Общество
Кунаки-разбойники
13 мартa
Просматривая недавний доклад комитета по внешним связям о выполнении городской программы «Толерантность», обратил внимание на такие слова: «Оценка остроты социальных конфликтов петербуржцами в 2008 году по сравнению с 2007-м понизилась. Если в 2007 году 44 процента горожан были уверены, что межнациональные конфликты в городе существуют, то сейчас таких лишь 33 процента».
Выходит, согласно статистике уровень толерантности петербуржцев вырос, а страх перед мигрантами остался. И проблема вовсе не в том, что горожане нетерпимы к приезжим, а в формировании сфер высокой концентрации мигрантов, в которых петербуржцы ощущают себя в чуждой социокультурной среде. Мы давно уже привыкли к городкам из вагончиков около каждой большой стройки и смуглолицым людям, собирающимся поблизости. Привыкли и к «некоренному» лицу за рулем переполненной маршрутки, которая везет нас по утрам на работу. Мы научились легко, без запинок произносить слово «гастарбайтер», которое еще лет пять назад казалось экзотическим, не имеющим никакого практического, обиходного для нас значения. Десятки тысяч мигрантов – в основном из бывших союзных республик – уже давно стали частью питерского «народонаселения».
Да, мы привыкли к чужакам. Мы готовы, пусть и с оговорками, признать, что без них нам будет труднее построить вторую сцену Мариинки, что фасады многих наших домов останутся без ремонта, а дворы станут грязнее. Но при этом мы боимся по вечерам проходить мимо строек с их непременными вагончиками и тех домов, в которых компактно проживают «лица другой национальности». Мы не знаем ни их языка, ни традиций, ни поведенческих установок. Мы боимся чужаков. Эти страхи, наверное, естественны для любого общества. Страх возникновения «чайна-тауна».
А в последние, кризисные месяцы появились и новые страхи. А вдруг такое случится, что многие тысячи гастарбайтеров окажутся без работы. И что они будут делать? На большую дорогу выйдут? Или будут мирно строить дома для города?
В прошлом году разрешение на работу в Петербурге получили более 200 тысяч иностранцев, подавляющее большинство из них, конечно же, выходцы из бывших советских республик. Сколько гастарбайтеров вернулись домой, доподлинно неизвестно. Говорят, процентов двадцать. Остальные… Впрочем, о дальнейшей судьбе остальных эксперты гадают с самого начала кризисных времен. Где и как они будут зарабатывать? Чего от них ждать?
Надо как-то жить
– Экономический кризис привел к тому, что наметившееся было возвращение мигрантов в правовое поле сменилось регрессом, – говорит Юрий Симонов, сотрудник рекрутинговой компании «Вояжер». – Сегодня на рынке переизбыток рабочей силы, мало вакансий – у работодателя появилось больше возможностей для выбора. У таджиков, как правило, недостаточно высокая квалификация, и наниматель, получив упомянутые «кризисные» возможности, скорее всего, предпочтет русского. К тому же в нынешних условиях все хотят сэкономить, например вербуя таджиков на стройку через черных бригадиров. До недавнего времени солидные компании могли себе позволить не мелочиться, вкладываясь в социальный пакет для своих рабочих, сегодня – нет.
…В Старой Деревне находится одна из организаций таджикской диаспоры. В крохотном офисе, арендованном у салона красоты, готовят номера газеты «Азия мигрант», принимают соотечественников, которые хотели бы найти приличную работу.
– У нас жесткое правило: липовыми регистрациями мы не занимаемся, – рассказывает юрист Мухиддин Муминов, – нужных той или иной фирме работников, предоставляем только после соответствующего договора. Мы ведем список фирм, которые обманывают наших рабочих. Фактически мы отбираем работу у черных бригадиров, которые нам тоже хорошо известны. Получение разрешения на работу и подтверждение квалификации занимает от 20 до 60 дней, и все это время людям надо как-то жить. Мы стараемся помочь им устроиться, чтобы они не нанимались за копейки под честное слово. Но удержать удается не всех, особенно сейчас, когда не найти работу.
