Владимир Кехман: «Театр к бизнесу не имеет отношения»
С приходом бизнесмена Владимира Кехмана в бывший МАЛЕГОТ этот театр стал одним из постоянных объектов дискуссий. Кто-то рад уже тому, что театр буквально ожил, а кто-то возмущается методами работы нового руководителя. Так или иначе, за последнее время на сцене блестяще отреставрированного театра неоднократно выступали с гастролями замечательные артисты, а сам коллектив подготовил не одну шумную премьеру. Еще одна новая постановка будет представлена публике уже на днях. О ней и о многом другом корреспонденту «НВ» рассказал Владимир КЕХМАН, который, кстати, сегодня отмечает день рождения.
– Владимир Абрамович, сейчас ведется работа над оперой «Иудейка» французского композитора Жака-Франсуа Галеви...
– Да, это наша ближайшая оперная премьера. Этот год у нас объявлен годом оперы. В начале сезона прошла премьера «Русалки», она стала первой в театре для нового музыкального руководителя Петера Феранеца. Сейчас идут репетиции оперы «Иудейка», и я надеюсь, что мы закроем сезон оперой «Бал-маскарад». Получится три оперные премьеры – как мы и планировали.
– Насколько я успела понять, «Иудейка» – это своя постановка, не привозная?
– Да, привозных постановок мы больше не планируем. Возможно, мы будем делать что-то совместно с какими-то театрами, но больше не станем что-либо покупать, как это было в начале пути. Цель тех постановок была только одна – быстро привлечь публику в театр. Потому что на балете в принципе была всегда неплохая заполняемость, а с оперой в этом смысле были проблемы.
Я благодарен Елене Образцовой, которая использовала свой авторитет и дала нам возможность убрать некачественные постановки, заменив их теми самыми «быстрыми» проектами, которые позволили нам мгновенно открыть для публики новое лицо Михайловского театра.
– Можно сказать, что театр вступает в новый этап развития собственной продукции?
– Этот этап уже наступил. Подтверждение тому – факт, что первое культурное событие в рамках Года Франции в России и России во Франции на территории России происходит именно в Михайловском театре. Я имею в виду оперу «Иудейка», на премьеру которой съезжается огромное количество гостей. Надеюсь, это будет по-настоящему крупным событием всероссийского масштаба.
– Если обратиться к постановке этой оперы, поговаривают, что на сцену выедет танк...
– Это неправда. Дело в том, что мы в принципе изменили концепцию наших постановок. Как репертуарный театр мы не можем себе позволить постановки, которые два дня собираются и два дня разбираются. В музыкальном театре в первую очередь важна именно музыкальная составляющая спектакля. Когда мы вели переговоры с режиссером, поставили условия, чтобы опера была транспортабельна, чтобы она могла динамично разбираться-собираться и чтобы режиссер уделил внимание именно музыкальной составляющей и работе с хором, с солистами, актерской игре. Огромные декорации, танки и прочее в таком роде свидетельствует о режиссерском засилии. Действительно, для сегодняшнего музыкального театра это характерно.
– Тем не менее в Мариинском театре при сохранении определенного уровня музыкального исполнения линия поиска режиссерских смыслов продолжается. В одном из своих интервью вы сказали, что у вас с Мариинским театром «разные стратегии развития» – вы это имели в виду?
– Мариинский театр – это театр одного человека. Наверное, так и должно быть, когда и генеральный директор, и художественный руководитель – одно лицо. Но если мы возьмем Венскую оперу, Мюнхенскую оперу, «Ла Скала», «Ла Фениче» – это все театры интенданта, который имеет право приглашать работать в театр разных хореографов и дирижеров. Чтобы театр отличался не вкусом одного человека, а именно наличием всей палитры, которая ориентирована в первую очередь на зрителя. В любом случае маэстро Валерий Гергиев, как большой художник, имеет право на то, что он сегодня делает. Он его заслужил, возглавляя театр 22 года.
