В Париже Собчак тосковал по России
Я познакомился с Анатолием Собчаком в первой половине 1990-х, когда занимался информационно-издательской деятельностью. Тогда наше общение было сугубо деловым, кратким и мимолетным. Сойтись ближе довелось в марте 1998 года в Париже, куда был вынужден уехать Анатолий Собчак. Результатом в общей сложности трехнедельного общения стала книга «Дюжина ножей в спину».
Тогда я не очень разбирался, кто стоял за начавшейся на него травлей, кому он был неугоден. Мне был интересен Собчак в эмиграции, вне власти, потому что «великим и могучим» мэром мы все его видели. И тем не менее, отправляясь к нему на встречу, я ощущал некую внутреннюю революционность от того, что еду к человеку, преследуемому Генпрокуратурой, находящемуся в опале.
В Париже мы с коллегой поселились в отеле «Вестминстер» на бульваре Осман. Там же Собчак нам назначил первую встречу. Я очень удивился, узнав, что он приехал на метро. Мы ведь были уверены, что он передвигается по Парижу в роскошном автомобиле с персональным водителем, потому что тогда в Питере все СМИ наперебой судачили о несметных богатствах Собчака, сколоченных на взятках и откатах! Ничего подобного: он жил на квартире у знакомого предпринимателя средней руки, сам себе готовил, и когда к хозяину приезжали погостить друзья, селился на время их пребывания в дешевых гостиницах. Рассказывал, что какое-то время ему пришлось снимать номер в отеле, расположенном в далеко не благополучном арабском квартале. И все это его абсолютно не смущало. Я не знаю, действительно ли у него было так немного денег или он экономил, не исключая, что всю жизнь проживет в эмиграции. Он действительно в ту пору не знал, доведется ли ему вернуться в Россию или нет.
В первый наш приезд мы провели в Париже десять дней, через три месяца приехали снова на такое же время. С Анатолием Александровичем встречались каждый вечер, и он надиктовывал нам материалы для будущей книги на диктофон. Да, он периодически читал лекции в Сорбонне, работал в архивах и библиотеках, писал книгу «Из Ленинграда в Петербург». Но свободного времени у него было немало, и было видно, что он этим тяготится. Мы несколько раз вместе обедали, гуляли по городу. Особенно он любил по Елисейским полям пройтись, где было много русских, которые его всегда узнавали. Чувствовалось, что он испытывал недостаток внимания к себе. Мне кажется, у любого публичного человека «вырастает» особенный «орган», который начинает болеть, когда человека вдруг перестают узнавать. А тут к нему подходили люди, здоровались, и он тут же начинал улыбаться, здороваться в ответ.
Надиктовывая материал, он, конечно, выбирал выражения. Но тем не менее я чувствовал, что ему хотелось выговориться, тем более что мы были благодарными слушателями. Все-таки собеседников в Париже у него было не так много. В бытность мэром вокруг него все бегали и прыгали, делали комплименты, но, как только он проиграл выборы, количество таких «друзей» резко убавилось. В первые дни нашего общения Собчак, немного хорохорясь, говорил, что ему постоянно звонят, но позже признался, что с ним остались только самые верные и преданные.
Спустя несколько дней с момента начала нашей работы он признался: «Конечно, я всем сердцем стремлюсь в Россию. Никогда не представлял, как можно долго жить за границей, вдали от родины. И сейчас, прожив полгода за границей, я понял, прочувствовал, что такое ностальгия». Он мечтал вернуться, доказать, что он политик большого масштаба. У него была масса идей. Признался, что мечтает о реформе всей правовой системы, которая, по его словам, несла в себе серьезные пережитки сталинщины, серьезным образом хотел реформировать и систему госбезопасности. Мы, конечно, говорили и о Ельцине, для которого Собчак немало сделал, но который, по сути, дал отмашку начавшейся на него травле и преследованию Генпрокуратуры. И о Яковлеве, потому что для Анатолия Александровича те выборы были кровоточащей раной. Я видел, что после отъезда у него началось достаточно серьезное переосмысление себя.
И хотя книгу потом он практически полностью переписал, сохранив какие-то куски из того варианта, который мы ему представили, все равно то время было потрачено не зря. Ведь я получил возможность побеседовать на самые животрепещущие темы с человеком, который вошел в историю. И в нем я увидел не человека власти, который вынужден носить стальной жилет, без которого политик становится уязвим, а умного и внимательного собеседника, настоящего профессора, которого любят студенты. Мне кажется, что именно тогда, в Париже, несмотря на все свои переживания и зыбкость своего положения, он получил возможность по-настоящему быть самим собой.
