Культура
«В искусстве свободы больше, чем в политике»
15 июня
Зураб Церетели не просто художник и скульптор – он настоящее явление в художественной жизни Москвы и даже всей России, он тот, кого даже если и не любят, то признают как мощную личность, способную влиять на судьбу российского искусства, как популяризатора нашей страны во всем мире.
Множество монументальных работ Церетели находится в Москве, что в значительной степени изменило за последние годы ее облик, правда, злые языки утверждают, что такой карт-бланш дан Церетели благодаря его дружбе с мэром столицы Юрием Лужковым. Но, видимо, дружить Церетели умеет со всем миром, потому что его монумент «Добро побеждает Зло» стоит перед зданием ООН в Нью-Йорке, скульптурные композиции «Рождение нового человека» установлены в Париже и в Севилье, множество работ находится в Бразилии, Великобритании, Японии, Литве. Энтузиазма Церетели хватило для того, чтобы создать Московский музей современного искусства на Петровке.
Разговор корреспондента «Невского времени» произошел в мастерской Церетели на Большой Грузинской в Москве. Еще утро, Зураб Константинович, повязав красный фартук, увлеченно рисует цветы. Каждый день Церетели пишет одну-две картины. А спит художник, говорят, как Наполеон, всего по три часа в сутки...
– Зураб Константинович, вы удивляете масштабами того, что делаете. Я вчера побывала в вашей галерее на Пречистенке – увидела огромное количество ваших произведений. Чем можете объяснить феномен потрясающей работоспособности?
– Я с детства много рисовал – мои домашние, родители, педагоги поддерживали меня в этом. Мой педагог, великий рисовальщик Василий Шухаев, всегда мне тихо говорил – нельзя было громко, – что искусство существует для искусства. Тогда это для меня не было понятно, потому что всюду – по радио, в газетах – провозглашалось искусство для народа. Мой педагог от коммунистического режима сильно пострадал, прошел ссылки в Сибирь, на Кавказ. Но для нас, студентов, это было счастье, что такие педагоги преподавали в Тбилисской академии художеств. Моя активная работа зависит от моих потребностей. Мне всегда нужно было много работать, важно было правильно увидеть предмет, чтобы развивались рука, глаз. А дальше все, что переносишь на лист, должно идти от сердца. Я так устроен: если меня что-то поражает, восхищает, то непременно хочется идти писать картину и показать ее людям. Это касается не только живописи, но и скульптур, графики, эмали. Вот я сегодня очень рано встал – в шесть утра, это мой привычный режим – и уже успел поработать, что-то нарисовать.
– Но вы же помимо того, что постоянно работающий художник, имеете много обязанностей – общественных, профессиональных – президент Российской академии художеств, посол доброй воли ЮНЕСКО, член Общественной палаты РФ. Как это сочетается одно с другим?
– Когда проходит заседание в ЮНЕСКО, я все время делаю наброски. Может быть, благодаря этому и родилась выставка «Сто работ из Парижа», которая сейчас проходит в Третьяковской галерее. Все время работаю над разными проектами: в 2010 году пройдет Год России во Франции и Франции в России, и потому хочу в Париже показать выставочный проект академии. Думаю, будет интересно посмотреть и нашу школу, и коллекцию музея академии, и современных мастеров – членов Академии художеств. Также мы планируем провести в ЮНЕСКО проект «Мир искусства Кавказа»; французской публике будет представлена школа Санкт-Петербурга, школа Москвы, начиная от талантливых детей, кончая великими мастерами. Показать, чтобы и Франция, и Россия еще раз вспомнили, как многим они обязаны друг другу. Скоро в Петербурге в Русском музее откроется моя персональная выставка. Там будут работы разных лет и новые работы, которые я нигде еще не показывал. Я ведь все время в поиске.