А мы должны иметь свою стратегию, тактику и философию. Михайловский театр не является туристическим местом, мы не хотим на этом зарабатывать – мы хотим, чтобы наши петербуржцы знали, что это их дом и что именно им здесь будет очень комфортно. И репертуар подбираем соответственно: я не исключаю, что огромное количество будущих проектов мы вообще будем делать на русском языке.
– Вы говорили, что хотите закончить свое служение театру гастролями на сцене «Метрополитен»…
– Все делаю для того, чтобы это удалось. К сожалению, та активность, которую сегодня осуществляет Михайловский театр, не радует многих наших коллег. Поэтому это очень тонкий политический вопрос. Традиционно в «Метрополитен» обычно из российских театров выступают Мариинский и Большой, поэтому достаточно тяжело на сегодняшний день делать какие-либо прогнозы. Но я думаю, что мы решим этот вопрос.
– В качестве одной из важных дат для театра вы назвали юбилей Мариса Янсонса – какие планы в этом отношении, сохранились ли они?
– Мы находимся в очень теплых отношениях, Марис Арвидович очень много делает сейчас для театра, я ему невероятно благодарен. Мы попытаемся встроиться в его планы и надеемся что-то сделать вместе с ним. Но конкретики пока нет – все-таки это 2013 год. Точно могу сказать, что в том же году мы будем праздновать 200-летие Верди, 200-летие Вагнера, и я надеюсь, что Марис Янсонс, дай Бог ему здоровья, поучаствует в торжествах. И конечно же, отметит свое 70-летие. Ну и, конечно, в 2013 году будет отмечаться 180-летие театра.
– Вы сказали, что он вам помогает. Можно уточнить, чем?
– В первую очередь советами. Все, что вы видите сейчас на сцене, все наши планы – в их обсуждении он принимает активное участие. Во вторую очередь по его рекомендации к нам пришел Петер (Феранец. – Прим. ред.), и по его рекомендации с нами работает наш драматург Петер Блаха.
– Можно узнать, защитили ли вы свою дипломную работу «Стратегия развития Михайловского театра», которую вы, уже будучи директором, писали в Театральной академии?
– Конечно. Я окончил академию, сдал госэкзамены и защитил диплом на «отлично». Мне было приятно защищать дипломную работу, на защите чувствовалась эмоциально-творческая атмосфера. Очень благодарен педагогам, научному руководителю, с которым мы продуктивно работали.
– Получается, что линию развития Михайловского театра намечали в Театральной академии?
– Практически да.
– Вы не скрываете, что вы в Михайловском театре не навсегда. А о том, кто может прийти после вас, – вы задумывались?
– Это достаточно сложный вопрос. Я считаю, что сегодня форма хозяйствования больших государственных театров в корне неправильная. Сегодня нет (во всяком случае, в России) такого количества дирижеров, режиссеров, хореографов, балетмейстеров, педагогов, певцов, да и просто выпускников хореографических и музыкальных школ, училищ, консерваторий, чтобы на должном уровне поддерживать высокий статус академического театра. Я думаю, что система, которая была в дореволюционной России – а именно Дирекция императорских театров, – это единственно правильная форма, в которой могут существовать большие академические театры. Большие – я имею в виду с коллективом больше пятисот человек. Только эта форма существования позволит им развиваться на территории Российской Федерации на таком уровне, чтобы достойно представлять Россию как страну высокой культуры.
В 90-е годы открылись границы – и постепенно российские певцы и дирижеры стали так востребованы в мире, что оставаться в России им стало не очень интересно. Но если поменять структуру взаимодействия и скоординировать бюджеты театров, многое может измениться. Да, среди музыкальных театров есть два лидера, на которых мы все можем равняться, но это не означает, что лидер должен получать бюджет в десять раз больше, чем любой другой театр. Это нарушение основных принципов конкуренции! Сегодня большая часть ресурсов делится между двумя театрами, дальше идет следующий уровень – столичные театры в Петербурге и Москве, а дальше – пропасть!
