Культура
Кшиштоф Занусси: «Я Москвы боюсь»
28 октября
Кшиштофа Занусси называют одним из самых плодовитых польских режиссеров: он снимает кинокартины и телефильмы, ставит спектакли и даже пишет пьесы. Среди наиболее известных его работ – ленты «Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путем», «Персона нон грата», «Черное солнце». В Петербург Занусси приехал, чтобы получить премию «Балтийская звезда», а также представить петербургским студентам свой новый фильм, который он только что закончил.
– Пан Кшиштоф, когда вам на днях вручали «Балтийскую звезду», вы невзначай упомянули о своих корнях, которые связаны с Петербургом. Расскажите, пожалуйста, поподробнее.
– Петербург – город, где пересекались судьбы людей всей Восточной Европы. Но и мои итальянские предки тоже были связаны с Петербургом: они в 60-е годы XIX века строили железную дорогу из Варшавы через Вильно и Ригу в Петербург. Кстати, может быть, вы помните: раньше, когда хотели деликатно сказать, что кого-то тошнит, то говорили: «Он едет в Ригу». Дело в том, что на отрезке железной дороги между Вильно и Ригой были плохо положены рельсы и поезд трясло. Так мой дед всегда говорил: «Это меня не касается, я делал только до Вильнюса!»
– Это об одной ветви ваших родственников. А другая?
– Мой дед по линии мамы родился в Сибири, его родители были сосланы туда из Польши после восстания 1863 года. Его родители умерли, когда он был еще ребенком. И у нас в семье существует легенда, что он пришел оттуда в Петербург пешком по железной дороге. Он остался в Петербурге, со временем возглавил небольшой завод. К счастью, филиал этого завода был в Варшаве, что помогло ему во времена большевиков сохранить свой бизнес и пережить это время. Он погиб во время Второй мировой войны.
– Ваша кинематографическая карьера началась с того, что вы еще студентом снимали любительские фильмы. Но история умалчивает о том, где вы взяли камеру в те времена.
– Действительно, камера тогда была очень дорогая, и купить ее позволить себе я не мог. Я снимал в студенческом киноклубе, который обеспечивал меня пленкой, оплачивал ее проявку.
– Это когда вы учились…
– …на физика. Клуб был при университете и при Союзе журналистов, как ни странно.
– Снимали ли вы научно-популярные фильмы?
– У меня практически только одна такая картина. Меня пригласили сделать научный фильм о компьютерах. Это было давно, в середине 60-х, когда еще никто не знал, что это такое. А я в фильме объяснял. У меня были очень амбициозные намерения – задуматься над тем, как бессмысленные элементы, собравшись вместе, могут породить мысль. Чтобы проиллюстрировать эту идею, я собрал детей-дошкольников, которые еще не умеют считать. И расставил их в киностудии так, что они движениями рук вычисляли тригонометрические функции. Моим актерам, правда, не очень это нравилось – дети есть дети, кричали, шумели – больше ста человек, вы представляете себе, какой был беспорядок!
– Обратимся теперь к картинам, получившим большую известность во всем мире. Ваши герои преимущественно одиноки. Как вы к этому пришли?
– По разным причинам. Даже то, что я почти десять лет был студентом, в трех разных институтах, – уже влекло за собой одиночество. Все мои коллеги уже начали нормальную жизнь, женились, имели семьи, а я все еще оставался студентом. И потом, знаете, я принадлежу к поколению войны. Многие люди моего возраста видели, как необеспеченно человеческое существование, как легко исчезнуть. Просто разорвалась бомба, стояли люди – и они уже лежат. Никто не может точно сказать, что я доживу до завтра, хотя на первый взгляд мы все надеемся, что-то планируем...
– Может быть, с этим связано и то, что у снятых вами историй редко бывает счастливый конец…
– Трудно сказать, мои картины заканчиваются по-разному. Но у меня нет иллюзий, что добро получает награду и что если я буду вести себя хорошо, то все хорошо закончится. Таких гарантий в жизни не бывает!
Кстати, если говорить о моей последней картине «Повторный визит», я в ней касаюсь этого вопроса. Я только что окончил этот фильм – представьте себе, приехал к вам, в Петербург, в то время как его премьера проходила на Римском фестивале! В этом фильме появляются персонажи моих старых картин, сыгранные теми же самыми актерами, 40 лет спустя, без грима. Я «добавил»
этим персонажам биографию, написал, что с ними потом произошло, и в кадре актеры это рассказывают. В этом фильме я ставлю вопрос: возможна ли все-таки совершенная, удачная жизнь – или все равно у человека останется ощущение, что жизнь не удалась?