– Всеми признано, что своими монументальными скульптурными работами, мемориальными комплексами вы сильно повлияли на облик Москвы. Художник чувствует ответственность за то, что он делает? Испытывает ли сомнения? В ваш адрес звучат нападки и по поводу того, что вы монополизировали масштабные проекты…
– Еще раз могу вам сказать: я получил хорошую школу, и потому я спокоен за качество того, что я делаю. И уверен в своих силах. Это первое. Второе – все, что я сделал в Москве, – монумент царю Петру, мемориальный комплекс в честь Победы в Великой Отечественной войне на Поклонной горе и многое другое, я сделал со знанием истории. Во многом все это идет в противовес Москве ХХ века с ее сталинскими высотками, той Москве, в которой были запрещены иконы, закрыты церкви, разрушены храмы. А я, работая в институте истории, этнографии и археологии Академии наук Грузии, изучил огромный материал. Именно поэтому было легко и очень интересно работать в храме Христа Спасителя, хотя колоссальный труд Российской академии художеств, ее мастеров трудно переоценить. Меня всегда интересовали масштабные, сложные проекты. И я рад, что мне удалось справиться с подобного рода проектами. Например, эмали для меня не камерные вещи, мне было интересно развивать эмали как предмет монументального искусства. Сейчас я заканчиваю эксперименты по созданию объемной эмали. ...Художник должен уметь войти в пространство, работать в тесной связке с архитекторами, но при этом показать свою индивидуальность. Сейчас этого контакта мало, что совершенно неправильно. Надо уходить от стандарта и создавать образы. Существует проблема исполнителей – техникумы закрыли, мастеров очень мало осталось. Поэтому важно не только родить идею, но и довести ее до конца.
– Почему вы беретесь за множество видов искусства? Кто-то для вас в этом пример?
– Когда я попал в мастерскую Пабло Пикассо, я увидел, что он занимается фарфором. Видно было, как он увлечен. Я тогда удивился тому, что художник имеет право делать что хочет – и живопись, и скульптуру, и фарфор. Нас в Академии художеств ставили на одни рельсы: если учился живописи, то ты только живописец, если – скульптуре, то только скульптор. Я тогда тоже начал заниматься фарфором. Но дело, конечно, не в нем, а в том, что Пикассо на своем примере продемонстрировал безграничную свободу творческого поиска. Марк Шагал тоже на меня оказал большое влияние. От него я научился передавать внутреннее состояние человека, свое индивидуальное отношение к предмету.
Почему мы должны одинаково все трактовать? Таков был принцип соцреализма, и в своем творчестве я стремился уйти от этого, как и многие художники. Мы все разные – по-разному одеваемся, по-разному мыслим. Богатство России в том, чтобы каждый человек мог сказать свое слово. Художник создает гармонию, которая очень важна для живописи, для любого произведения. И это его личная гармония, которую он изливает, постигая мир.
– Детей, увы, и сейчас в художественных школах учат строго в неких рамках, как вы говорите, на одни рельсы ставят…
– С детьми ни в коем случае так нельзя. У них уникальная фантазия, такие идеи и такие возможности это выразить! Они смелее взрослых, намного свободнее. Как можно это запретить и диктовать, что рисовать? Я уже несколько лет провожу мастер-классы. Сначала ходили от силы 10 человек. Сейчас огромное количество – не хватает места. Разные дети бывают – целыми классами приезжают из многих городов России. Студенты приходят. Говорят, мы здесь больше получаем, чем в своих учебных заведениях. Пикассо, будь он жив, был бы поражен – девочки в моей студии так нарисовали собак, что это достойно выставки. И я действительно повезу эти работы во Францию.
– Может ли такое воспитание детей стать национальной идеей в России – свобода творчества под руководством мудрых наставников?
– Я не думал так глобально об этом. Но действительно, воспитать настоящих, неравнодушных людей, любящих свою страну, можно только любовью и неподдельным интересом к ним. Отчего, например, во мне такая любовь к истории? В этом «виновата» моя удивительная преподавательница в школе. Она и замуж не вышла, потому что была всецело преданна своей работе, и так интересно рассказывала на уроках, что мы чувствовали, насколько предмет важен ей самой и потому интересен нам.
– Ваши скульптуры и памятники рассеяны везде по миру, это можно расценить как миссию – популяризировать российское искусство?
– У меня есть потребность работать, участвовать в конкурсах. Не думаю, что это какая-то моя особая миссия. Просто делаю от души то, что чувствую, и что это нужно сделать, потому что это будет интересно другим. Стараюсь, чтобы мои работы приносили радость, удовольствие людям, заставляли их вспоминать свою историю, великих предков. Бывает иногда, вступают в действие некие политические моменты, которые не есть, конечно, объективная оценка сделанному. Многие выступали против памятника Петру I на Москве-реке. Но теперь я рад, что так было, – это дало мне бешеную рекламу. Благодаря этой ситуации мне удалось сделать за рубежом очень много работ.
