Питере: климат здесь не очень здоровый для певцов.
– Но вы ведь родились в Питере!
– Да, но в детстве я была очень болезненным ребенком и приспособиться к здешнему сырому климату так и не смогла. За границей я чувствую себя намного лучше. Вообще, я люблю солнце, без солнца у меня начинается депрессия.
– Поэтому вы обзавелись виллой в Италии?
– У меня ведь дети! Последние три года я отказываюсь от всех летних контрактов и приглашений, ну, может быть, за исключением разовых концертов. Потому что вывожу детей на море. По той же причине я не соглашаюсь работать на новых постановках. Репетиционный период занимает три-четыре недели, а потом вы еще полтора месяца поете восемь-десять спектаклей. Я не могу оставлять детей надолго, поэтому предпочитаю «вводиться» в уже готовый, отрепетированный и поставленный спектакль.
– Ваш старший сын вроде бы уже взрослый?
– Ему 23 года. Но младшему – всего 5 лет, а среднему – 10. Я им нужна.
– Средний сын учится в Петербурге?
– В хоровой школе при Капелле. Мы не можем отрывать его от учебы. Младшего мы до недавнего времени возили с собой. Но и он в этом году пошел на подготовительные курсы при Капелле. С сентября он пойдет в школу, тогда уезжать надолго станет еще сложнее.
– Не участвуя в премьерных спектаклях, вы отсекаете возможность яркого проявления себя как оперной певицы.
– Что ж, соображения паблисити меня мало заботят в последнее время. Я никогда не отличалась особым фанатизмом в отношении профессии и карьеры. Для меня важнее, чтобы мои дети росли с родителями, чтобы они всегда были рядом. Быть мамой – вот мое главное предназначение.
– Ваш муж, Ильдар Абдразаков, разделяет ваши убеждения? Ведь ему нужно развиваться, строить карьеру. Вы отпускаете его одного?
– Бывает. Как раз будущим летом он поедет в Зальцбург, петь Моисея в опере Россини «Моисей и фараон». Хотя он отказался в прошлом году от партии «Дон Жуана» в спектакле Клауса Гута. Вообще, мне кажется, что уровень зальцбургского фестиваля год от году снижается.
– А как складываются ваши отношения с Венской оперой? У вас там случился конфликт с руководством, вышел громкий скандал…
– С Венской оперой отношения пока не наладила. Но директор Венской оперы дорабатывает буквально последние дни. Когда он оттуда уйдет, надеюсь, все встанет на свои места. Просто я не могла мириться с фашистскими методами его руководства театром. То, как он обращается с людьми, иначе не назовешь. Я разговаривала со многими певцами – с той же Деборой Войт, – она полностью со мной согласна. У нее тоже был конфликт с директором, и она уехала из Вены.
– Однако хотим мы этого или нет, сейчас на дворе – век, в котором главным действующим лицом, главной фигурой оперного процесса становится именно менеджер.
– Есть разные менеджеры. Одним из лучших я считаю Питера Гелба, директора «Метрополитен-опера». В его театре все работает как часы. И там ко мне, к Ильдару всегда очень хорошо относятся. Другое дело – то, что за последние пять-десять лет я не видела ни одной по-настоящему выдающейся постановки. И не слышала в новом поколении ни одного по-настоящему крупного, масштабного певца – уровня Пласидо Доминго или Паваротти. Кто-то поет хуже, кто-то получше, кто-то и вовсе замечательно. Но мне в них всегда чего-то не хватает: какой-то изюминки, чтоб было от чего сойти с ума. Но когда слушаешь Доминго, даже сейчас, на закате его карьеры, приходишь в совершенный восторг, до слез. Такого пения я не слышала больше ни у кого за все эти годы.
– Ваш старший сын живет с вами?
– Да. Еще няня приходит пять раз в неделю, а два дня мы управляемся сами. Так что нам весело живется: приходится и убирать, и готовить, и за уроками младших следить. Тем не менее график выступлений у меня очень плотный. Вот, например, сейчас предстоит спеть серию спектаклей «Адриенна Лекуврер» в «Метрополитен-опера», в марте мы с Ильдаром поем в Лондоне «Реквием» Верди под управлением Антонио Паппано. А декабрь вообще был сумасшедший: после Москвы я полетела в Мадрид, спела там, потом вернулась в Москву. Мы должны были записывать новогоднюю программу на канале «Культура». Но в связи с финансовым кризисом запись отменили. Сказали, что им прикрыли финансирование, так что они обошлись в новогоднюю ночь «нарезками» из старых записей.
– В России многие ощутили последствия кризиса. Многих сократили, кому-то урезали зарплату. Чувствуются ли последствия финансового кризиса на Западе?
– Да, в общем чувствуются. Правда, мы в оперной сфере пока не ощутили сокращения бюджетов, гонораров и числа постановок.
Беседу вела Гюляра Садых-заде
– Ольга, со времени нашей прошлой встречи прошло без малого три с половиной года. Какие эпизоды вашей жизни и карьеры за этот срок стали самыми важными?