– Когда выходила «Персона нон грата», в России на нее возлагали большие надежды. Ведь вы едва ли не единственный известный на весь мир режиссер, который может снять объективное кино об отношениях между нашими странами: вы одинаково хорошо знаете как Польшу, так и Россию, любите обе страны.
– Конечно, я думаю, что в «Персоне нон грата» присутствует, в общем, справедливый взгляд: я не стою по одну сторону, я показываю отношения между двумя странами как сложные отношения между людьми. Эта проблема исходит издалека, мы не очень понимаем друг друга, в исторической памяти – огромная разница. Россия совсем по-другому помнит прошлое, чем мы. Но на уровне простых людей я никакой вражды не чувствую. Наоборот, у поляков сейчас, когда мы можем не так бояться россиян, как боялись до падения коммунизма, отношение стало более дружеским.
– А как складываются отношения между нашими странами с точки зрения кинематографа: смотрят ли в Польше новое русское кино?
– Да, это поднялось только за последние годы. Сейчас в разных городах Польши раз в год с огромным успехом проходит фестиваль российского кино, и фильмы уже входят в регулярный прокат. Многие годы этого не было, и сейчас намечается такой радостный поворот. Одновременно гораздо больше людей стало изучать русский язык.
– Контакт с кинематографом других государств очень важен для развития. Вспомнить хотя бы вашу поездку во Францию – «новая волна» оказала большое влияние на ваше творчество?
– Огромное. В ту поездку я встретился с Трюффо и с Шабролем, увидел, как они снимают картины. Мне сразу же захотелось снимать так же, как они. Но моим профессорам в киношколе это не понравилось, меня за это изгнали. Но я все равно считаю, что победил, потому что я вернулся и окончил киношколу. А мои профессора потом узнали: то, что им казалось любительским подходом, оказалось современным. Что не все должно быть по голливудским стандартам со светом, ателье – это только один из возможных ходов, но не единственный.
– Сейчас вы сами преподаете. Когда ваши студенты приходят к вам и настаивают на своих идеях, не слушаются – вспоминаете ли вы эту историю?
– Вспоминаю постоянно. Я знаю, что некоторым студентам могу помочь – хоть и не всем. Но самое важное – ни одному не повредить. Я очень боюсь отбора. Если я могу не принимать в нем участие, я этого не делаю. Хотя я знаю, что бывают талантливые люди, которые, если их не принимают один год, придут через полтора-два, знаю, что талант пробивается. Но все равно отказ приносит человеку огромное страдание. Это может испортить характер, создать комплексы до конца жизни. А с другой стороны, соглашаться на все тоже нельзя, это конформизм.
– Чем отличается новое поколение? Возникает у вас с ними «конфликт отцов и детей»?
– Постоянно. Чем для меня отличаются мои студенты в России, так это тем, что здесь у молодых очень часто существуют настоящие биографии. Я сейчас вел мастер-классы в Хьюстоне и обращался к моим американским студентам: «Вы должны не рассказывать то, что вы видели по телевизору, вы должны рассказывать вашу жизнь. Расскажите мне, какие вы в жизни принимали важные решения». Один поднимает руку, говорит: «Господин профессор, у меня было только одно драматическое решение в жизни – выбор между марками мобильных телефонов». Тогда какой может быть из него режиссер? Что он мне расскажет?
– О том, что в скором времени в России мы увидим ваш новый фильм, мы узнали. А как насчет театральных постановок? Может быть, после «Балтийской звезды» у вас появилась какая-нибудь договоренность с театром «Балтийский дом»?
– Об этом мы только что начали очень приблизительные переговоры. Я мечтаю поработать в Петербурге. Я здесь никогда не жил, всегда приезжаю на два-три дня, а это обаятельный город, и вы об этом прекрасно знаете. Москва – наоборот, она очень трудная, я Москвы боюсь, никогда не чувствую себя там свободным. Это город не для людей, а для толпы, для массы. Я в Москве готовлю театральную постановку, которая выйдет в феврале. Это американская пьеса «Доказательство» про математика, которая будет поставлена в Молодежном театре.
