Культура
«Она – как скрипка Страдивари...»
04 сентября
ЭТО БЫЛО в далеком 1955-м: огромный, неуютный зал питерского «Ленкома», и спектакль по розовской пьесе «В добрый час», который переворачивал наши души, еще не отогревшиеся после мертвящей сталинщины. Вот тогда я впервые узнал, а скоро и полюбил актрису с редкой в невском краю фамилией – Ургант...
***
ФАМИЛИЯ – из зеленого городка под названием Луга, где с XVIII века проживали в основном эстонцы. И вот под тем небом встретил Николай Ургант русскую красавицу Марию – и родилась у них Нина. Впрочем, место службы «красного командира» постоянно менялось, и семья вынуждена была кочевать. Перед самой войной оказались в латвийском Даугавпилсе. Ну а потом... То, что было потом, Нина Николаевна вспоминает с ужасом:
– Немцы без единого выстрела входили в наш город на танках, машинах, мотоциклах. Сытые, веселые... А красноармейцы с жалкими винтовками в это время метались по дворам. Глаза безумные... Вслед за ними – стайка подростков, среди которых – и мой четырнадцатилетний брат Володя. Он тогда для нас пропал, и мама долго искала его среди убитых... Вот и остались мы там, в оккупации: мама, я – одиннадцатилетняя, младший Гера и грудная Галечка. Для того, чтобы дети выжили, мама работала грузчиком в немецкой пекарне и, рискуя жизнью, каждую ночь на животе, под платьем, приносила домой буханку хлеба: если б поймали – непременно бы расстреляли... Однажды, увидев, как фашист поднял еврейскую девочку за ножки и разбил ее голову о телеграфный столб, я потеряла сознание... От страха и неизвестности бегала в церковь, становилась на холодный пол коленями и, не зная молитв, просила: «Боженька, пожалуйста, верни мне моего папу и моего брата!» И они вернулись. Оказалось, что Володя тогда сбежал от оккупации, как и отец, прошел с боями через всю войну и, слава Богу, выжил. С тех пор я верю в Бога...
Закончив школу, вместе с друзьями оказалась на невском берегу. Как и они, подала документы в политехнический. Еще на всякий случай – в педагогический и в «слесарный» техникум: лишь бы попасть хоть куда-нибудь... А как раз напротив их общежития находился институт театральный. Решила и туда попробовать. Но там ей сказали: «Уже идет третий тур, вы опоздали». В коридоре курила женщина. Спрашивает Нину: «Откуда?» – «Из Даугавпилса». Женщина побледнела: «Я родилась в Даугавпилсе». Это была Татьяна Григорьевна Сойникова, которая как раз набирала первый курс. Она добилась, чтобы Нину к третьему туру допустили. И когда Ургант там прочитала из Гоголя: «Русь, куда ж несёшься ты? Дай ответ!», а потом приложила руку к уху и так удивлённо: «Ну не даёт ответа...» – вся приемная комиссия легла от смеха...
После института на ярославской «академической» сцене сразу стала столь заметной лирической героиней, что имеющий особый «нюх» на талант Товстоногов тут же затребовал ее к себе, в ленинградский «Ленком». Вот с той-то поры я и полюбил искусство Нины Ургант, которое мигом раскрылось и в вышеназванном спектакле по пьесе Виктора Розова, и в «Первой весне», и в «Поднятой целине»... Работая на одной сцене с Татьяной Дорониной, она тоже свою тему несла ярко и убедительно. Особенно задела мое сердце ее трогательная Нинка в «Проводах белых ночей»...
***
С НАЧАЛА шестидесятых она (уже «заслуженная») – в Александринке. А рядом – титаны: Симонов, Черкасов, Толубеев, Меркурьев... Репетируя вместе с Симоновым свою первую там роль (Инкен Петерс в спектакле по Гаутпману «Перед заходом солнца»), от присутствия такого партнера даже терялась:
– Сидит передо мной не Николай Константинович, а Петр Первый из гениального фильма, ну как я с ним буду играть про любовь?..
