Культура
Виктор Сухоруков: «Люблю нарушать правила»
05 августа
Давно, еще на взлете своей карьеры, Виктор Сухоруков сказал на какой-то пресс-конференции: «Я за прожитые годы мог умереть раз 8, сгинуть раз 50, сгореть раз 6, спиться раз 80 или развалиться, как гнилой пенек, раз 200. Но вот видите – сижу перед вами. Жив! Здоров! Весел! Молод! Талантлив! А знаете почему? Потому что мое имя в переводе с латыни означает – «победитель».
Присутствовавшие переглянулись, не зная, как реагировать на слова актера, так как по его лицу невозможно было прочитать, говорит он всерьез или просто стремится эпатировать публику. А уже на следующий день в нескольких изданиях одновременно появилась примерно одна и та же фраза, суть которой сводилась к простой мысли: Виктора Сухорукова можно назвать самым непредсказуемым и экстравагантным актером российского кино и театра.
– Виктор Иванович, ваши персонажи часто по странному совпадению оказываются еще и вашими тезками. Для вас это что-то конкретно значит?
– А как же! Только это не совпадения. Это мой выбор.
– Вы хотите сказать, что просили режиссеров назвать Виктором героя и в «Бакенбардах», и в «Брате», и в «Богине»?
– Ну не всегда просил. Бывало так, что вдруг раз – и сошлось. Но в «Богине» мой персонаж сначала назывался Михаил Елизарович. Я сказал Ренате Литвиновой: «Можно его будут звать Виктор Елизарович?» А ей, видно, было все равно, и она мне сказала: «Да ради бога!»
– Честно говоря, не понимаю, зачем вам это было надо…
– А сейчас объясню. Еще, кстати, никому из журналистов этого не говорил, а вам расскажу. Меня это веселит и радует. Потому что, читая интервью своих коллег, я иногда ловлю себя на мысли, что они неискренни в том, в чем должны быть честны. А я абсолютно импульсивный человек. То есть сегодня я уже немного научился себя сдерживать, быть осторожным. Но все-таки по-прежнему склонен к авантюрам и люблю нарушать всякие неписаные правила. И однажды я спросил себя: зачем это мне врать, притворяться и приукрашиваться? А когда задал себе этот вопрос, сразу же решил: если моего персонажа будут звать так же, как меня, то сама собой обнаружится изнанка в образе. А если я буду прикрывать себя вуалью, исказится сущность, которая интересна не только вам, журналистам и зрителям, но и мне самому.
– Сложный ход рассуждений… В принципе в ваших словах есть, конечно, рациональное зерно, но…
– А вот не надо никаких «но»! Это же вам сказал старый умный Сухоруков!
– Так я ж и не спорю! Просто ваши коллеги всегда говорят, что артист, который достиг уровня звезды, настолько всегда и везде на виду, что ему жизненно необходимо иметь нечто не выставляемое напоказ – свое, сокровенное. А вы стремитесь вывернуть душу наизнанку…
– Так и я свою последнюю калитку всегда держу за семью замками! А что до этих ваших звезд – нет такой профессии – звезда. Это пошлость! Я, в отличие от вас, никогда не общаюсь с людьми, которые считают себя полубогами. Олимп — это зыбь. Бывает так, что люди залезут на него, начинают что-то о себе мнить и срываются. Я же, в отличие от них, не только по Библии знаю, что есть добро, а что – зло, и потому привык всегда иметь при себе веревочную лестницу. Наверное, иногда такая осторожность мешает мне. Но зато я защищен.
– Чем?
– Иронией! Я научился быть ироничным к самому себе. Я вам даже признаюсь, что благодаря именно такому качеству своему стал оскароносцем.
– Как это?! Когда?
– Я был в Лос-Анджелесе и, конечно, пошел на «звездный» бульвар, где «Оскаров» вручают. И са-мое смешное заключается в том, что когда я зашел там в один из сувенирных магазинов, то увидел, что в нем на полках стоят «Оскары»! Сотни! Любых размеров и по любой цене! Я сначала рассмеялся, а потом выбрал статуэтку в натуральную величину, тут же выгравировал на ней Best Аctor Viktor Sukhorukov и вручил ее себе. И это при том, что премии мне уже не нужны! В общем, все это обошлось мне в 35 долларов.
– Забавно…
– Да? Это не самая плохая история в моей жизни.
– А которая самая плохая, не расскажете?
