Смерть в большом городе
В Большом театре поставили «Воццека» – шедевр Альбана Берга по драме Георга Бюхнера. Культовая опера ХХ века не шла в России с 1927 года.
Зеркало сцены поделено на комнаты-клетушки. На трех этажах многоквартирного дома течет размеренно-тягучая жизнь, вскипает бессмысленная «пена дней». В каждой типовой клетушке обитает типовая семья из трех человек: мама, папа и ребенок, благопристойная ячейка общества. Дети прыгают на кровати, мамы хлопочут, отцы скучливо смотрят в окна. На почетном месте красуется панель плазменного телевизора: дергающиеся тени, разинутые рты, футбол, новости. Мельтешенье виртуальной жизни течет поверх серой обыденности жизни «реальной». И непонятно, кто, в сущности, тут более реален: те, что в телевизоре, или те, что выставлены, как на витринах, в проемах квартир?
В последние годы режиссер Дмитрий Черняков, ставший значимой фигурой отечественного и мирового оперного театра, неотступно задается мучительным вопросом: что происходит с человеком, помещенным во враждебную ему среду мегаполиса? И приходит к выводу: ничего хорошего. Чувства гаснут, душа умирает, психика разлагается на атомы, личность распадается на клочки: мегаполис иссушает человека, превращая его в тень самого себя. И тогда тень начинает примерять на себя чужие маски и роли: утратив самость, человек превращается в пустую оболочку, готовую принять любое содержание. Вот почему слой виртуальной, игровой жизни становится в спектакле Чернякова важнее жизни всамделишной. А запутавшийся герой – Воццек – лишь однажды проявляет сильное и цельное чувство. И это чувство – деструктивная агрессия.
Воццек (Георг Нигль) убивает Мари (Марди Байерс), женщину, родившую ему ребенка. Убивает в порыве ревности – хотя до того проявлял к ней удивительное безразличие. Убийство происходит в той же комнате-клетушке, перед телевизором: не у озера, не в темном лесу, обагренном кровавой луной, как то полагается по тексту либретто (и на чем так настаивал автор, Альбан Берг). Как всегда, Черняков рассказывает свою историю поверх авторского текста: социальная проблематика драмы Бюхнера, трактующая о трагедии маленького человека, изгоя общества, ничтожного винтика армейского механизма (по оригинальному сюжету Воццек – солдат и живет в казарме), изъята режиссером. Он считает, что в наше время к небу вопиет не нищета тела и разума – но нищета души. Точнее – потеря души человеком, заштампованным матрицами сумасшедшего бега жизни. В соответствии с этой установкой режиссер и строит свой спектакль: точно, умно, беспощадно – и нисколько не сочувствуя героям.
В спектакле Чернякова все дети – маленькие чудовища. Сын Воццека безразличен к отцу и матери: его взор уперт в экран, он судорожно дергается, держа в руках пульт Play Station. И даже смерть матери оставляет его равнодушным: он попросту не замечает, что за стол усажен труп – как до того не замечал живую мать.
Сам Воццек в версии Чернякова мучим не нищетой и безумием, но тотальной бесчувственностью. Он ищет острых ощущений – и потому отдает себя во власть мнимого «Капитана» (его партию блестяще спел Максим Пастер). Добровольно подвергается экзекуциям и странным экспериментам мнимого, дерганого Доктора (гротескный образ невротика отлично удался петербургскому басу, Петру Мигунову). Садомазохизм Воццека – род наркотической зависимости: он ищет боли и унижения, чтобы почувствовать себя живым.
Спектакль плотно впечатывается в мозг ячеистой структурой комнат, порождая ужас и смятение: ты оглядываешься на себя, свою жизнь и находишь в ней пугающие соответствия происходящему на сцене. Стремительно несущееся действие, до изумления тщательно проартикулированные партии и содрогания экстатического оркестра спрессовываются в единое, поразительно острое ощущение. То, что удалось сотворить Теодору Курендзису с оркестром Большого театра, можно назвать чудом. Возбужденные оркестровые всплески интерлюдий прослаивали 15 картин оперы, сменявшихся как лаконические кадры фильма, электризовали зал и солистов так, что только искры летели. А ведь у оркестра нет привычки играть музыку ХХ века – разве только Прокофьева да Шостаковича. Хотя… «Воццек» написан 90 лет назад, он стал классикой, поставлен на всех сценах мира – давно пора было привить его на отечественную оперную почву.