Потом, после кончины Леонида Сергеевича Вивьена, этот прославленный коллектив стал переживать непростые времена, и претензии зрителя к новому худруку были вполне справедливы, но творчество Нины Ургант всё равно оставалось выше всяких похвал. Вот и сегодня с какой-то щемящей грустью я снова вспоминаю те ее роли: Мари-Октябрь – во «Встрече» Робера, Варю – в «Деле, которому ты служишь» Германа, Раневскую – в чеховском «Вишневом саде», Нику – в спектакле «Из записок Лопатина» по Константину Симонову, Ксантиппу – в «Беседах с Сократом» Радзинского, Машу – в чеховской «Чайке», госпожу Простакову – в фонвизинском «Недоросле», Москалеву – в «Дядюшкином сне» Достоевского... Ничего себе списочек! Воистину королева сцены, она, играя настоящих королев (Екатерину II – в «Капитанской дочке», Гертруду – в «Гамлете», Елизавету Английскую – в одноименной пьесе Брукнера), была ну особо хороша! И в то же время в совершенно обязательных для «советского» репертуара образах «современниц» тоже оказалась трогательно убедительной. Например, вспоминаю спектакль по пьесе Гребнева «Из жизни деловой женщины», где Нине Ургант выпала роль директора текстильной фабрики. Так вот, там, в финале, ее горестная речь перед работницами этой самой фабрики, попавшей в сложную производственно-житейскую ситуацию, была столь пронзительна, ее боль так совпадала с нашей общей болью, что в театре вдруг возникла какая-то особая, звенящая тишина, и потом зрители стали хлюпать носами... А разве не так же всякий раз реагируем мы на ее песню в «Белорусском вокзале»?
***
ПЕРВАЯ ее киногероиня, Оленька из «Укротительницы тигров», запомнилась тоже с того 1955-го. Но это был не более чем милый пустячок. Зато потом...
Ну, например, – мать из фильма Таланкина «Вступление»: в этом «отрицательном» образе (в поисках романтической любви женщина предала семью, пригрела безнравственного сожителя) актриса сумела найти столь трогательные черты, что справедливо возмущенный такой маманей сын в конце концов смог все-таки ей и посочувствовать...
Или – Люся из кинокартины Турова «Я родом из детства»: получив в День Победы похоронку на мужа, она не закричала, не заплакала; просто там, во дворе, как слепая, медленно пошла по поленницам – задыхалась, падала, вставала и снова шла, пока не провалилась... (Ноги актриса, слава богу, не поломала, а вот руки на нервной почве отнялись настолько, что два месяца потом провела в больнице.)
Или – Анна Михайловна из киноленты того же Турова «Сыновья уходят в бой»: актриса так прочувствовала гибель детей своей героини, что потом ее снова лечили – и опять от нервного срыва...
Еще можно вспомнить «Двенадцатую ночь», «Премию», «Открытую книгу» (всего экранных работ – несколько десятков), но все-таки «Белорусский вокзал» среди них – страница совсем особая...
***
МЕДСЕСТРА Раечка узнаёт, что комбат, которого она полюбила давно, на войне, а потом потеряла, но всё равно берегла в сердце, теперь, спустя четверть века, скончался. Потрясенная, берет гитару, трогает струны:
Здесь птицы не поют,
Деревья не растут,
И только мы к плечу плечо
Врастаем в землю тут.
Горит и кружится планета,
Над нашей Родиною дым.
И, значит, нам нужна одна победа,
Одна на всех. Мы за ценой не постоим!..
В ее голосе – слезы, плачут однополчане...
Нас ждёт огонь смертельный,
И всё ж бессилен он.
Сомненья прочь:
Уходит в ночь
Отдельный
Десятый наш
Десантный батальон...
Казалось бы, песня в фильме – всего лишь эпизод, но Нина Ургант этим образом свое имя в историю отечественного кинематографа золотыми буквами вписала навсегда...
