Не признавать, а смывать?
Время от времени в СМИ появляются истории про «врачей-убийц», из-за ошибок которых погибают или калечатся люди. Что служит их причиной и кто должен нести за них ответственность? Мнения разных профессиональных сообществ на этот счет не совпадают и вряд ли совпадут.
В редакцию «НВ» обратилась пенсионерка Нина Владимирова. Два года врачи районной поликлиники не могли установить ей диагноз. Только в Городском клиническом онкодиспансере сразу поставили диагноз «рак молочной железы», после чего удалили опухоль вместе с грудью. Пенсионерке повезло, болезнь за это время не пустила метастазы. Но ее волнует страшная цифра – 64 тысячи ежегодно погибающих от рака груди женщин, – которую она услышала по телевизору. У онкологов, правда, другая информация: чуть более 20 тысяч смертей в год по стране. В Санкт-Петербурге в 2008 году от рака молочной железы умерли около 1000 человек, причем многие из них стали жертвами позднего обращения к врачу. Правда в том, что часто диагноз ставится уже на 2–3-й стадии из-за позднего обращения. Каждый случай поздней диагностики рака разбирается на врачебной комиссии.
Если бы Нина Владимирова пожаловалась в комитет по здравоохранению, то данный эпизод признали бы врачебной ошибкой. В Сети гуляет страшная цифра, согласно которой каждый третий диагноз, поставленный врачом, ошибочен. Профессионалы говорят, что в год в системе здравоохранения проводится около 900 000 экспертиз, а ошибки диагностики и лечения выявляются в 5–15 процентах случаев. Понятие «врачебная ошибка» пока не имеет точного юридического определения, и каждое ведомство понимает его по-своему. По словам начальника отдела контроля качества комитета по здравоохранению Марины Андреевой, в системе здравоохранения Санкт-Петербурга поддерживают мнение, что для оценки действия (бездействия) врача как врачебной ошибки необходимы следующие условия:
– Это непреднамеренное заблуждение (объективно неправильное, предотвратимое действие), не соответствующее установленным нормам и правилам, которое привело или с высокой степенью вероятности могло привести к негативным последствиям.
К сожалению, чаще всего ошибку признают таковой, когда пациент становится либо инвалидом, либо покойником. В остальных случаях врачу могут вменить лишь некачественную медицинскую помощь. Происшедшее этим летом в городской больнице № 26 с пациентом Вадимом Федосеевым, благодаря активности его родственников, стало притчей во языцех для журналистов. В больницу 50-летний мужчина попал в тяжелом состоянии после ДТП, ему назначили операцию по имплантированию протеза в шейный отдел позвоночника, через несколько дней после которой он умер. Сестра покойного считает, что в теле брата после операции оказался не тот имплантат, который они покупали. А экспертная комиссия установила, что врачи «не заметили» переломов 11 ребер и одного позвонка. Манипуляции медиков привели к отеку спинного мозга и летальному исходу. В результате следственное управление СКП по Московскому району возбудило уголовное дело по факту причинения смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей (ч. 2 ст. 109 УК РФ). Администрация больницы ответила комитету, что пластина была той же, операция выполнена правильно, а больной умер от осложнений сочетанной травмы, при этом не исключается, что манипуляции медиков (в частности неправильная тактика по выполнению интубации) могли повлиять на течение травмы.
Адвокат потерпевшей семьи Ольга Зиновьева считает, что каждый врач имеет право на ошибку и она не должна наказываться. Но если врач проявил на работе небрежность, некомпетентность, хуже того – халатность, то это уже не ошибка, а уголовно наказуемое деяние.
За год комитет по здравоохранению получает около 5000 обращений. Из них жалоб около 250, и в основном они касаются оказания неотложной помощи. В 60 процентах случаев (данные за 2009 год) выявляются дефекты, в подавляющем большинстве это дефекты оформления медицинской документации. У коммерческих организаций соответственно в 57 процентах случаев – тоже дефекты. Но нельзя забывать, что в коммерческих организациях лечатся в основном пациенты в относительно удовлетворительном состоянии, а все тяжелые больные лечатся в государственных учреждениях. Все ошибки классифицируются по шести классам степени тяжести. По словам Марины Андреевой, тяжелых случаев, тем более с летальными исходами, из-за врачебных ошибок практически не встречается.
– Надо еще доказать прямую причинно-следственную связь между оказанием врачебной помощи и летальным исходом. Если у человека тяжелое заболевание, всегда трудно определить, умер он от него или врачи что-то не так сделали.
