Василий Лановой: «Отказываюсь сниматься в поделках»
Народного артиста СССР Василия Ланового называют везунчиком: за что бы ни брался, все всегда выходило с блеском – театральные роли, яркие образы в кино – и комические, и трагические. Ему завидовали, в него влюблялись, к нему ревновали, его проклинали, а он шел своим путем, порой совсем не гладким, растрачивая нервы, здоровье, рвал душу...
Накануне творческой встречи, которая пройдет 18 февраля в Большом драматическом театре им. Г.А. Товстоногова, мы встретились с актером.
– Василий Семенович, вы сейчас почти не снимаетесь в кино, не так много ролей у вас и в вашем родном Вахтанговском театре. Чтецкое искусство – та ниша, которую вы нашли для себя?
– Нет, это абсолютно не так. Да, я очень люблю читать стихи, особенно обожаемых мною Александра Пушкина и Владимира Маяковского. Но это тоже сцена. Моей главной нишей всегда был и остается театр, несмотря на то что по разным причинам я действительно сейчас меньше занят в спектаклях, чем раньше. В отношении кино остается признать – оно сильно изменилось, и для себя я там не вижу никаких перспектив. Обилие пустых, бесконечных, дешевых сериалов – вот что сегодня на плаву. По-моему, позорище идти сниматься хорошим актерам туда. Посмотрите, никто из стариков великих не снимался в этих сериалах. Случаются картины по классическим произведениям, которые я смотрю, это ради бога, это замечательные вещи. А то, что делают в некоторых программах на телевидении, не поддается никакой критике.
– Но ведь «Семнадцать мгновений весны», где вы снимались, – тоже сериал.
– Сравнили! Там другая драматургия, другие боли, другая нравственность. И объем мозгов у режиссера, оператора, сценариста, актеров другой. То, как лепятся сегодня все эти милицейские штуки, – смешно. И я отказываюсь от всяческих предложений сниматься в подобных поделках.
– Даже сценарии не читаете?
– Нет, почему, я добросовестно читаю сценарии, рассчитанные на 100 и 200 серий. И думаю, как это можно было написать – физически? И ни один пока меня не устроил. Там нет драматургии.
– А как отнеслись к раскрашиванию «Семнадцати мгновений весны»?
– Это чудовищно. Зачем это надо было делать? Привлечь молодежную аудиторию? Уверен, что и черно-белый фильм воспринимался прекрасно. Сейчас еще «Золушку» перекрасили – я против такого подхода. К усилению художественного воздействия это не имеет никакого отношения.
– Согласна. Тот же фильм «Офицеры», в котором вы играете одну из главных ролей, несмотря на то что снят был 40 лет назад, и ныне молодежь смотрит с большим удовольствием. Получается, сегодняшнему поколению не хватает героизма, романтики, патриотизма?
– Разве только «Офицеры»? Я могу назвать целый ряд картин, которые смотрит сегодня молодежь истинная, нравственная, обретая какой-то уровень для себя. Но беда, что сегодняшнего зрителя пичкают бог знает чем. Я был в Голливуде много лет назад с делегацией наших артистов и сказал там: для кого вы делаете эту хреновину, которой у нас забиты все телеэкраны, все кинотеатры, которую просто невозможно смотреть, – ощущение, что деградировал весь мир? А мы это делаем для вас, – ответили мне. Мы это все у себя не показываем, дети наши от этого ограждены. Проблема в том, что мы под лозунгом свободы распахнули так широко ворота и столько гною влилось туда!
– Франция ограждает своих зрителей от американского кино, у них есть ценз: в кинотеатрах показывают не менее 60 процентов своего кино.
– Не только Франция установила предел, но и Англия, и Италия. Вообще вся Европа ограждает.
– Вы преподаете студентам Театрального института имени Щукина, и знаю, что помимо профессиональных знаний главным для себя считаете привить молодежи патриотические чувства. Но сегодня не очень-то просто быть патриотом – на что опираться? Помните, у Мандельштама: «Мы живем, под собою не чуя страны…» Сегодня страна другая, но в ней так мало думают о простых людях…
– Надо опираться на русскую литературу, на то, что было, и на то, что иногда есть и сейчас. Я своих студентов просто обязываю читать великую русскую литературу. А не глотать эту идиотскую детективщину… А еще сегодня, совершенно не раздумывая, говорят о вещах, которые разрушают основы государства. Разрушают! В Общественной палате России, членом которой я являюсь, серьезно был поставлен вопрос о том, что обязательно каждая телевизионная программа должна иметь состав советников, которые бы определяли – вот это не нужно показывать детям, молодежи, а это можно. Но вопрос так и завис. Два поколения выбито, у них нет связи с прошлым, с великой нашей литературой.