– Сразу после записи песни помощник звукооператора сунул пленку под мышку и тихо-тихо удалился из студии. Звукооператор прокомментировал: «Всё, песня пошла в народ». И действительно – пошла. Теперь ее все поют, и под нее даже маршируют, и в День Победы она звучит бесконечно... Но дорогих моих ребят – Анатолия Папанова, Евгения Леонова, Всеволода Сафонова, Алексея Глазырина – увы, уже нет в живых... Часто в Никольском храме ставлю свечки за упокой и разговариваю с ними: «Мальчики, пока я хожу по этой земле, поддержите меня, вы же всё видите...» И жить становится не так страшно... А вообще кинороли женщин, которые прошли Великую Отечественную, для меня – и боль, и радость. Всегда знала: если не заболит сердце, не поднимется давление, мне это не сыграть. Сны о войне до сих пор снятся, хотя «воевала» ведь только на экране. Ну, правда, детство в оккупации, вы помните, было страшным... И самая большая награда – когда в День Победы меня, как участницу войны, поздравляют ветераны Великой Отечественной...
***
УЧАСТИЕ в телесериалах ее не привлекает. Некоторое время назад какая-то французская кинофирма предложила актрисе «высокогонорарную» роль опустившейся русской княгини, которая питается на мусорной свалке отбросами и соблазняет юношей. Но она отказалась:
– Потому что не могу подвести зрителей, которые знают меня по «Белорусскому вокзалу»...
Да и в родном театре ей, «народной», приличных ролей ныне тоже не находится. Так что в штате числится, но не играет. Однако духом, как и прежде, сильна, потому что в житейских испытаниях закалилась уже давно. В самом деле: оставленная первым супругом, сына вырастила, по сути, одна; да и второй предал, потому что, до болезненности самолюбивый, не смог примириться с положением «мужа Нины Ургант»...
Она любит свой старый питерский дом с двором-колодцем, свою квартиру, где «хоть часто отключают воду, зато та-а-кая аура: ведь за этим столом собирались и Андрюша Миронов, и Володя Высоцкий, и Олег Даль, и вся четверка из «Белорусского вокзала», и Валя Никулин...» Ухаживает здесь за четырьмя кошками, а летом перевозит их на дачу. Как и прежде, обожает принимать гостей. Ну а самые желанные, конечно, – сын Андрей (очень «сочный» актер – достаточно вспомнить хотя бы фильм «Окно в Париж») и внук Иван (сверхпреуспевающий телешоумен). Недавно Ваня подарил бабушке правнучку Нину. А в Голландии у Нины Николаевны от внучки Маши – правнук Эмир...
Пусть же и впредь еще долго радует нас дорогая юбилярша, про которую мудрый Игорь Таланкин сказал удивительно образно и точно: «Она – словно тончайшая скрипка Страдивари, играет, как живет...» Лев Сидоровский
***
ФАМИЛИЯ – из зеленого городка под названием Луга, где с XVIII века проживали в основном эстонцы. И вот под тем небом встретил Николай Ургант русскую красавицу Марию – и родилась у них Нина. Впрочем, место службы «красного командира» постоянно менялось, и семья вынуждена была кочевать. Перед самой войной оказались в латвийском Даугавпилсе. Ну а потом... То, что было потом, Нина Николаевна вспоминает с ужасом:
– Немцы без единого выстрела входили в наш город на танках, машинах, мотоциклах. Сытые, веселые... А красноармейцы с жалкими винтовками в это время метались по дворам. Глаза безумные... Вслед за ними – стайка подростков, среди которых – и мой четырнадцатилетний брат Володя. Он тогда для нас пропал, и мама долго искала его среди убитых... Вот и остались мы там, в оккупации: мама, я – одиннадцатилетняя, младший Гера и грудная Галечка. Для того, чтобы дети выжили, мама работала грузчиком в немецкой пекарне и, рискуя жизнью, каждую ночь на животе, под платьем, приносила домой буханку хлеба: если б поймали – непременно бы расстреляли... Однажды, увидев, как фашист поднял еврейскую девочку за ножки и разбил ее голову о телеграфный столб, я потеряла сознание... От страха и неизвестности бегала в церковь, становилась на холодный пол коленями и, не зная молитв, просила: «Боженька, пожалуйста, верни мне моего папу и моего брата!» И они вернулись. Оказалось, что Володя тогда сбежал от оккупации, как и отец, прошел с боями через всю войну и, слава Богу, выжил. С тех пор я верю в Бога...