Однако в практике только Ольги Зиновьевой из группы «Онегин», занимающейся защитой прав пациентов, сейчас около 40 дел о последствиях врачебных манипуляций, всего же сотрудники группы ведут сотню судебных разбирательств. Много претензий к роддомам. Свежий случай – юристы помогли петербурженке взыскать 900 тысяч рублей только за моральный вред, причиненный во время родов.
Как говорят юристы, лечебному учреждению в случаях судебных претензий дешевле «сдать» врача, чтобы он расплачивался за ошибку из своего кармана. Однако происходит это очень редко, в основном ущерб взыскивают с медицинского заведения. В случае с Вадимом Федосеевым адвокат предлагает разграничить ответственность каждого врача, принимавшего участие в лечении. И велика вероятность того, что анестезиолог, который безуспешно провел интубацию, может лишиться права на медицинскую деятельность. Получают врачи и сроки, реальные и условные, но такие случаи обычно на слуху.
Половина претензий, по которым работает группа «Онегин», относится к качеству лечения в платных заведениях, другая – в государственных. Чиновники считают, что контроль качества в платной медицине развит слабо, частники заверяют – в этой области они были пионерами. Коммерческий директор клиники «Скандинавия» Марина Бродская рассказывает, что у них за жалобы на врача его не наказывают, а собирают статистику, на основе которой разрабатывают подходы к пациенту. В то же время в государственном секторе за излишнюю критику своей работы врач недополучит зарплату. Заместитель главврача клинической больницы № 122 им. Л.Г. Соколова Андрей Овчинников безжалостно расстается с сотрудниками, которые недорабатывают, поскольку надзорные органы не дают учреждению расслабиться и закрыть глаза на непрофессионализм.
Однако если в деле о некачественной помощи можно добиться денежной выплаты по суду и пойти к другому врачу, то при летальном исходе деньги человека не вернут. В феврале 2009 года Петербург был потрясен смертью 11-летней Даши Агапеевой. Пришедший по вызову матери педиатр детской поликлиники № 1 поставил заболевшей девочке диагноз: грипп. Во время второго визита сказал, что она идет на поправку. Вскоре после его ухода у ребенка резко подскочила температура, она стала задыхаться. Матери с огромным трудом удалось вызвать «скорую». Приехавший врач обнаружил пневмонию и направил в детскую инфекционную больницу № 3. Девочке с каждой минутой становилось хуже, но в приемном покое врач долго заполнял медкарту. Санитаров в больнице не было, мать сама отнесла больную в реанимацию. «Дашенька умирала у меня на руках», – с дрожью в голосе вспоминает те страшные минуты Ирина Агапеева. Спустя 20 минут ребенка не стало. Запись в свидетельстве о смерти гласит, что ее причины – двухстороннее воспаление легких и воспаление сердечной мышцы. Позже главврач больницы Галина Тюленева, защищая коллегу, скажет: таковы медицинские «стандарты», а на заполнение документов у доктора ушло не больше четверти часа.
Медицинские стандарты – это действительно головная боль современных чиновников от медицины и врачей. Занимаются ими, в частности, в Росздравнадзоре. Там же собирают информацию о врачебных ошибках, опрашивая регионы, что они понимают под этим термином.
Разбором ситуаций, когда лечение оказалось во вред здоровью, в Петербурге занимается множество организаций. Работают специальные отделы при комитете по здравоохранению, территориальном фонде ОМС, существует судебно-медицинская экспертиза, частные компании и юристы, борющиеся за права пострадавших пациентов. По данным Ольги Зиновьевой, из них лицензированных всего три. Например, центр «Независимая медико-юридическая экспертиза», руководитель которой Александр Балло также сомневается в возможности обвинить врача в профессиональном промахе.
– Доказать, что врач ошибся, сейчас почти невозможно. Дать оценку его поступку, как правило, просят судебно-медицинских экспертов или врачей из других больниц. Все они работают в одной системе здравоохранения. Коллеги не хотят вредить друг другу. Для того чтобы разорвать порочный круг и заставить закон работать, необходимо вывести бюро судебно-медицинской экспертизы из системы здравоохранения и передать в ведомство Министерства юстиции.
«Ошибки надо не признавать, ошибки надо смывать. Кровью», – говорил персонаж популярного советского кино. Врачебное сообщество стонет от такого отношения пациентов к себе, ведь постоянное давление со стороны недоверчивого больного приводит к стрессам, а соответственно – к возможным недочетам. К сожалению, публично благодарить врачей за ответственно выполненную работу у нас не принято.