– И потому вы читаете на сцене стихи?
– И поэтому тоже. 18 февраля на сцене БДТ мы с моей женой актрисой Ириной Купченко проведем творческий вечер, где будем читать стихи прекрасных русских поэтов, Ирина Петровна – Серебряного века: Блока, Цветаеву, Ахматову, Гумилева, а я – Золотого века – Державина, Тютчева, Пушкина. И, конечно, советскую поэзию. Будет не только мой любимый Маяковский, но и стихи Расула Гамзатова, с которым я долгие годы дружил, Михаила Светлова, с ним мы познакомились на съемках картины «Сильнее урагана» о юных моряках. «Каховка, Каховка, родная винтовка» – светловская фраза был известна на всю страну. Я ее слышал и во время оккупации, ее пели на Украине. Мы и сегодня поем некоторые песни, не догадываясь, что это слова Светлова.
– Впервые выходите вместе с Ириной Петровной с поэтической программой?
– Нет, это уже было, но в маленьком формате. Пожалуй, столь полнокровно прозвучим в первый раз. У нас редко получается выступать вместе: у Ирины свои дела, у меня свои.
– О войне что-то будете говорить?
– Обязательно. Я три года был в оккупации – помню эти ощущения, я тогда был еще мальчишкой. В наше украинское село пришли немцы, и солдат дал над моей головой автоматную очередь. Я долго потом заикался. Помню, как немцы шли через нашу деревню на Одессу. Мы стояли у изгороди. Несколько дней двигалась лавина солдат, машин, мотоциклов. Тузик наш залаял на одного солдата – и в тот же момент его застрелили. А когда немцы пришли наше село сжигать, спаслась наша семья чудом...
Поколение, которое опалено войной, быстрее взрослеет и быстрее обретает смысл жизни, понятия о добре и зле. И я спою о войне, потому что лучше военных песен ничего не знаю. Там есть великая идея, их сочиняли великие композиторы, такие как Соловьев-Седой.
– Но воспринимает сегодня ту войну молодежь?
– Если не воспринимает, то это проблема государства. Мы все должны быть озабочены воспитанием молодежи. А корни разложения нашего общества, они давние… Еще 30 апреля 1945 года шеф ЦРУ Аллен Даллес под Берлином всей западной разведке сказал: «Кончится война, и мы весь наш потенциал употребим, чтобы истребить непокорный славянский народ, мы сделаем все, мы высмеем их литературу, мы найдем исполнителей среди них же самих, кто изуродует все то, что они ценят и любят». Вы понимаете, какая огромная разрушительная программа запущена? И насколько она уже исполнена?
– Известен факт – вы отказались от озвучивания документального сериала «Великая Отечественная», потому что не согласились с изложением исторических фактов. Максимализм мешает или помогает в жизни?
– (Молчит.) Ни то ни другое. Максимализм помогает сохранить совесть.
– Недавно вы выступали на вечере памяти поэта Николая Рубцова на Кировском заводе, но стихи его не стали читать…
– Да, я Рубцова не читаю, несмотря на то что лирика его мне очень нравится. Так же как я не читаю Есенина, хотя обожаю его поэзию. Но – это не мое, не моя энергетика.
– Ваша энергетика – Маяковский? Необузданный, пламенный?
– …Пламенный Маяковский был самым ранимым из всех русских поэтов.
– Вы играете в спектакле «Фредерик, или Бульвар преступлений» роль актера Фредерика Леметра, которую драматург Эрик Шмитт посвятил Жерару Депардье. Говорят, выделываете неимоверные вещи – обратное сальто, например. В Питере эту роль играет Сергей Мигицко в Театре имени Ленсовета. Не видели?
– Нет.
– А хотели бы посмотреть?
– Мне бы очень хотелось сюда привезти своего «Фредерика». Но наш директор говорит, что декорации слишком громоздкие, хотя я считаю, это не проблема. Да, я пригласил бы Мигицко посмотреть наш спектакль. И, наверное, мне было бы интересно увидеть, как он решает эту роль.