Закончив школу, вместе с друзьями оказалась на невском берегу. Как и они, подала документы в политехнический. Еще на всякий случай – в педагогический и в «слесарный» техникум: лишь бы попасть хоть куда-нибудь... А как раз напротив их общежития находился институт театральный. Решила и туда попробовать. Но там ей сказали: «Уже идет третий тур, вы опоздали». В коридоре курила женщина. Спрашивает Нину: «Откуда?» – «Из Даугавпилса». Женщина побледнела: «Я родилась в Даугавпилсе». Это была Татьяна Григорьевна Сойникова, которая как раз набирала первый курс. Она добилась, чтобы Нину к третьему туру допустили. И когда Ургант там прочитала из Гоголя: «Русь, куда ж несёшься ты? Дай ответ!», а потом приложила руку к уху и так удивлённо: «Ну не даёт ответа...» – вся приемная комиссия легла от смеха...
После института на ярославской «академической» сцене сразу стала столь заметной лирической героиней, что имеющий особый «нюх» на талант Товстоногов тут же затребовал ее к себе, в ленинградский «Ленком». Вот с той-то поры я и полюбил искусство Нины Ургант, которое мигом раскрылось и в вышеназванном спектакле по пьесе Виктора Розова, и в «Первой весне», и в «Поднятой целине»... Работая на одной сцене с Татьяной Дорониной, она тоже свою тему несла ярко и убедительно. Особенно задела мое сердце ее трогательная Нинка в «Проводах белых ночей»...
***
С НАЧАЛА шестидесятых она (уже «заслуженная») – в Александринке. А рядом – титаны: Симонов, Черкасов, Толубеев, Меркурьев... Репетируя вместе с Симоновым свою первую там роль (Инкен Петерс в спектакле по Гаутпману «Перед заходом солнца»), от присутствия такого партнера даже терялась:
– Сидит передо мной не Николай Константинович, а Петр Первый из гениального фильма, ну как я с ним буду играть про любовь?..
Потом, после кончины Леонида Сергеевича Вивьена, этот прославленный коллектив стал переживать непростые времена, и претензии зрителя к новому худруку были вполне справедливы, но творчество Нины Ургант всё равно оставалось выше всяких похвал. Вот и сегодня с какой-то щемящей грустью я снова вспоминаю те ее роли: Мари-Октябрь – во «Встрече» Робера, Варю – в «Деле, которому ты служишь» Германа, Раневскую – в чеховском «Вишневом саде», Нику – в спектакле «Из записок Лопатина» по Константину Симонову, Ксантиппу – в «Беседах с Сократом» Радзинского, Машу – в чеховской «Чайке», госпожу Простакову – в фонвизинском «Недоросле», Москалеву – в «Дядюшкином сне» Достоевского... Ничего себе списочек! Воистину королева сцены, она, играя настоящих королев (Екатерину II – в «Капитанской дочке», Гертруду – в «Гамлете», Елизавету Английскую – в одноименной пьесе Брукнера), была ну особо хороша! И в то же время в совершенно обязательных для «советского» репертуара образах «современниц» тоже оказалась трогательно убедительной. Например, вспоминаю спектакль по пьесе Гребнева «Из жизни деловой женщины», где Нине Ургант выпала роль директора текстильной фабрики. Так вот, там, в финале, ее горестная речь перед работницами этой самой фабрики, попавшей в сложную производственно-житейскую ситуацию, была столь пронзительна, ее боль так совпадала с нашей общей болью, что в театре вдруг возникла какая-то особая, звенящая тишина, и потом зрители стали хлюпать носами... А разве не так же всякий раз реагируем мы на ее песню в «Белорусском вокзале»?
***
ПЕРВАЯ ее киногероиня, Оленька из «Укротительницы тигров», запомнилась тоже с того 1955-го. Но это был не более чем милый пустячок. Зато потом...
Ну, например, – мать из фильма Таланкина «Вступление»: в этом «отрицательном» образе (в поисках романтической любви женщина предала семью, пригрела безнравственного сожителя) актриса сумела найти столь трогательные черты, что справедливо возмущенный такой маманей сын в конце концов смог все-таки ей и посочувствовать...
Или – Люся из кинокартины Турова «Я родом из детства»: получив в День Победы похоронку на мужа, она не закричала, не заплакала; просто там, во дворе, как слепая, медленно пошла по поленницам – задыхалась, падала, вставала и снова шла, пока не провалилась... (Ноги актриса, слава богу, не поломала, а вот руки на нервной почве отнялись настолько, что два месяца потом провела в больнице.)