На улице у офиса Мухиддина прогуливаются трое милиционеров. Они, естественно, знают, что сюда со всех концов города стекаются таджики, знают и о том, что у некоторых из них не все в порядке с регистрацией.
– Наши отношения с милицией потихоньку нормализуются. Раньше был беспредел, – вспоминает Зайнутдин. – У ребят регистрации рвали в клочья, если они не хотели наряду сто рублей платить. А таджику, чтобы такую бумагу получить, нужно километры очередей простоять. Или бывало так: день зарплаты – смотришь, а у выхода со стройки уже стоит уазик. Ребята говорят охране: «У нас же сейчас все отберут…» Те отвечают: мол, смена закончилась, и на территории объекта оставаться нельзя. Сейчас милицейское начальство пытается с этим бороться – с нами встречаются, заявления принимают.
Пару лет назад трое пьяных милиционеров вывезли задержанных таджиков в район Пискаревского лесопарка и стали развлекаться – стрелять из табельного оружия боевыми патронами по пивным банкам, установленным на головах пленников. Таджики были не гастарбайтерами, а студентами из приличных семей – посмели жаловаться. Вопреки расхожему ныне стереотипу никакой дядя сверху и не думал чинить препятствия в расследовании этого дела. Виновных задержали и осудили.
– Совсем поборы, увы, не исчезли, – констатирует Мухиддин Муминов. – Даже мои документы как-то раз пытались «признать» липовыми, что уж говорить о простых работягах. Некоторых забирают в милицию, даже если у них нет ни копейки денег. Опытные милиционеры знают, что вскоре их приедут выкупать родственники или друзья. Блюстители порядка получают за это сто рублей.
Электрик и две его жены
Хаел уже год трудится дворником на улице Савушкина. Он доволен. Работая здесь, он, помимо прочего, получает уникальную возможность собирать «секонд- хенд»: одежду, мебель, бытовые товары, телевизоры. Они потом отправляются домой. Есть люди, которые тоже имеют на этом свою копейку: организуют сбор вещей в один контейнер. Проблем с российскими таможенниками почти никогда не бывает – все-таки хлам вывозят. Зато при въезде в Таджикистан «секонд-хенд» облагается большими таможенными пошлинами, например, старый холодильник с петербургской помойки в Худжанде обойдется получателю в 3–4 тысячи рублей.
Кризис Хаелу только добавил работы – он взял освободившуюся ставку сантехника. Это еще 4,5 тысячи рублей в месяц. Хотя о существовании канализации Хаел узнал два года назад, говорит, что жалоб на него не было. По крайней мере, по делу.
– У русского всегда таджик виноват, – говорит он. – В одном из домов мы трубы отопления меняли, а вскоре они от мороза полопались. Кто виноват? Конечно, чурка!
В какой-то момент в ЖЭКе долго не могли найти электрика и предложили ему. Но Хаел отказался в пользу друга Зароба. Во-первых, тот хоть что-то понимает в электрике – служил в армии. Во-вторых, Заробу нужно кормить двух жен и трех детей.
– Они у меня нормально ладят, – улыбается новоявленный электрик. – С Лейлой у нас двое детей – они родились, когда мы еще в Оше жили. Потом я поехал в Питер на заработки, а она осталась. Здесь я у Людмилы жил. Она женщина очень строгая – все деньги у меня до копейки забирала и сама моей семье отправляла сколько нужно. Ну а потом я к Питеру привык, и Лейла с детьми ко мне приехала. У нас так многие поступают: привозят семью через год-два. А местную жену куда?
