«Мы делали общее дело не ради орденов и медалей»
Сегодня исполнилось 15 лет с того дня, когда федеральные войска очистили столицу Чечни Грозный от сепаратистского режима. Дату, которую сегодня уже не вспомнят многие политики, помнят и чтят на Балтийском флоте. А 18 января в гвардейской бригаде морской пехоты традиционно вспоминают своих товарищей, павших в первую чеченскую кампанию. Своими воспоминаниями о событиях тех дней с собственным корреспондентом «НВ» поделился гвардии подполковник запаса Александр ПЛЮЩАКОВ, водрузивший Андреевский флаг над дворцом Дудаева.
– Александр, вы кадровый военный, офицер, которого всю карьеру готовили к войне. Но учиться воевать и воевать совсем не одно и то же. Каковы были впечатления профессионала, впервые принявшего участие в боевых действиях?
– Нас довольно неожиданно сформировали и перекинули под Грозный, в Андреевскую долину. Это было в самом начале января 1995-го. То есть я и мои товарищи после традиционных декабрьских учений готовились провести Рождество в своих семьях. Но поступил приказ. Наверное, тогда в первый раз можно было оценить, кто есть кто. Ведь, чего греха таить, некоторые отказались. Таких было немного, единицы. Не хочу называть их фамилий, да и незачем. Зато в сводный батальон подали рапорта другие офицеры. Честные, решительные и смелые, сознающие ответственность командира за своих бойцов. Я, в то время майор, был назначен заместителем командира батальона по воспитательной работе. Пока летели туда, пока дислоцировались в Андреевской долине, в сознании ощущалась некая двойственность.
С одной стороны, вроде как съемки какого-то боевика. С другой – мимо тебя несут раненых, отгружают «двухсотые». Когда же после адаптации мы вошли в Грозный, наверное, каждой своей клеточкой осознали: это война. Настоящая, беспощадная. Где цена каждой оплошности – жизнь. Твоя или твоих товарищей. И сразу же по-другому стали смотреть на многие вещи. Вот огонь из миномета. Не просто стрельба. Это полетела чья-то смерть. В общем, трудно объяснить, что ты ощущаешь. Еще труднее передать свои чувства, когда у тебя на руках умирает товарищ, с которым ты еще недавно курил, разговаривал о каких-то незамысловатых бытовых вещах.
– Говорят, война ожесточает…
– И да, и нет. Я смотрел, как на войну реагировали моряки. Они на самом деле были полны ненависти к тем, кто убивает их товарищей и друзей. С другой стороны, неоднократно наблюдал, как по-человечески они относились к самим чеченцам. Даже делили с ними свой паек. Просто война расставляет все по своим местам. А в батальоне царил настоящий дух боевого товарищества. Намеков на какую-то дедовщину и на какое-то панибратство не было. Моряки относились к офицерам именно как к своим отцам-наставникам, от которых зависит их жизнь.
– Не было настроений, что это чужая война?
– У тех, кто полетел в Грозный, не было. Считаю, что нам очень повезло, что мы отправились несколько спонтанно, именно в начале января, пока правозащитники не развернули своей пропаганды, которая иной раз убивала не хуже пули снайпера. Мы сражались не с народом, а с бандитами. И сражались за свою страну.
– Говорят, в то время в Грозном царила неразбериха?
– Говорят многое. Мы не входили в состав какой-то группировки, поэтому у нас разбалансированности в командах не было. Может, потому, как говорит сухая статистика, у нас было меньше всего потерь. Хотя для нас каждое имя павшего товарища бесценно. 18 января в один только день мы потеряли сразу 12 товарищей. И каких ребят! Женя Колесников, прошел Афган, еще тогда душманы за него давали бешеные деньги. А вот смерть свою майор Колесников нашел в Зеленом районе Грозного. О каждом из павших можно говорить бесконечно. Всего за время чеченской кампании мы потеряли 47 товарищей.
– Андреевский флаг, реющий над президентским дворцом, на фоне которого все должностные лица давали интервью, – ваших рук дело?
– И Андреевский, и государственный триколор, закрепленный этажом ниже, устанавливала группа под моим командованием. 19 января меня вызвал комбриг Евгений Кочешков и отдал приказ в память о павших товарищах прорваться во дворец и установить на его крыше Андреевский флаг. Приказ отдан, надо выполнять. По теории бой в городе самый сложный. На практике, не просто самый сложный, а самый непредсказуемый. Пространство перед дворцом голое, хорошо простреливаемое. Взял с собой четырех добровольцев из моряков, ребята прикрыли нас огнем, и мы пошли в прорыв. Надо сказать, что в этот момент в городе был «винегрет»: никто не знал, где находятся боевики, где наши. Слишком часто менялись позиции, поэтому легко можно было нарваться и на пули соседей. Однако прорвались к зданию, оказались в мертвой зоне. Немного передохнули. Далее пошли по лестничным маршам спина к спине, не прерывая огня. Серьезное сопротивление нам оказали только на третьем или четвертом этаже, легко задели одного бойца. На шестом едва не наступили на растяжку. На восьмом лестница была уже обрушена. Дал команду установить на доступном и видном месте флаг. Пошли назад, таким же путем, не прекращая вести огонь, когда спустились, на улице уже сумерки. Связи нет, своим и не просигналишь. Пошли на риск и все-таки прорвались.
– Как комбриг отнесся к вашему возвращению?
– Не поверил. Мы стоим все в поту, а он сомневается, что мы флаг водрузили. Нет стяга на дворце. Не видно. Мы-то даже и поняли тогда, что установили флаг на другой, фасадной стороне здания. Но очень я тогда обиделся. С той же группой ушли обратно и таким же способом водрузили уже триколор. Но на седьмой этаж не попали, так как сами за собой взорвали лестничный марш, поэтому пришлось закреплять древко этажом ниже. В подтверждение, что мы были во дворце, я принес на КПП балясину от лестницы с серпом и молотом. Однако оба эти полотна мы смогли увидеть только день спустя, когда передислоцировались. Зато соседи наши немало дивились, вроде во дворце ведут бои десантники, а флотские на нем уже флаг водрузили. Оба полотнища так и провисели на своих местах, до того момента, как в феврале дворец был уничтожен. Все моряки, которые пошли со мной в тот рискованный рейд, были награждены орденами Мужества.
– А вы?
– Мне досталась награда статусом пониже. Характерами не сошелся с начальством. Но обиды ни на кого не держу. Мы делали там одно общее дело, делали не ради орденов и медалей.