Или – Анна Михайловна из киноленты того же Турова «Сыновья уходят в бой»: актриса так прочувствовала гибель детей своей героини, что потом ее снова лечили – и опять от нервного срыва...
Еще можно вспомнить «Двенадцатую ночь», «Премию», «Открытую книгу» (всего экранных работ – несколько десятков), но все-таки «Белорусский вокзал» среди них – страница совсем особая...
***
МЕДСЕСТРА Раечка узнаёт, что комбат, которого она полюбила давно, на войне, а потом потеряла, но всё равно берегла в сердце, теперь, спустя четверть века, скончался. Потрясенная, берет гитару, трогает струны:
Здесь птицы не поют,
Деревья не растут,
И только мы к плечу плечо
Врастаем в землю тут.
Горит и кружится планета,
Над нашей Родиною дым.
И, значит, нам нужна одна победа,
Одна на всех. Мы за ценой не постоим!..
В ее голосе – слезы, плачут однополчане...
Нас ждёт огонь смертельный,
И всё ж бессилен он.
Сомненья прочь:
Уходит в ночь
Отдельный
Десятый наш
Десантный батальон...
Казалось бы, песня в фильме – всего лишь эпизод, но Нина Ургант этим образом свое имя в историю отечественного кинематографа золотыми буквами вписала навсегда...
– Сразу после записи песни помощник звукооператора сунул пленку под мышку и тихо-тихо удалился из студии. Звукооператор прокомментировал: «Всё, песня пошла в народ». И действительно – пошла. Теперь ее все поют, и под нее даже маршируют, и в День Победы она звучит бесконечно... Но дорогих моих ребят – Анатолия Папанова, Евгения Леонова, Всеволода Сафонова, Алексея Глазырина – увы, уже нет в живых... Часто в Никольском храме ставлю свечки за упокой и разговариваю с ними: «Мальчики, пока я хожу по этой земле, поддержите меня, вы же всё видите...» И жить становится не так страшно... А вообще кинороли женщин, которые прошли Великую Отечественную, для меня – и боль, и радость. Всегда знала: если не заболит сердце, не поднимется давление, мне это не сыграть. Сны о войне до сих пор снятся, хотя «воевала» ведь только на экране. Ну, правда, детство в оккупации, вы помните, было страшным... И самая большая награда – когда в День Победы меня, как участницу войны, поздравляют ветераны Великой Отечественной...
***
УЧАСТИЕ в телесериалах ее не привлекает. Некоторое время назад какая-то французская кинофирма предложила актрисе «высокогонорарную» роль опустившейся русской княгини, которая питается на мусорной свалке отбросами и соблазняет юношей. Но она отказалась:
– Потому что не могу подвести зрителей, которые знают меня по «Белорусскому вокзалу»...
Да и в родном театре ей, «народной», приличных ролей ныне тоже не находится. Так что в штате числится, но не играет. Однако духом, как и прежде, сильна, потому что в житейских испытаниях закалилась уже давно. В самом деле: оставленная первым супругом, сына вырастила, по сути, одна; да и второй предал, потому что, до болезненности самолюбивый, не смог примириться с положением «мужа Нины Ургант»...
Она любит свой старый питерский дом с двором-колодцем, свою квартиру, где «хоть часто отключают воду, зато та-а-кая аура: ведь за этим столом собирались и Андрюша Миронов, и Володя Высоцкий, и Олег Даль, и вся четверка из «Белорусского вокзала», и Валя Никулин...» Ухаживает здесь за четырьмя кошками, а летом перевозит их на дачу. Как и прежде, обожает принимать гостей. Ну а самые желанные, конечно, – сын Андрей (очень «сочный» актер – достаточно вспомнить хотя бы фильм «Окно в Париж») и внук Иван (сверхпреуспевающий телешоумен). Недавно Ваня подарил бабушке правнучку Нину. А в Голландии у Нины Николаевны от внучки Маши – правнук Эмир...
Пусть же и впредь еще долго радует нас дорогая юбилярша, про которую мудрый Игорь Таланкин сказал удивительно образно и точно: «Она – словно тончайшая скрипка Страдивари, играет, как живет...» Лев Сидоровский
