«Чувствовал себя сумасшедшим наркоторговцем»
Знаменитый биатлонист Дмитрий Ярошенко рассказал «НВ» неизвестные подробности допинг-скандала с его участием.
До окончания срока двухгодичной дисквалификации у Дмитрия Ярошенко остается меньше года – 3 декабря 2010 года биатлонист намерен вернуться на лыжню и показывать высокие результаты. В беседе с корреспондентом «НВ» двукратный чемпион мира рассказал, как провел этот год, как пережил допинг-скандал, разразившийся накануне прошлогоднего чемпионата мира в Пьончанге, а также поделился планами на будущее.
– По возвращении из Кореи было и морально, и физически очень тяжело, – вспоминает Дмитрий. – Мы с супругой сразу же уехали к ее родителям в город Бородино Красноярского края, откуда, кстати, Ольга Пылева. И хотя там есть великолепная снежная трасса, у меня не было никакого желания ни тренироваться, ни просто кататься. Я не до конца осознавал и абсолютно не верил, что это произошло с мной.
– Наверное, и за биатлоном не следили?
– Мужские гонки вообще не смотрел принципиально, потому что было тяжело наблюдать за товарищами по команде. А несколько женских стартов все же посмотрел. Тогда же я откровенно сказал своему личному тренеру: чем меньше я тренируюсь, тем меньше мне хочется возвращаться в спорт. Сильно мне помогла Мария Вдовенко, администратор моего официального сайта, и те люди, что писали мне в гостевой книге. Я одно время даже на сайт не заходил, но Мария настояла, чтобы я почитал отзывы, а моя мама после прочтения даже плакала.
– После возвращения из Пьончанга вы попросили: «Не трогайте родных!» Не трогали?
– Журналисты не трогали, все-таки у них не было ни телефонов, ни адресов. И я рад, что мои родные живут на Камчатке, а там, так скажем, другая страна, закрытая территория. Но были «доброжелатели», которые, когда еще ничего не было известно даже про пробу «Б», приходили к моей маме и делали громкие заявления. Мол, а вы знаете, что ваш сын на допинге попался? Мама у меня врач, человек публичный, ее многие знают на Камчатке. Хоть я тогда и пытался ее успокоить по телефону, но, как мне рассказывали родные, в тот период она себя не очень хорошо чувствовала.
О положительной допинг-пробе вы действительно узнали раньше, чем объявил Международный союз биатлонистов?
– Да. Уже 30 января нам всем троим пришли уведомления на электронную почту такого содержания: «У вас обнаружена положительная проба «А», такого-то числа. У вас есть возможность отказаться от вскрытия, тем самым вы подтверждаете свою вину». Я в тот день был в аэропорту, откуда улетал в Корею. Мне звонит Дмитрий Алексашин и спрашивает: «Ты давно проверял свою почту?» Когда тебе звонит вице-президент СБР, а он не каждый день звонит, и особенно когда он тебе такое говорит, сразу такие предчувствия нехорошие, поджилки затряслись. «А что случилось?» – спрашиваю. Думал, проблемы с документами, но Алексашин мне все объяснил.
В Корее нас как будто черти посадили на сковородку и жарили на медленном огне. Ходили и испытывали на себе все эти косые взгляды. Но самое интересное, в конце декабря 2008 года мы с Катей Юрьевой участвовали в «Рождественской гонке звезд» на стадионе «Шальке-04» в Гельзенкирхене, где стали третьими. Это коммерческие старты, и организаторы нам должны были перевести призовые деньги в течение десяти дней максимум. А они этого не делали под разными предлогами: то счет пришлите, то еще что-то. И так каждый день. Я думаю, они уже тогда знали о пробе. А нам сообщили только 30 января.
– Что это был за допинг и почему всю вину вы взяли на себя? Ведь запрещенный препарат вам дал доктор!
– Это кардиостимулятор, который помогает организму, скажем так, выйти из физического переутомления и поскорее восстановится. Винить одного доктора глупо. Хотя многие как раз и хотели, чтобы мы с Андреем Прокуниным на специальной пресс-конференции признались, что «нашпиговались» допингом, а потом все на доктора свалили. Мы доктора обвинять не собираемся, потому что и у него была информация от производителя, что это незапрещенный продукт.