– Так, а в Петербурге? К какому произведению склоняетесь?
– К своему. Это будет маленький камерный спектакль на религиозный сюжет. Я думаю, что такой интеллектуальный город, как Петербург, может быть, это примет. Но увидим.
Беседовала Алина Циопа
– Пан Кшиштоф, когда вам на днях вручали «Балтийскую звезду», вы невзначай упомянули о своих корнях, которые связаны с Петербургом. Расскажите, пожалуйста, поподробнее.
– Петербург – город, где пересекались судьбы людей всей Восточной Европы. Но и мои итальянские предки тоже были связаны с Петербургом: они в 60-е годы XIX века строили железную дорогу из Варшавы через Вильно и Ригу в Петербург. Кстати, может быть, вы помните: раньше, когда хотели деликатно сказать, что кого-то тошнит, то говорили: «Он едет в Ригу». Дело в том, что на отрезке железной дороги между Вильно и Ригой были плохо положены рельсы и поезд трясло. Так мой дед всегда говорил: «Это меня не касается, я делал только до Вильнюса!»
– Это об одной ветви ваших родственников. А другая?
– Мой дед по линии мамы родился в Сибири, его родители были сосланы туда из Польши после восстания 1863 года. Его родители умерли, когда он был еще ребенком. И у нас в семье существует легенда, что он пришел оттуда в Петербург пешком по железной дороге. Он остался в Петербурге, со временем возглавил небольшой завод. К счастью, филиал этого завода был в Варшаве, что помогло ему во времена большевиков сохранить свой бизнес и пережить это время. Он погиб во время Второй мировой войны.
– Ваша кинематографическая карьера началась с того, что вы еще студентом снимали любительские фильмы. Но история умалчивает о том, где вы взяли камеру в те времена.
– Действительно, камера тогда была очень дорогая, и купить ее позволить себе я не мог. Я снимал в студенческом киноклубе, который обеспечивал меня пленкой, оплачивал ее проявку.
– Это когда вы учились…
– …на физика. Клуб был при университете и при Союзе журналистов, как ни странно.
– Снимали ли вы научно-популярные фильмы?
– У меня практически только одна такая картина. Меня пригласили сделать научный фильм о компьютерах. Это было давно, в середине 60-х, когда еще никто не знал, что это такое. А я в фильме объяснял. У меня были очень амбициозные намерения – задуматься над тем, как бессмысленные элементы, собравшись вместе, могут породить мысль. Чтобы проиллюстрировать эту идею, я собрал детей-дошкольников, которые еще не умеют считать. И расставил их в киностудии так, что они движениями рук вычисляли тригонометрические функции. Моим актерам, правда, не очень это нравилось – дети есть дети, кричали, шумели – больше ста человек, вы представляете себе, какой был беспорядок!
– Обратимся теперь к картинам, получившим большую известность во всем мире. Ваши герои преимущественно одиноки. Как вы к этому пришли?
– По разным причинам. Даже то, что я почти десять лет был студентом, в трех разных институтах, – уже влекло за собой одиночество. Все мои коллеги уже начали нормальную жизнь, женились, имели семьи, а я все еще оставался студентом. И потом, знаете, я принадлежу к поколению войны. Многие люди моего возраста видели, как необеспеченно человеческое существование, как легко исчезнуть. Просто разорвалась бомба, стояли люди – и они уже лежат. Никто не может точно сказать, что я доживу до завтра, хотя на первый взгляд мы все надеемся, что-то планируем...
– Может быть, с этим связано и то, что у снятых вами историй редко бывает счастливый конец…
– Трудно сказать, мои картины заканчиваются по-разному. Но у меня нет иллюзий, что добро получает награду и что если я буду вести себя хорошо, то все хорошо закончится. Таких гарантий в жизни не бывает!
Кстати, если говорить о моей последней картине «Повторный визит», я в ней касаюсь этого вопроса. Я только что окончил этот фильм – представьте себе, приехал к вам, в Петербург, в то время как его премьера проходила на Римском фестивале! В этом фильме появляются персонажи моих старых картин, сыгранные теми же самыми актерами, 40 лет спустя, без грима. Я «добавил»
этим персонажам биографию, написал, что с ними потом произошло, и в кадре актеры это рассказывают. В этом фильме я ставлю вопрос: возможна ли все-таки совершенная, удачная жизнь – или все равно у человека останется ощущение, что жизнь не удалась?