– Говорят, когда в Америке 11 сентября 2001 года случился теракт, вы уже на следующий день представили готовый проект памятника… Это не заготовка была?
– Нет конечно! Когда я смотрел страшные кадры по телевизору, у меня по щеке покатилась слеза. И я эту слезу сделал основой памятника-мемориала, посвященного борьбе с международным терроризмом. Монумент был открыт в Нью-Джерси 11 сентября 2006 года. Это был дар России американскому народу. Сейчас в адрес МИД и мне лично приходят письма с благодарностью от американцев.
– С удивлением узнала о том, что теперь, оказывается, Российской академии художеств исполнилось не 250 лет, а 285! Инициатива изменить год рождения шла от вас. Насколько это было нужно?
– Я добился истины и думаю, это очень важно. Я уже говорил, что люблю архивы, историю. Увы, ее до сих пор искажают по тем или иным причинам – то меньшевики, то большевики. Долгое время считалось, что свое летоисчисление Императорская академия художеств ведет со времени выхода указа Екатерины Великой. Но именно 285 лет назад Петр I подписал проект Указа о создании в России Академии художеств и наук. Художества император поставил на первое место. Недавно проходила сессия Российской академии наук, и много говорилось о единстве задач искусства и фундаментальной науки, рассматривалось это как одно целое. Да, 285 лет искусство и наука развиваются в России в рамках академической системы. В ноябре 2009 года мы готовимся провести совместную с Академией наук международную научную конференцию «Искусство и наука в современном мире».
– Можно сегодня общество в России, на ваш взгляд, охарактеризовать как демократическое?
– Уверен, что да. Хотя многое в нас еще осталось от старого времени. В привычке у художников родить идею и просить денег для ее воплощения. А вот этого «дай, дай!», этой эпохи уже нет. Ты сам дай государству. Отдай в музей, передай для народа. Как это принято в европейских странах, например во Франции. Но там, надо отметить, и государство много думает о народе, о культурном достоянии нации. Каждые 10 лет французское правительство принимает решение о большом пополнении музейных государственных фондов новыми произведениями искусства. Это культурный вклад, дар для своего народа. Это есть настоящие богатства государственные. Ведь вот сегодня есть нефть, а завтра – нет. А искусство останется всегда. В свое время по поручению президента Жака Ширака была проведена грандиозная выставка. Таир Салахов и я участвовали в подготовке экспозиции. Тогда основу ее составили именно русские художники – Кандинский, Шагал, Малевич.
– Столько, сколько вы создали скульптур наших знаменитых соотечественников, не создал никто. Вас не смущает, что вас считают придворным художником и даже конъюнктурщиком?
– Я создаю образы тех, кто прославил Россию в Серебряный век, – Цветаеву, Есенина, Ахматову, Пастернака, потому что считаю святой обязанностью помнить нашу историю. Это мой крик души. И я вижу своих замечательных современников, которые не менее достойны тех великих гигантов нашей культуры. Я создал образы Андрея Вознесенского, Беллы Ахмадулиной, Андрея Дементьева, Жореса Алферова, Валерия Гергиева – и многих других, тех, кто прославляет Россию. Если это называют конъюнктурой, то я согласен и дальше называться конъюнктурщиком.
– И не собираетесь защищаться от нападок?
– Я на критику и брань не обращаю внимания. Я смотрю, как реагирует народ – зрителя не обманешь. Помню, когда я только начал Петра устанавливать, меня спрашивали, почему Петра? Может, потому, что привыкли к Ленину, Сталину, Марксу и Энгельсу? А сейчас люди поняли, кому обязана Россия своим развитием – многим своим самодержцам, талантливым ярким личностям. Вот и в Петербурге поставили монумент Петру, хотя сначала звучала критика. А в прошедший День города к нему несли и несли цветы. И скульптуру первого президента Российской академии художеств Ивану Шувалову поставил. Считаю, памятник обязательно надо было сделать. Надо чтить наших уникальнейших предков.
– Недавно, беря у большого театрального режиссера Льва Додина интервью для нашей газеты, затронули тему – художник и власть. И он сказал о том, что художник не должен идти во власть, но он может помочь продвигать через власть искусство. А как для вас выглядит альянс художника и политики?
– Для талантливого художника власть – семечка. В искусстве заложено больше свободы действия, чем в политике. Если творческих людей будет больше в Думе, в правительстве, в советах – это будет полезно.