– Событий случилось много. Мне дали Государственную премию – «За создание эпических оперных образов». Я впервые спела партию Лауры в «Джоконде» Понкьелли в «Метрополитен-опера». Замечательная опера, жаль, что я не пела в ней раньше. Осенью у меня прошел камерный концерт в Москве, в зале Чайковского.
– Но почему же вы не спели камерную программу в Петербурге?
– Это и не планировалось. Я теперь редко выступаю в Питере: климат здесь не очень здоровый для певцов.
– Но вы ведь родились в Питере!
– Да, но в детстве я была очень болезненным ребенком и приспособиться к здешнему сырому климату так и не смогла. За границей я чувствую себя намного лучше. Вообще, я люблю солнце, без солнца у меня начинается депрессия.
– Поэтому вы обзавелись виллой в Италии?
– У меня ведь дети! Последние три года я отказываюсь от всех летних контрактов и приглашений, ну, может быть, за исключением разовых концертов. Потому что вывожу детей на море. По той же причине я не соглашаюсь работать на новых постановках. Репетиционный период занимает три-четыре недели, а потом вы еще полтора месяца поете восемь-десять спектаклей. Я не могу оставлять детей надолго, поэтому предпочитаю «вводиться» в уже готовый, отрепетированный и поставленный спектакль.
– Ваш старший сын вроде бы уже взрослый?
– Ему 23 года. Но младшему – всего 5 лет, а среднему – 10. Я им нужна.
– Средний сын учится в Петербурге?
– В хоровой школе при Капелле. Мы не можем отрывать его от учебы. Младшего мы до недавнего времени возили с собой. Но и он в этом году пошел на подготовительные курсы при Капелле. С сентября он пойдет в школу, тогда уезжать надолго станет еще сложнее.
– Не участвуя в премьерных спектаклях, вы отсекаете возможность яркого проявления себя как оперной певицы.
– Что ж, соображения паблисити меня мало заботят в последнее время. Я никогда не отличалась особым фанатизмом в отношении профессии и карьеры. Для меня важнее, чтобы мои дети росли с родителями, чтобы они всегда были рядом. Быть мамой – вот мое главное предназначение.
– Ваш муж, Ильдар Абдразаков, разделяет ваши убеждения? Ведь ему нужно развиваться, строить карьеру. Вы отпускаете его одного?
– Бывает. Как раз будущим летом он поедет в Зальцбург, петь Моисея в опере Россини «Моисей и фараон». Хотя он отказался в прошлом году от партии «Дон Жуана» в спектакле Клауса Гута. Вообще, мне кажется, что уровень зальцбургского фестиваля год от году снижается.
– А как складываются ваши отношения с Венской оперой? У вас там случился конфликт с руководством, вышел громкий скандал…
– С Венской оперой отношения пока не наладила. Но директор Венской оперы дорабатывает буквально последние дни. Когда он оттуда уйдет, надеюсь, все встанет на свои места. Просто я не могла мириться с фашистскими методами его руководства театром. То, как он обращается с людьми, иначе не назовешь. Я разговаривала со многими певцами – с той же Деборой Войт, – она полностью со мной согласна. У нее тоже был конфликт с директором, и она уехала из Вены.
– Однако хотим мы этого или нет, сейчас на дворе – век, в котором главным действующим лицом, главной фигурой оперного процесса становится именно менеджер.
– Есть разные менеджеры. Одним из лучших я считаю Питера Гелба, директора «Метрополитен-опера». В его театре все работает как часы. И там ко мне, к Ильдару всегда очень хорошо относятся. Другое дело – то, что за последние пять-десять лет я не видела ни одной по-настоящему выдающейся постановки. И не слышала в новом поколении ни одного по-настоящему крупного, масштабного певца – уровня Пласидо Доминго или Паваротти. Кто-то поет хуже, кто-то получше, кто-то и вовсе замечательно. Но мне в них всегда чего-то не хватает: какой-то изюминки, чтоб было от чего сойти с ума. Но когда слушаешь Доминго, даже сейчас, на закате его карьеры, приходишь в совершенный восторг, до слез. Такого пения я не слышала больше ни у кого за все эти годы.
– Ваш старший сын живет с вами?
– Да. Еще няня приходит пять раз в неделю, а два дня мы управляемся сами. Так что нам весело живется: приходится и убирать, и готовить, и за уроками младших следить. Тем не менее график выступлений у меня очень плотный. Вот, например, сейчас предстоит спеть серию спектаклей «Адриенна Лекуврер» в «Метрополитен-опера», в марте мы с Ильдаром поем в Лондоне «Реквием» Верди под управлением Антонио Паппано. А декабрь вообще был сумасшедший: после Москвы я полетела в Мадрид, спела там, потом вернулась в Москву. Мы должны были записывать новогоднюю программу на канале «Культура». Но в связи с финансовым кризисом запись отменили. Сказали, что им прикрыли финансирование, так что они обошлись в новогоднюю ночь «нарезками» из старых записей.
– В России многие ощутили последствия кризиса. Многих сократили, кому-то урезали зарплату. Чувствуются ли последствия финансового кризиса на Западе?
– Да, в общем чувствуются. Правда, мы в оперной сфере пока не ощутили сокращения бюджетов, гонораров и числа постановок.
Беседу вела Гюляра Садых-заде
