«У Церкви и государства есть общие задачи»
Как переживает времена реформ и модернизации, как влияет на общественное сознание один из крупнейших общественных институтов в нашей стране – Русская православная церковь? Об этом с председателем синодального информационного отдела Московского патриархата, заместителем декана факультета международной журналистики МГИМО и главным редактором журнала «Фома» Владимиром ЛЕГОЙДОЙ беседовал корреспондент «НВ».
– Вы общаетесь со студентами, так называемым поколением 90-х, которое многие называют потерянным. Кто и как его потерял?
– Я бы поостерегся делать такие обобщения. Очень не хотелось бы уподобляться людям, которые говорят, что в их время трава была зеленее, небо голубее и т. д. К тому же я прекрасно помню знаменитую цитату из древнеегипетских времен о том, что с такой молодежью у страны нет будущего. Да, поколенческий конфликт был всегда. И все-таки у нынешнего поколения есть серьезные особенности. Это поколение во многом воспитано обществом потребления. Схему, в которой вселенная вращается вокруг потребителя, оно воспринимает как естественную схему поведения не только в магазине, но и за школьной партой, на университетской скамье и даже порой в храме. Такое легкое игровое отношение к происходящему, с малой степенью серьезности и ответственности, а зачастую просто безответственное. Это, конечно, не единственные и даже не главные характеристики поколения. Но существенные.
– Это поколение ровесников новой России, но, по сути, реформы делались их родителями. Сейчас мы на пути новых реформ, каков в этом отношении потенциал нового поколения? Нужна ли ему модернизация?
– Техническую сторону модернизации, инноваций они как раз могут понять быстрее и адекватнее, чем представители старшего поколения. Но меня волнует не внешняя сторона вопроса, а внутренняя. Не может быть содержательной модернизации без ее соотнесения с изменениями нравственной составляющей человеческой жизни. Вне этого контекста не интересно говорить и о том, готова ли молодежь к модернизации. Когда мы говорим об экологии, техногенных ситуациях, мы всегда ставим вопрос: выживет ли человечество или нет? Всегда хочется добавить: а какое человечество выживет? И здесь есть над чем задуматься.
– Государство, различные политические партии придумывают свои способы работы с молодежью. В общем-то ничего нового. А что Церковь делает в этом направлении?
– В каком-то смысле тоже ничего особо нового. У Церкви есть задачи, которые не меняются, – говорить о Христе и евангельских ценностях. Как неоднократно подчеркивал святейший патриарх, задача Церкви – «говорить Божью правду». Независимо от того, какое время, какой политический строй, погода, какие технологии на дворе. Понятно, что это слово должно быть услышано, и здесь есть проблема языка и адекватности церковной проповеди. И это тоже не современная проблема, она для миссионера постоянна. Очень важно, чтобы не терялась цель миссии.
Есть фраза апостола Павла на все века: «Для всех я стал всем, чтобы спасти хотя бы некоторых». В ней все – и методология, и цель. В этой фразе нельзя ставить точку посередине: «Для всех я стал всем». Чего Церковь не делает, по крайней мере сознательно, так это не стремится к тому, чтобы подстроиться под субкультуру – принадлежность человека к ней не может быть преградой для вхождения в Церковь. Да, с одной стороны, у Церкви есть своя субкультура, и нам она дорога, мы ее ценим и не стесняемся ее. Но это не значит, что если ты хочешь войти в Церковь, то должен определенным образом одеться. Церковь не сводится даже к своей собственной субкультуре. Многие пытаются отождествить миссию с другими субкультурами и говорят, что вот, мол, у вас уже байкеры православные. Но мы ничего не отождествляем – Церковь больше этого.
– Сейчас мы уже постфактум боремся с алкоголизмом, наркоманией, агрессией, политической пассивностью и так далее. Может ли РПЦ признать, что она упустила время в работе с молодежью?
– Сказать, что мы не делали чего-то, что должны были, я, наверное, готов. Но могли ли мы? Как сказал один современный миссионер, «нам 70 лет ломали ноги, а теперь хотят, чтобы мы станцевали польку-бабочку». Считается ли это упущенным временем? Такая у нас обеспокоенность есть, и связана она в том числе со спецификой поколения, с которой мы начали разговор. За последние 15–20 лет в церковной и молодежной работе мы уже сделали какие-то вещи, которые я считаю неправильными. Например, ориентированность на мероприятия.
Мы провели один слет, два съезда, три лагеря и поставили галочку. Патриарх на последней своей встрече с молодежью говорил об этом же: нужна ежедневная и постоянная забота о людях. Последний год был как раз тем временем, когда мы от осознания проблем, а это тоже очень важно, начали переходить к попыткам их решения. Раньше эти попытки больше реализовывались в восстановлении храмов и устройстве новых. Это, безусловно, тоже нужно – социологические исследования показывают жесткую корреляцию между количеством храмов и количеством верующих.
– Насколько важна государственная поддержка для работы Церкви?
– Когда мы говорим об отделении Церкви от государства, то подразумеваем, что государство не может устанавливать какую-то религиозную традицию в качестве государственной веры. И соответственно, не может вмешиваться во внутреннюю жизнь Церкви, что происходило и в советское время, и в досоветское – в так называемый синодальный период. У нас же почему-то начинают говорить, что и Церковь не может претендовать на какую-то помощь со стороны государства. Но этот тезис никак не вытекает из отделения Церкви от государства.
У нас есть общие задачи. Государство – это система, обслуживающая общество. В этом смысле Церковь как социальный институт и элемент гражданского общества не может не быть в контакте с государством и не получать какой-то поддержки. Условно говоря, верующие – это не группа засланных в страну людей, которые ходят на трех ногах и не имеют к нему отношения. Если 80 процентов людей говорят, что они православные, это и есть Церковь. Как отделить эти 80 процентов от государства?..