Еще совсем недавно вся семья жила в двухкомнатной квартире, но с началом кризиса была вынуждена переехать в однокомнатную. Жить стало труднее. Однако Зароб искренне удивился моему вопросу: мол, в такой тяжелой ситуации ты, как мужчина, не поглядываешь ли на большую дорогу? «Что ты, – ответил он, – таджики – мирные люди. Другое дело, если в город приезжает с десяток таджикских уголовников. Это может иметь серьезные последствия. Люди они лихие, как правило участвовавшие в гражданской войне и видевшие много крови».
Говоря о мирных таджиках, правда, Зароб немного лукавит. В ГУВД рассказывают, что были отмечены перестрелки между таджиками в Старой Деревне, а также массовые стычки за рабочие места в Невском и Красногвардейском районах. Ведь у таджиков все основано на клановости. Рабочие бригады формируются загодя, на основе родственных связей.
– Бывает так, что один человек договорился на стройку своих земляков привести, – объясняет Зароб. – Люди из Таджикистана приехали, приходят к нужному месту, а там уже другая бригада. Между ними может и конфликт произойти.
Эти конфликты часто бывают куда более кровавыми, чем мы об этом знаем. Таджики не привыкли выносить сор из избы и обращаться к властям. Например, на стройке погибает таджик – ни одного случая иска от родственников не было. Говорят, цена вопроса – 40–50 тысяч рублей от компании-нанимателя.
тем временем
Ашот пришел в редакцию «НВ» с заметкой, вырезанной из нашей газеты. В ней говорилось про американского врача, осужденного за эвтаназию. Едва успели познакомиться – Ашот тут же попросил отправить его в Калифорнию, чтобы ему там «сделали смерть небольно». Жизнь не удалась. Торговля Ашота разорилась, навесили долгов за товар, который он в глаза не видел, а тут еще и двоюродная тетя круто подставила его с кредитом. Тогда-то он и принял отчаянное решение – выследить и ограбить какую-нибудь женщину. Другого способа поправить финансы Ашот не видел.
Однажды вечером он подошел к метро и стал наблюдать за людьми, выходившими из дверей станции. Заприметил солидную даму. Она была явно навеселе. Двинулся за ней, она вошла в подъезд, и он за ней прошмыгнул. Остановился, огляделся и… Он ничего не смог сделать. Не смог переступить последнюю черту.
Илья Снопченко
Выходит, согласно статистике уровень толерантности петербуржцев вырос, а страх перед мигрантами остался. И проблема вовсе не в том, что горожане нетерпимы к приезжим, а в формировании сфер высокой концентрации мигрантов, в которых петербуржцы ощущают себя в чуждой социокультурной среде. Мы давно уже привыкли к городкам из вагончиков около каждой большой стройки и смуглолицым людям, собирающимся поблизости. Привыкли и к «некоренному» лицу за рулем переполненной маршрутки, которая везет нас по утрам на работу. Мы научились легко, без запинок произносить слово «гастарбайтер», которое еще лет пять назад казалось экзотическим, не имеющим никакого практического, обиходного для нас значения. Десятки тысяч мигрантов – в основном из бывших союзных республик – уже давно стали частью питерского «народонаселения».
Да, мы привыкли к чужакам. Мы готовы, пусть и с оговорками, признать, что без них нам будет труднее построить вторую сцену Мариинки, что фасады многих наших домов останутся без ремонта, а дворы станут грязнее. Но при этом мы боимся по вечерам проходить мимо строек с их непременными вагончиками и тех домов, в которых компактно проживают «лица другой национальности». Мы не знаем ни их языка, ни традиций, ни поведенческих установок. Мы боимся чужаков. Эти страхи, наверное, естественны для любого общества. Страх возникновения «чайна-тауна».
А в последние, кризисные месяцы появились и новые страхи. А вдруг такое случится, что многие тысячи гастарбайтеров окажутся без работы. И что они будут делать? На большую дорогу выйдут? Или будут мирно строить дома для города?