– Я счастлив, что вы об этом спросили, но комментировать это не буду, потому что и так все знают, что большую половину своей жизни я прожил никем, ничем, и звать меня было никак. И уже столько рассказывал журналистам о своем пьянстве, что во многих «писаниях» обо мне можно прочесть такое, от чего волосы встают дыбом. Так что вы меня не раскручивайте. Это табу.
– Единственное?
– Нет, еще есть чисто актерские. Первое – не сниматься в рекламе. И второе – не ложиться в кадре в гроб.
– Играть покойников боятся многие артисты. А вот за что вы так не любите рекламу? Она же многим приносит совсем неплохие деньги!
– Потому что в рекламе для любого артиста есть только одна роль – мухи, которая все положенное количество минут летает и жужжит. И от нее всегда очень хочется отмахнуться. Ой, глупый образ получился, да?
– Наоборот, очень точный!
– Вы так считаете? А чего это я о мухе заговорил? Вы о чем меня спрашивали?
– О рекламе!
– Может быть, я похвастаюсь, но мне кажется, что меня оберегает от рекламы то, что я знаю, где труд, а где фальшь. Если полезу в эту самую фальшь, обязательно опустошусь как личность, которая интересна людям. А я желаю, чтобы внимание ко мне не убывало! Я хочу себя обессмертить! Но это возможно только в серьезном деле.
– А что, по-вашему, более «серьезное дело» – театр или кинематограф?
– Я раньше говорил, что театр – это дом, а кино – дача, которую можно иметь, а можно не иметь. Но сейчас я знаю, что и театр может стать «не домом». В театре зависть гуляет махровым цветом. Она бьет, ранит, мешает. Я чувствую ее дыхание. Оно с запахом, с жаром, с отравой. Иногда бывает больно.
– Разве в кинематографе такого нет?
– Кино как деятельность меня стабилизирует – и финансово, и психологически.
– По вашим словам, вам на съемочной площадке комфортнее, чем на сцене. Но ведь, я слышал, ради премьеры в театре вы отказались даже от съемок в Голливуде?
– Так сложилось. Меня звал сняться в «Бондиаде» новозеландский режиссер Ли Томахори. Он меня знал по картинам Алексея Балабанова и предложил роль русского «черного гения» – изобретателя Владимира. А у меня как раз в это же время были спектакли с Олегом Меньшиковым в антрепризе «Игроки» и съемки в фильме «Золотой век». Я подумал и отказался. Наверное, я заработал бы в Голливуде много денег… Но для меня они не главное.
– А что главное?
– Сам задавал себе этот вопрос много раз. До тех пор пока не понял: главное – уметь ценить то, что имеешь...
Беседовал Владимир Ермолаев
Присутствовавшие переглянулись, не зная, как реагировать на слова актера, так как по его лицу невозможно было прочитать, говорит он всерьез или просто стремится эпатировать публику. А уже на следующий день в нескольких изданиях одновременно появилась примерно одна и та же фраза, суть которой сводилась к простой мысли: Виктора Сухорукова можно назвать самым непредсказуемым и экстравагантным актером российского кино и театра.
– Виктор Иванович, ваши персонажи часто по странному совпадению оказываются еще и вашими тезками. Для вас это что-то конкретно значит?
– А как же! Только это не совпадения. Это мой выбор.
– Вы хотите сказать, что просили режиссеров назвать Виктором героя и в «Бакенбардах», и в «Брате», и в «Богине»?
– Ну не всегда просил. Бывало так, что вдруг раз – и сошлось. Но в «Богине» мой персонаж сначала назывался Михаил Елизарович. Я сказал Ренате Литвиновой: «Можно его будут звать Виктор Елизарович?» А ей, видно, было все равно, и она мне сказала: «Да ради бога!»
– Честно говоря, не понимаю, зачем вам это было надо…
– А сейчас объясню. Еще, кстати, никому из журналистов этого не говорил, а вам расскажу. Меня это веселит и радует. Потому что, читая интервью своих коллег, я иногда ловлю себя на мысли, что они неискренни в том, в чем должны быть честны. А я абсолютно импульсивный человек. То есть сегодня я уже немного научился себя сдерживать, быть осторожным. Но все-таки по-прежнему склонен к авантюрам и люблю нарушать всякие неписаные правила. И однажды я спросил себя: зачем это мне врать, притворяться и приукрашиваться? А когда задал себе этот вопрос, сразу же решил: если моего персонажа будут звать так же, как меня, то сама собой обнаружится изнанка в образе. А если я буду прикрывать себя вуалью, исказится сущность, которая интересна не только вам, журналистам и зрителям, но и мне самому.