– В те дни некоторые иностранные спортсмены и тренеры поспешили заявить, что не хотят соревноваться с русскими, все достижения которых связаны только с допингом. Как вы воспринимали эти заявления?
– Вы заметили, что те, кто делал эти заявления, сейчас высоких результатов не показывают? Нельзя такое говорить, ведь каждый человек имеет право на ошибку. Тем более если бы это было преднамеренно – вопросов нет. Чуть позже я с этим столкнулся, когда тренировался в Обертилихе, как раз в то время там женская команда Германии была. Потом читаю интервью Вильхельм, которая заявляет, мол, как ему не стыдно смотреть нам в глаза. Я себя почувствовал как минимум педофилом или каким-нибудь сумасшедшим наркоторговцем. Повторюсь, чем меньше я тренировался, тем меньше мне хотелось возвращаться. Я начал привыкать к обычной жизни – рядом семья, твои родные, быт налажен, тебе не надо мотаться по гостиницам, есть «столовскую» еду. Именно «столовскую», а не ресторанную, потому что у российских спортсменов ограниченный лимит суточных на питание. Соответственно в столовых спортсмены стараются питаться подешевле, но там и готовят подешевле.
Потом немножко отдохнул, занялся общественной деятельностью, связанной со спортом, провел на Камчатке детские соревнования. Постепенно развеялся и начал крепнуть духом. Очень много знакомых меня морально поддерживали, все друзья говорили, что я должен вернуться и хлопнуть дверью. Сейчас уже смотрю все этапы Кубка мира, анализирую, и уже больше возникает желание вернуться. Я прекрасно осознаю, что способен еще что-то показать. А раньше, скажу честно, выходил на гладкую тренировку без стрельбы, которая один час и сорок минут должна длиться, катался 20 минут, и больше не хотелось. Тренировался через силу несколько дней, пока в норму пришел.
– Насколько будет сложно вернуться в сборную?
– Я не питаю иллюзий, что меня сразу включат в состав основной команды. Меня и тренер настраивает на отбор, который прошла, к примеру, Анна Богалий-Титовец. Я реально осознаю, что мне придется это все проходить. Конечно, было бы здорово, если бы мне дали поучаствовать в контрольных тренировках, но до этого еще далеко. Если будет сито отбора, буду проходить через него. Но желание вернуться у меня огромное. Меня все поддерживают – семья, друзья, болельщики.
– С планами на сезон уже определились?
– Мы с тренером продумали зимнюю подготовку, именно зимой надо поддерживать форму, особенно функциональную, на высоком уровне. В ближайшее время получу от тренера домашнее задание, а после 10 января снова встретимся. Весь тренировочный процесс у нас расписан до весны. Весной будет небольшой отдых, а летом все – забрало опустил и в бой, там уже будет совсем другая работа.
– Тяжело расставаться с мечтой об олимпийской медали, ведь из-за дисквалификации вы пропускаете Олимпиаду и в Ванкувере-2010, и в Сочи-2014?
– Это очень жесткое наказание, особенно когда планируешь заканчивать карьеру на Олимпиаде, а при удачном стечении обстоятельств еще и с медалью. Но в биатлоне каждый год проводят чемпионаты мира, которые, конечно, уступают Играм по статусу, но не по накалу и по зрелищности. Надеюсь вернуться и показать достойный результат.
– Со старшим тренером Владимиром Аликиным и бывшими партнерами по сборной держите связь?
– С Аликиным крайне редко общаемся. Один раз с ним виделись в Ханты-Мансийске, где у них как раз основной сбор заканчивался. Поговорили о ситуации со мной, о команде, но в общих чертах. Чаще общаюсь с Евгением Устюговым и Андреем Маковеевым, но у них сейчас голова забита другим – Олимпийские игры гораздо важнее, все остальное отошло на второй план.
– Можно ли ждать возвращения на лыжню легендарной четверки – Черезов, Чудов, Круглов, Ярошенко, – которую Аликин когда-то назвал «золотой»?
– Скажу честно, что когда Аликин сделал именем нарицательным золотую четверку, мне это не понравилось. Потому что биатлон такая вещь, где все меняется – сегодня один лидер, завтра другой. Я бы хотел, чтобы Россия вернула себе первые места в эстафете. Пускай она будет золотой в различных составах!