– Ельцин, Путин, Лужков, а можно еще и Брежнева вспомнить – вы со всеми уважительно общались, умеете дружить с властью. Но все же видите вы ошибки и просчеты наших руководителей и можете ли как-то оценить эти фигуры?
– Вы говорите, дружу. Да, но не с властью, а с людьми. Все названные вами руководители в первую очередь интересные, талантливые люди. Думаю, я не имею права давать какие-то оценки современным политикам. Даже и эпохе Брежнева. Слишком мало времени миновало. Результаты работы власти в глобальном плане видны много позже. Пройдет время, и останутся те вещи, которые были созданы для людей. Как можно – человек только ушел из жизни, а мы, как трусы, при жизни боялись сказать, а умер – осуждаем. Пусть будут хорошие фильмы, стихи, песни, памятники. Я не смотрю, что было вчера, я смотрю вперед. Не люблю интриг, подлости. Я радуюсь каждому дню, рассвету, природе, счастливым лицам. Мне нравится созидать, творить новое. И мне нравится то время, в которое я живу.
– Да, но современные дети, которые смотрят наше бездарное телевидение, сидят сутками в интернете – не кажутся ли они вам ущербными, ведь детство и ваше, и мое было избавлено от подобного влияния на мозги?
– В нашем детстве главным было слово «не положено». Поэтому современным детям как раз можно позавидовать, у них больше свободы. А чтобы не было мусора в их головах, нужно больше заниматься их воспитанием, любить их, живое человеческое общение должно быть…
– Скажите, пожалуйста, как мудрый гуру, что же делать в Петербурге с застройками? Многие жители противятся привнесению чего-то модернового. Но без новых архитектурных сооружений не обойтись…
– Как в Париже, надо строить отдельный район – смелее и ярче, не смешивая его со стариной. Уникальный архитектурный ансамбль Петербурга обязательно надо сохранить.
– А что для вас Бог?
– Знаю, что он существует. Если ты правильно шагаешь в жизни, Бог помогает. Бог все видит. Если ты что-то плохое сделаешь, Бог накажет. Я хочу для людей создать образ Иисуса Христа в скульптуре. Через искусство показать Бога. В проекте это 33-метровая скульптура, а в основании – музейное пространство. По-моему, такого еще нет нигде. Пусть люди останавливаются, смотрят, может быть, это впечатление для кого-то станет поворотным в их жизни.
Беседовала Елена Добрякова
Множество монументальных работ Церетели находится в Москве, что в значительной степени изменило за последние годы ее облик, правда, злые языки утверждают, что такой карт-бланш дан Церетели благодаря его дружбе с мэром столицы Юрием Лужковым. Но, видимо, дружить Церетели умеет со всем миром, потому что его монумент «Добро побеждает Зло» стоит перед зданием ООН в Нью-Йорке, скульптурные композиции «Рождение нового человека» установлены в Париже и в Севилье, множество работ находится в Бразилии, Великобритании, Японии, Литве. Энтузиазма Церетели хватило для того, чтобы создать Московский музей современного искусства на Петровке.
Разговор корреспондента «Невского времени» произошел в мастерской Церетели на Большой Грузинской в Москве. Еще утро, Зураб Константинович, повязав красный фартук, увлеченно рисует цветы. Каждый день Церетели пишет одну-две картины. А спит художник, говорят, как Наполеон, всего по три часа в сутки...
– Зураб Константинович, вы удивляете масштабами того, что делаете. Я вчера побывала в вашей галерее на Пречистенке – увидела огромное количество ваших произведений. Чем можете объяснить феномен потрясающей работоспособности?
– Я с детства много рисовал – мои домашние, родители, педагоги поддерживали меня в этом. Мой педагог, великий рисовальщик Василий Шухаев, всегда мне тихо говорил – нельзя было громко, – что искусство существует для искусства. Тогда это для меня не было понятно, потому что всюду – по радио, в газетах – провозглашалось искусство для народа. Мой педагог от коммунистического режима сильно пострадал, прошел ссылки в Сибирь, на Кавказ. Но для нас, студентов, это было счастье, что такие педагоги преподавали в Тбилисской академии художеств. Моя активная работа зависит от моих потребностей. Мне всегда нужно было много работать, важно было правильно увидеть предмет, чтобы развивались рука, глаз. А дальше все, что переносишь на лист, должно идти от сердца. Я так устроен: если меня что-то поражает, восхищает, то непременно хочется идти писать картину и показать ее людям. Это касается не только живописи, но и скульптур, графики, эмали. Вот я сегодня очень рано встал – в шесть утра, это мой привычный режим – и уже успел поработать, что-то нарисовать.