– Сложный ход рассуждений… В принципе в ваших словах есть, конечно, рациональное зерно, но…
– А вот не надо никаких «но»! Это же вам сказал старый умный Сухоруков!
– Так я ж и не спорю! Просто ваши коллеги всегда говорят, что артист, который достиг уровня звезды, настолько всегда и везде на виду, что ему жизненно необходимо иметь нечто не выставляемое напоказ – свое, сокровенное. А вы стремитесь вывернуть душу наизнанку…
– Так и я свою последнюю калитку всегда держу за семью замками! А что до этих ваших звезд – нет такой профессии – звезда. Это пошлость! Я, в отличие от вас, никогда не общаюсь с людьми, которые считают себя полубогами. Олимп — это зыбь. Бывает так, что люди залезут на него, начинают что-то о себе мнить и срываются. Я же, в отличие от них, не только по Библии знаю, что есть добро, а что – зло, и потому привык всегда иметь при себе веревочную лестницу. Наверное, иногда такая осторожность мешает мне. Но зато я защищен.
– Чем?
– Иронией! Я научился быть ироничным к самому себе. Я вам даже признаюсь, что благодаря именно такому качеству своему стал оскароносцем.
– Как это?! Когда?
– Я был в Лос-Анджелесе и, конечно, пошел на «звездный» бульвар, где «Оскаров» вручают. И са-мое смешное заключается в том, что когда я зашел там в один из сувенирных магазинов, то увидел, что в нем на полках стоят «Оскары»! Сотни! Любых размеров и по любой цене! Я сначала рассмеялся, а потом выбрал статуэтку в натуральную величину, тут же выгравировал на ней Best Аctor Viktor Sukhorukov и вручил ее себе. И это при том, что премии мне уже не нужны! В общем, все это обошлось мне в 35 долларов.
– Забавно…
– Да? Это не самая плохая история в моей жизни.
– А которая самая плохая, не расскажете?
– Я счастлив, что вы об этом спросили, но комментировать это не буду, потому что и так все знают, что большую половину своей жизни я прожил никем, ничем, и звать меня было никак. И уже столько рассказывал журналистам о своем пьянстве, что во многих «писаниях» обо мне можно прочесть такое, от чего волосы встают дыбом. Так что вы меня не раскручивайте. Это табу.
– Единственное?
– Нет, еще есть чисто актерские. Первое – не сниматься в рекламе. И второе – не ложиться в кадре в гроб.
– Играть покойников боятся многие артисты. А вот за что вы так не любите рекламу? Она же многим приносит совсем неплохие деньги!
– Потому что в рекламе для любого артиста есть только одна роль – мухи, которая все положенное количество минут летает и жужжит. И от нее всегда очень хочется отмахнуться. Ой, глупый образ получился, да?
– Наоборот, очень точный!
– Вы так считаете? А чего это я о мухе заговорил? Вы о чем меня спрашивали?
– О рекламе!
– Может быть, я похвастаюсь, но мне кажется, что меня оберегает от рекламы то, что я знаю, где труд, а где фальшь. Если полезу в эту самую фальшь, обязательно опустошусь как личность, которая интересна людям. А я желаю, чтобы внимание ко мне не убывало! Я хочу себя обессмертить! Но это возможно только в серьезном деле.
– А что, по-вашему, более «серьезное дело» – театр или кинематограф?
– Я раньше говорил, что театр – это дом, а кино – дача, которую можно иметь, а можно не иметь. Но сейчас я знаю, что и театр может стать «не домом». В театре зависть гуляет махровым цветом. Она бьет, ранит, мешает. Я чувствую ее дыхание. Оно с запахом, с жаром, с отравой. Иногда бывает больно.
– Разве в кинематографе такого нет?
– Кино как деятельность меня стабилизирует – и финансово, и психологически.
– По вашим словам, вам на съемочной площадке комфортнее, чем на сцене. Но ведь, я слышал, ради премьеры в театре вы отказались даже от съемок в Голливуде?
– Так сложилось. Меня звал сняться в «Бондиаде» новозеландский режиссер Ли Томахори. Он меня знал по картинам Алексея Балабанова и предложил роль русского «черного гения» – изобретателя Владимира. А у меня как раз в это же время были спектакли с Олегом Меньшиковым в антрепризе «Игроки» и съемки в фильме «Золотой век». Я подумал и отказался. Наверное, я заработал бы в Голливуде много денег… Но для меня они не главное.
– А что главное?
– Сам задавал себе этот вопрос много раз. До тех пор пока не понял: главное – уметь ценить то, что имеешь...
Беседовал Владимир Ермолаев