– Когда выходила «Персона нон грата», в России на нее возлагали большие надежды. Ведь вы едва ли не единственный известный на весь мир режиссер, который может снять объективное кино об отношениях между нашими странами: вы одинаково хорошо знаете как Польшу, так и Россию, любите обе страны.
– Конечно, я думаю, что в «Персоне нон грата» присутствует, в общем, справедливый взгляд: я не стою по одну сторону, я показываю отношения между двумя странами как сложные отношения между людьми. Эта проблема исходит издалека, мы не очень понимаем друг друга, в исторической памяти – огромная разница. Россия совсем по-другому помнит прошлое, чем мы. Но на уровне простых людей я никакой вражды не чувствую. Наоборот, у поляков сейчас, когда мы можем не так бояться россиян, как боялись до падения коммунизма, отношение стало более дружеским.
– А как складываются отношения между нашими странами с точки зрения кинематографа: смотрят ли в Польше новое русское кино?
– Да, это поднялось только за последние годы. Сейчас в разных городах Польши раз в год с огромным успехом проходит фестиваль российского кино, и фильмы уже входят в регулярный прокат. Многие годы этого не было, и сейчас намечается такой радостный поворот. Одновременно гораздо больше людей стало изучать русский язык.
– Контакт с кинематографом других государств очень важен для развития. Вспомнить хотя бы вашу поездку во Францию – «новая волна» оказала большое влияние на ваше творчество?
– Огромное. В ту поездку я встретился с Трюффо и с Шабролем, увидел, как они снимают картины. Мне сразу же захотелось снимать так же, как они. Но моим профессорам в киношколе это не понравилось, меня за это изгнали. Но я все равно считаю, что победил, потому что я вернулся и окончил киношколу. А мои профессора потом узнали: то, что им казалось любительским подходом, оказалось современным. Что не все должно быть по голливудским стандартам со светом, ателье – это только один из возможных ходов, но не единственный.
– Сейчас вы сами преподаете. Когда ваши студенты приходят к вам и настаивают на своих идеях, не слушаются – вспоминаете ли вы эту историю?
– Вспоминаю постоянно. Я знаю, что некоторым студентам могу помочь – хоть и не всем. Но самое важное – ни одному не повредить. Я очень боюсь отбора. Если я могу не принимать в нем участие, я этого не делаю. Хотя я знаю, что бывают талантливые люди, которые, если их не принимают один год, придут через полтора-два, знаю, что талант пробивается. Но все равно отказ приносит человеку огромное страдание. Это может испортить характер, создать комплексы до конца жизни. А с другой стороны, соглашаться на все тоже нельзя, это конформизм.
– Чем отличается новое поколение? Возникает у вас с ними «конфликт отцов и детей»?
– Постоянно. Чем для меня отличаются мои студенты в России, так это тем, что здесь у молодых очень часто существуют настоящие биографии. Я сейчас вел мастер-классы в Хьюстоне и обращался к моим американским студентам: «Вы должны не рассказывать то, что вы видели по телевизору, вы должны рассказывать вашу жизнь. Расскажите мне, какие вы в жизни принимали важные решения». Один поднимает руку, говорит: «Господин профессор, у меня было только одно драматическое решение в жизни – выбор между марками мобильных телефонов». Тогда какой может быть из него режиссер? Что он мне расскажет?
– О том, что в скором времени в России мы увидим ваш новый фильм, мы узнали. А как насчет театральных постановок? Может быть, после «Балтийской звезды» у вас появилась какая-нибудь договоренность с театром «Балтийский дом»?
– Об этом мы только что начали очень приблизительные переговоры. Я мечтаю поработать в Петербурге. Я здесь никогда не жил, всегда приезжаю на два-три дня, а это обаятельный город, и вы об этом прекрасно знаете. Москва – наоборот, она очень трудная, я Москвы боюсь, никогда не чувствую себя там свободным. Это город не для людей, а для толпы, для массы. Я в Москве готовлю театральную постановку, которая выйдет в феврале. Это американская пьеса «Доказательство» про математика, которая будет поставлена в Молодежном театре.
– Так, а в Петербурге? К какому произведению склоняетесь?
– К своему. Это будет маленький камерный спектакль на религиозный сюжет. Я думаю, что такой интеллектуальный город, как Петербург, может быть, это примет. Но увидим.
Беседовала Алина Циопа