– Но вы же помимо того, что постоянно работающий художник, имеете много обязанностей – общественных, профессиональных – президент Российской академии художеств, посол доброй воли ЮНЕСКО, член Общественной палаты РФ. Как это сочетается одно с другим?
– Когда проходит заседание в ЮНЕСКО, я все время делаю наброски. Может быть, благодаря этому и родилась выставка «Сто работ из Парижа», которая сейчас проходит в Третьяковской галерее. Все время работаю над разными проектами: в 2010 году пройдет Год России во Франции и Франции в России, и потому хочу в Париже показать выставочный проект академии. Думаю, будет интересно посмотреть и нашу школу, и коллекцию музея академии, и современных мастеров – членов Академии художеств. Также мы планируем провести в ЮНЕСКО проект «Мир искусства Кавказа»; французской публике будет представлена школа Санкт-Петербурга, школа Москвы, начиная от талантливых детей, кончая великими мастерами. Показать, чтобы и Франция, и Россия еще раз вспомнили, как многим они обязаны друг другу. Скоро в Петербурге в Русском музее откроется моя персональная выставка. Там будут работы разных лет и новые работы, которые я нигде еще не показывал. Я ведь все время в поиске.
– Всеми признано, что своими монументальными скульптурными работами, мемориальными комплексами вы сильно повлияли на облик Москвы. Художник чувствует ответственность за то, что он делает? Испытывает ли сомнения? В ваш адрес звучат нападки и по поводу того, что вы монополизировали масштабные проекты…
– Еще раз могу вам сказать: я получил хорошую школу, и потому я спокоен за качество того, что я делаю. И уверен в своих силах. Это первое. Второе – все, что я сделал в Москве, – монумент царю Петру, мемориальный комплекс в честь Победы в Великой Отечественной войне на Поклонной горе и многое другое, я сделал со знанием истории. Во многом все это идет в противовес Москве ХХ века с ее сталинскими высотками, той Москве, в которой были запрещены иконы, закрыты церкви, разрушены храмы. А я, работая в институте истории, этнографии и археологии Академии наук Грузии, изучил огромный материал. Именно поэтому было легко и очень интересно работать в храме Христа Спасителя, хотя колоссальный труд Российской академии художеств, ее мастеров трудно переоценить. Меня всегда интересовали масштабные, сложные проекты. И я рад, что мне удалось справиться с подобного рода проектами. Например, эмали для меня не камерные вещи, мне было интересно развивать эмали как предмет монументального искусства. Сейчас я заканчиваю эксперименты по созданию объемной эмали. ...Художник должен уметь войти в пространство, работать в тесной связке с архитекторами, но при этом показать свою индивидуальность. Сейчас этого контакта мало, что совершенно неправильно. Надо уходить от стандарта и создавать образы. Существует проблема исполнителей – техникумы закрыли, мастеров очень мало осталось. Поэтому важно не только родить идею, но и довести ее до конца.
– Почему вы беретесь за множество видов искусства? Кто-то для вас в этом пример?
– Когда я попал в мастерскую Пабло Пикассо, я увидел, что он занимается фарфором. Видно было, как он увлечен. Я тогда удивился тому, что художник имеет право делать что хочет – и живопись, и скульптуру, и фарфор. Нас в Академии художеств ставили на одни рельсы: если учился живописи, то ты только живописец, если – скульптуре, то только скульптор. Я тогда тоже начал заниматься фарфором. Но дело, конечно, не в нем, а в том, что Пикассо на своем примере продемонстрировал безграничную свободу творческого поиска. Марк Шагал тоже на меня оказал большое влияние. От него я научился передавать внутреннее состояние человека, свое индивидуальное отношение к предмету.
Почему мы должны одинаково все трактовать? Таков был принцип соцреализма, и в своем творчестве я стремился уйти от этого, как и многие художники. Мы все разные – по-разному одеваемся, по-разному мыслим. Богатство России в том, чтобы каждый человек мог сказать свое слово. Художник создает гармонию, которая очень важна для живописи, для любого произведения. И это его личная гармония, которую он изливает, постигая мир.