В прошлом году разрешение на работу в Петербурге получили более 200 тысяч иностранцев, подавляющее большинство из них, конечно же, выходцы из бывших советских республик. Сколько гастарбайтеров вернулись домой, доподлинно неизвестно. Говорят, процентов двадцать. Остальные… Впрочем, о дальнейшей судьбе остальных эксперты гадают с самого начала кризисных времен. Где и как они будут зарабатывать? Чего от них ждать?
Надо как-то жить
– Экономический кризис привел к тому, что наметившееся было возвращение мигрантов в правовое поле сменилось регрессом, – говорит Юрий Симонов, сотрудник рекрутинговой компании «Вояжер». – Сегодня на рынке переизбыток рабочей силы, мало вакансий – у работодателя появилось больше возможностей для выбора. У таджиков, как правило, недостаточно высокая квалификация, и наниматель, получив упомянутые «кризисные» возможности, скорее всего, предпочтет русского. К тому же в нынешних условиях все хотят сэкономить, например вербуя таджиков на стройку через черных бригадиров. До недавнего времени солидные компании могли себе позволить не мелочиться, вкладываясь в социальный пакет для своих рабочих, сегодня – нет.
…В Старой Деревне находится одна из организаций таджикской диаспоры. В крохотном офисе, арендованном у салона красоты, готовят номера газеты «Азия мигрант», принимают соотечественников, которые хотели бы найти приличную работу.
– У нас жесткое правило: липовыми регистрациями мы не занимаемся, – рассказывает юрист Мухиддин Муминов, – нужных той или иной фирме работников, предоставляем только после соответствующего договора. Мы ведем список фирм, которые обманывают наших рабочих. Фактически мы отбираем работу у черных бригадиров, которые нам тоже хорошо известны. Получение разрешения на работу и подтверждение квалификации занимает от 20 до 60 дней, и все это время людям надо как-то жить. Мы стараемся помочь им устроиться, чтобы они не нанимались за копейки под честное слово. Но удержать удается не всех, особенно сейчас, когда не найти работу.
На улице у офиса Мухиддина прогуливаются трое милиционеров. Они, естественно, знают, что сюда со всех концов города стекаются таджики, знают и о том, что у некоторых из них не все в порядке с регистрацией.
– Наши отношения с милицией потихоньку нормализуются. Раньше был беспредел, – вспоминает Зайнутдин. – У ребят регистрации рвали в клочья, если они не хотели наряду сто рублей платить. А таджику, чтобы такую бумагу получить, нужно километры очередей простоять. Или бывало так: день зарплаты – смотришь, а у выхода со стройки уже стоит уазик. Ребята говорят охране: «У нас же сейчас все отберут…» Те отвечают: мол, смена закончилась, и на территории объекта оставаться нельзя. Сейчас милицейское начальство пытается с этим бороться – с нами встречаются, заявления принимают.
Пару лет назад трое пьяных милиционеров вывезли задержанных таджиков в район Пискаревского лесопарка и стали развлекаться – стрелять из табельного оружия боевыми патронами по пивным банкам, установленным на головах пленников. Таджики были не гастарбайтерами, а студентами из приличных семей – посмели жаловаться. Вопреки расхожему ныне стереотипу никакой дядя сверху и не думал чинить препятствия в расследовании этого дела. Виновных задержали и осудили.
– Совсем поборы, увы, не исчезли, – констатирует Мухиддин Муминов. – Даже мои документы как-то раз пытались «признать» липовыми, что уж говорить о простых работягах. Некоторых забирают в милицию, даже если у них нет ни копейки денег. Опытные милиционеры знают, что вскоре их приедут выкупать родственники или друзья. Блюстители порядка получают за это сто рублей.
Электрик и две его жены
Хаел уже год трудится дворником на улице Савушкина. Он доволен. Работая здесь, он, помимо прочего, получает уникальную возможность собирать «секонд- хенд»: одежду, мебель, бытовые товары, телевизоры. Они потом отправляются домой. Есть люди, которые тоже имеют на этом свою копейку: организуют сбор вещей в один контейнер. Проблем с российскими таможенниками почти никогда не бывает – все-таки хлам вывозят. Зато при въезде в Таджикистан «секонд-хенд» облагается большими таможенными пошлинами, например, старый холодильник с петербургской помойки в Худжанде обойдется получателю в 3–4 тысячи рублей.
