Немецкая музыка – наше всё

Не успеешь отслушать шестичасовую «Валькирию», как надо галопом мчаться в Концертный зал, на ночной концерт Анны Нетребко. Не успеют отзвучать симфонии Бетховена в КЗ –  в театре уже начинается балет «Шурале». Взглянешь на афишу: там черным-черно от имен, дат, названий; концерты и спектакли буквально наступают друг другу на пятки. А впереди еще порядочный балетный «кусок»: гастроли Национального балета Испании и проект Сергея Даниляна «Диана Вишнёва: красота в движении», собравший кучу «Масок».
Разумеется, такая обширная программа не могла обойтись без внутренних «сюжетов». Таковых было два: бетховенский  и вагнеровский. Последний включал  тетралогию «Кольцо нибелунга» в новой режиссерской редакции Александра Зелдина и впечатляющее исполнение «Парсифаля» в КЗ с участием трех роскошных басов: Рене Папе, Евгения Никитина и Николая Путилина – один другого лучше.

Оба цикла объединялись мощным дискурсом: «Немецкая музыка на XVII фестивале «Звезды белых ночей». Туда же подверстались гастроли оркестра Мюнхенской филармонии с Кристианом Тилеманном, приезд оркестра и хора  Шлезвиг-Гольштейнского фестиваля, возглавляемые  дирижером Рольфом Беком. Прозрачно и легко, придерживаясь относительно аутентичной манеры, ребята исполнили мало играемую у нас ораторию Генделя «Празднество Александра»: пышная барочная музыка, полная торжественных шествий и победного ликования, но и изумительно нежных любовных монологов, пролетела на едином дыхании. За первым пультом сидел концертмейстер берлинского оркестра Alte Musik, специалист по ранней музыке, так что со стилем и артикуляцией у немецких музыкантов все было в порядке.

Между прочим, господин Бек после концерта очень восхищался акустикой зала. «Слышал от многих, – говорит, – что акустика зала  хороша, но не ожидал, что настолько». И впрямь акустика КЗ – одна из лучших в мире.

Рафинированнейший эпизод немецкой программы: выступление октета Берлинских филармоников. Вот где царило высокое – не побоюсь этого слова! – музицирование: поэтичное, чувствительное и вместе с тем идеальное в смысле ансамблевого звучания. Гармоническое видение мира и его красот – вот что несли нам немецкие музыканты. Они играли Шуберта и Моцарта просто и вместе с тем изысканно. Чувство ритма  было фантастически точным, чувство локтя –  просто умилительно:  выдающиеся музыканты экстра-класса  на время концерта срослись в единый организм, многоголовый и многорукий.

Пока звучал невыразимо прекрасный Кларнетовый квинтет Моцарта, в зале, казалось, благоухали розы и пионы и расцветал чудесный сад. Меланхоличная мелодия дивной красоты вела по извилистым, мокрым от дождя тропинкам этого воображаемого сада: вдали склонилась над водой ива, а  на водной глади расходились кругами частые пузырьки, вспененные дождевыми каплями. Вот и говори после этого, что музыка не имеет под собой предметно-изобразительной подоплеки: пока звучал Квинтет, зал усиленно занимался коллективной визуализацией образов природы, я это точно знаю.

Последовавший за ним Октет Шуберта был сыгран строже и виртуознее, но с той же степенью исполнительского совершенства. Вообще  высокая содержательность музыкантского высказывания в тот вечер была такого свойства, что невольно навевала грустные мысли об уровне  камерного музицирования у нас в стране. Скрипка буквально пела и плясала в руках великолепного виртуоза Лоренца Настурица-Гершовичи: с такой легкостью, юркостью и азартом играют, пожалуй, лишь цыганские «короли скрипки» где-нибудь в предгорьях Карпат.

Потрясающий фаготист Бенц Боганьи демонстрировал чудеса отчетливости и скорости, а кларнетист Венцель Фукс, с равной свободой и непринужденностью игравший и Моцарта, и пальцеломные затейливые пассажи в Quattro Fantasie Ханса Вернера Хенце, изумлял  реактивностью  и  длинным дыханием, позволявшим исполнять неправдоподобно длинные мелодии. Кстати, именно Венцель Фукс был одним из пятерых фантастически техничных солистов, которые сыграли в мае мировую премьеру «Концерта для пятерых» Зигфрида Маттуса в сопровождении оркестра Берлинской филармонии под управлением  сэра Саймона Рэттла. Шумные овации, выпавшие на долю героев, с артистической легкостью расправлявшихся с дико сложными, в сущности, неисполняемыми партиями концерта,  сотрясли в тот вечер своды зала Берлинской филармонии.

Великолепно провел Шестую, Пятую, Первую и Третью симфонии Бетховена Валерий Гергиев: умно, тонко и точно. Третья, «Героическая», симфония была особенно хороша: расчетливо, в среднем темпе сыгранное скерцо контрастировало с пылкой батальностью и сверканием сабельных клинков  первой части. Гергиев низвергал оркестр в зияющие пучины трагедий и возносил  на сверкающие вершины победного ликования. Философично и мудро, с  потрясающей концентрацией мысли был проведен Траурный марш. Даже Пятая заигранная до дыр симфония с пресловутым навязшим в ушах «стуком судьбы» предстала, словно омытая росой – свежая, энергическая, блистающая яркими красками.

Словом, художественных впечатлений – разных, большей частью  качественных на фестивале выдалось много, даже с избытком. Теперь нужно все осмыслить и как следует «переварить». Время есть – впереди лето.

Гюляра Садых-Заде