– Детей, увы, и сейчас в художественных школах учат строго в неких рамках, как вы говорите, на одни рельсы ставят…
– С детьми ни в коем случае так нельзя. У них уникальная фантазия, такие идеи и такие возможности это выразить! Они смелее взрослых, намного свободнее. Как можно это запретить и диктовать, что рисовать? Я уже несколько лет провожу мастер-классы. Сначала ходили от силы 10 человек. Сейчас огромное количество – не хватает места. Разные дети бывают – целыми классами приезжают из многих городов России. Студенты приходят. Говорят, мы здесь больше получаем, чем в своих учебных заведениях. Пикассо, будь он жив, был бы поражен – девочки в моей студии так нарисовали собак, что это достойно выставки. И я действительно повезу эти работы во Францию.
– Может ли такое воспитание детей стать национальной идеей в России – свобода творчества под руководством мудрых наставников?
– Я не думал так глобально об этом. Но действительно, воспитать настоящих, неравнодушных людей, любящих свою страну, можно только любовью и неподдельным интересом к ним. Отчего, например, во мне такая любовь к истории? В этом «виновата» моя удивительная преподавательница в школе. Она и замуж не вышла, потому что была всецело преданна своей работе, и так интересно рассказывала на уроках, что мы чувствовали, насколько предмет важен ей самой и потому интересен нам.
– Ваши скульптуры и памятники рассеяны везде по миру, это можно расценить как миссию – популяризировать российское искусство?
– У меня есть потребность работать, участвовать в конкурсах. Не думаю, что это какая-то моя особая миссия. Просто делаю от души то, что чувствую, и что это нужно сделать, потому что это будет интересно другим. Стараюсь, чтобы мои работы приносили радость, удовольствие людям, заставляли их вспоминать свою историю, великих предков. Бывает иногда, вступают в действие некие политические моменты, которые не есть, конечно, объективная оценка сделанному. Многие выступали против памятника Петру I на Москве-реке. Но теперь я рад, что так было, – это дало мне бешеную рекламу. Благодаря этой ситуации мне удалось сделать за рубежом очень много работ.
– Говорят, когда в Америке 11 сентября 2001 года случился теракт, вы уже на следующий день представили готовый проект памятника… Это не заготовка была?
– Нет конечно! Когда я смотрел страшные кадры по телевизору, у меня по щеке покатилась слеза. И я эту слезу сделал основой памятника-мемориала, посвященного борьбе с международным терроризмом. Монумент был открыт в Нью-Джерси 11 сентября 2006 года. Это был дар России американскому народу. Сейчас в адрес МИД и мне лично приходят письма с благодарностью от американцев.
– С удивлением узнала о том, что теперь, оказывается, Российской академии художеств исполнилось не 250 лет, а 285! Инициатива изменить год рождения шла от вас. Насколько это было нужно?
– Я добился истины и думаю, это очень важно. Я уже говорил, что люблю архивы, историю. Увы, ее до сих пор искажают по тем или иным причинам – то меньшевики, то большевики. Долгое время считалось, что свое летоисчисление Императорская академия художеств ведет со времени выхода указа Екатерины Великой. Но именно 285 лет назад Петр I подписал проект Указа о создании в России Академии художеств и наук. Художества император поставил на первое место. Недавно проходила сессия Российской академии наук, и много говорилось о единстве задач искусства и фундаментальной науки, рассматривалось это как одно целое. Да, 285 лет искусство и наука развиваются в России в рамках академической системы. В ноябре 2009 года мы готовимся провести совместную с Академией наук международную научную конференцию «Искусство и наука в современном мире».
– Можно сегодня общество в России, на ваш взгляд, охарактеризовать как демократическое?
– Уверен, что да. Хотя многое в нас еще осталось от старого времени. В привычке у художников родить идею и просить денег для ее воплощения. А вот этого «дай, дай!», этой эпохи уже нет. Ты сам дай государству. Отдай в музей, передай для народа. Как это принято в европейских странах, например во Франции. Но там, надо отметить, и государство много думает о народе, о культурном достоянии нации. Каждые 10 лет французское правительство принимает решение о большом пополнении музейных государственных фондов новыми произведениями искусства. Это культурный вклад, дар для своего народа. Это есть настоящие богатства государственные. Ведь вот сегодня есть нефть, а завтра – нет. А искусство останется всегда. В свое время по поручению президента Жака Ширака была проведена грандиозная выставка. Таир Салахов и я участвовали в подготовке экспозиции. Тогда основу ее составили именно русские художники – Кандинский, Шагал, Малевич.