Кризис Хаелу только добавил работы – он взял освободившуюся ставку сантехника. Это еще 4,5 тысячи рублей в месяц. Хотя о существовании канализации Хаел узнал два года назад, говорит, что жалоб на него не было. По крайней мере, по делу.
– У русского всегда таджик виноват, – говорит он. – В одном из домов мы трубы отопления меняли, а вскоре они от мороза полопались. Кто виноват? Конечно, чурка!
В какой-то момент в ЖЭКе долго не могли найти электрика и предложили ему. Но Хаел отказался в пользу друга Зароба. Во-первых, тот хоть что-то понимает в электрике – служил в армии. Во-вторых, Заробу нужно кормить двух жен и трех детей.
– Они у меня нормально ладят, – улыбается новоявленный электрик. – С Лейлой у нас двое детей – они родились, когда мы еще в Оше жили. Потом я поехал в Питер на заработки, а она осталась. Здесь я у Людмилы жил. Она женщина очень строгая – все деньги у меня до копейки забирала и сама моей семье отправляла сколько нужно. Ну а потом я к Питеру привык, и Лейла с детьми ко мне приехала. У нас так многие поступают: привозят семью через год-два. А местную жену куда?
Еще совсем недавно вся семья жила в двухкомнатной квартире, но с началом кризиса была вынуждена переехать в однокомнатную. Жить стало труднее. Однако Зароб искренне удивился моему вопросу: мол, в такой тяжелой ситуации ты, как мужчина, не поглядываешь ли на большую дорогу? «Что ты, – ответил он, – таджики – мирные люди. Другое дело, если в город приезжает с десяток таджикских уголовников. Это может иметь серьезные последствия. Люди они лихие, как правило участвовавшие в гражданской войне и видевшие много крови».
Говоря о мирных таджиках, правда, Зароб немного лукавит. В ГУВД рассказывают, что были отмечены перестрелки между таджиками в Старой Деревне, а также массовые стычки за рабочие места в Невском и Красногвардейском районах. Ведь у таджиков все основано на клановости. Рабочие бригады формируются загодя, на основе родственных связей.
– Бывает так, что один человек договорился на стройку своих земляков привести, – объясняет Зароб. – Люди из Таджикистана приехали, приходят к нужному месту, а там уже другая бригада. Между ними может и конфликт произойти.
Эти конфликты часто бывают куда более кровавыми, чем мы об этом знаем. Таджики не привыкли выносить сор из избы и обращаться к властям. Например, на стройке погибает таджик – ни одного случая иска от родственников не было. Говорят, цена вопроса – 40–50 тысяч рублей от компании-нанимателя.
тем временем
Ашот пришел в редакцию «НВ» с заметкой, вырезанной из нашей газеты. В ней говорилось про американского врача, осужденного за эвтаназию. Едва успели познакомиться – Ашот тут же попросил отправить его в Калифорнию, чтобы ему там «сделали смерть небольно». Жизнь не удалась. Торговля Ашота разорилась, навесили долгов за товар, который он в глаза не видел, а тут еще и двоюродная тетя круто подставила его с кредитом. Тогда-то он и принял отчаянное решение – выследить и ограбить какую-нибудь женщину. Другого способа поправить финансы Ашот не видел.
Однажды вечером он подошел к метро и стал наблюдать за людьми, выходившими из дверей станции. Заприметил солидную даму. Она была явно навеселе. Двинулся за ней, она вошла в подъезд, и он за ней прошмыгнул. Остановился, огляделся и… Он ничего не смог сделать. Не смог переступить последнюю черту.
Илья Снопченко