Кроме того, может быть нарушена преемственность, которая у нас еще осталась, – мы недавно обсуждали это на общественном совете, где я поднял этот вопрос перед министром: у нас средний возраст педагогов в балетных школах – больше 50 лет. Это несерьезно! Если ситуацию принципиально не менять, то мы потеряем то конкурентное преимущество, которое у нас существует.
Мы поднимали и вопрос насчет необходимости изменения в законодательстве положений о работниках культуры. Он не может быть одинаковым и для работника театра, и для работника библиотеки. У них же разные условия. Я слышал, как на общественном совете обсуждалось решение постепенно переводить библиотеки в электронную версию. Человеческий фактор будет все меньше и меньше влиять на ситуацию. А театр, музыкальный и драматический, – это только человеческий фактор, и, соответственно, должно быть какое-то обновление творческих коллективов. С нынешним законом о культуре никакого обновления не может быть.
У нас театры превратились в собесы. Я, конечно, понимаю, что во многом проблема упирается в то, что артисты не могут получать другие специальности – это надо изменить. Как на Западе, где в 45 лет ты автоматически уходишь из балета, в 55 – из оперы. Если ты по-прежнему в хорошей форме – отлично, с тобой подпишут контракт. Но в зависимости от каждого конкретного случая. И люди понимают, что им нужно задуматься о том, что они будут делать после этого возраста. Есть целая система переквалификации – это очень серьезный вопрос, который требует вмешательства государства. С другой стороны, должна быть кардинально реформирована система пенсионного обеспечения людей творческих профессий.
– Та форма, которая используется в вашем театре в нынешний момент – частно-государственное партнерство, – насколько она оправдана в принципе? Например, вы, придя в театр «со стороны», стали учиться, познавать – а как другие бизнесмены?
– Я вам честно скажу: это не вопрос бизнеса. Театр к бизнесу не имеет никакого отношения, и не должен иметь. Если вы спросите меня, есть ли какие-то бизнесмены, которые хотят возглавить театр, я отвечу: «Нет, я не знаю никого». Порекомендовал ли я кому-то этим заниматься? – Нет. Это крайне неблагодарная работа. Проблема в том, что в театрах советский опыт пытаются переносить в новую, современную Россию. И это плохо.
Советский Союз был закрыт, и мы могли без проблем держать внутри страны огромное количество талантливых людей, которые никуда не могли уехать. Высшей ступенью было попасть в Мариинский и Большой театры – этим пользовалось и государство, и сами театры. На сегодняшний день это иллюзия, будто хорошо, что два театра в России имеют высокий статус и высокий уровень. У нас есть пять оркестров высочайшего уровня – а в Америке их десятки.
Изменение культурной политики – это ключевой момент. Это всегда происходит медленно, болезненно, потому что у нас неправильное отношение к культуре. Люди, которые работают в этой сфере, все время только просят, а сами стараются ничего не дать. Потому что считают (и это тоже проблема, которая пришла к нам из Советского Союза), что все обязаны финансировать культуру. Это очень раздражает всех руководителей: финансирование идет, а мощных культурных событий не происходит. Так быть не должно. Условно три-четыре человека стараются – и все.
Любое положительное изменение в форме хозяйствования положительно скажется на стратегическом развитии. Никогда человек, который имеет пожизненный контракт, не пустит к себе в коллектив кого-то нового, чтобы не потерять этот контракт. Это обыкновенная философия любого художника. Почему на Западе каждые пять лет сменяется интендант – неважно, какой бы величины он ни был? Потому что это позволяет развиваться каждому конкретному учреждению. Я считаю, что в творческом процессе привлечение нового – это важнейший элемент, ибо за пять лет взгляды «замыливаются». Сегодня мы конкурируем и с кино, и с любым развлечением в принципе. Со мной многие не соглашаются, но я убежден, что музыкальный театр является одним из эле-ментов, с одной стороны, воспитания, с другой стороны – развлечения, а с третьей – это все-таки передовая, где можно позиционировать российское искусство как одно из выдающихся конкурентных преимуществ нашей страны.