– Столько, сколько вы создали скульптур наших знаменитых соотечественников, не создал никто. Вас не смущает, что вас считают придворным художником и даже конъюнктурщиком?
– Я создаю образы тех, кто прославил Россию в Серебряный век, – Цветаеву, Есенина, Ахматову, Пастернака, потому что считаю святой обязанностью помнить нашу историю. Это мой крик души. И я вижу своих замечательных современников, которые не менее достойны тех великих гигантов нашей культуры. Я создал образы Андрея Вознесенского, Беллы Ахмадулиной, Андрея Дементьева, Жореса Алферова, Валерия Гергиева – и многих других, тех, кто прославляет Россию. Если это называют конъюнктурой, то я согласен и дальше называться конъюнктурщиком.
– И не собираетесь защищаться от нападок?
– Я на критику и брань не обращаю внимания. Я смотрю, как реагирует народ – зрителя не обманешь. Помню, когда я только начал Петра устанавливать, меня спрашивали, почему Петра? Может, потому, что привыкли к Ленину, Сталину, Марксу и Энгельсу? А сейчас люди поняли, кому обязана Россия своим развитием – многим своим самодержцам, талантливым ярким личностям. Вот и в Петербурге поставили монумент Петру, хотя сначала звучала критика. А в прошедший День города к нему несли и несли цветы. И скульптуру первого президента Российской академии художеств Ивану Шувалову поставил. Считаю, памятник обязательно надо было сделать. Надо чтить наших уникальнейших предков.
– Недавно, беря у большого театрального режиссера Льва Додина интервью для нашей газеты, затронули тему – художник и власть. И он сказал о том, что художник не должен идти во власть, но он может помочь продвигать через власть искусство. А как для вас выглядит альянс художника и политики?
– Для талантливого художника власть – семечка. В искусстве заложено больше свободы действия, чем в политике. Если творческих людей будет больше в Думе, в правительстве, в советах – это будет полезно.
– Ельцин, Путин, Лужков, а можно еще и Брежнева вспомнить – вы со всеми уважительно общались, умеете дружить с властью. Но все же видите вы ошибки и просчеты наших руководителей и можете ли как-то оценить эти фигуры?
– Вы говорите, дружу. Да, но не с властью, а с людьми. Все названные вами руководители в первую очередь интересные, талантливые люди. Думаю, я не имею права давать какие-то оценки современным политикам. Даже и эпохе Брежнева. Слишком мало времени миновало. Результаты работы власти в глобальном плане видны много позже. Пройдет время, и останутся те вещи, которые были созданы для людей. Как можно – человек только ушел из жизни, а мы, как трусы, при жизни боялись сказать, а умер – осуждаем. Пусть будут хорошие фильмы, стихи, песни, памятники. Я не смотрю, что было вчера, я смотрю вперед. Не люблю интриг, подлости. Я радуюсь каждому дню, рассвету, природе, счастливым лицам. Мне нравится созидать, творить новое. И мне нравится то время, в которое я живу.
– Да, но современные дети, которые смотрят наше бездарное телевидение, сидят сутками в интернете – не кажутся ли они вам ущербными, ведь детство и ваше, и мое было избавлено от подобного влияния на мозги?
– В нашем детстве главным было слово «не положено». Поэтому современным детям как раз можно позавидовать, у них больше свободы. А чтобы не было мусора в их головах, нужно больше заниматься их воспитанием, любить их, живое человеческое общение должно быть…
– Скажите, пожалуйста, как мудрый гуру, что же делать в Петербурге с застройками? Многие жители противятся привнесению чего-то модернового. Но без новых архитектурных сооружений не обойтись…
– Как в Париже, надо строить отдельный район – смелее и ярче, не смешивая его со стариной. Уникальный архитектурный ансамбль Петербурга обязательно надо сохранить.
– А что для вас Бог?
– Знаю, что он существует. Если ты правильно шагаешь в жизни, Бог помогает. Бог все видит. Если ты что-то плохое сделаешь, Бог накажет. Я хочу для людей создать образ Иисуса Христа в скульптуре. Через искусство показать Бога. В проекте это 33-метровая скульптура, а в основании – музейное пространство. По-моему, такого еще нет нигде. Пусть люди останавливаются, смотрят, может быть, это впечатление для кого-то станет поворотным в их жизни.
Беседовала Елена Добрякова
