Поэт в России меньше, чем поэт?

В канун Всемирного дня поэзии, который отмечается 21 марта, мы попытались разобраться, что сегодня происходит с этим видом искусства в Петербурге

То, что Петербург и поэзия неразрывно связаны, я проверила на своем опыте. И речь не о школьном реферате, для написания которого мне в свое время пришлось прочитать полное собрание сочинений Александра Блока. И даже не о том, что вскоре после окончания школы я переехала в дом, где Александр Александрович некоторое непродолжительное время жил.

…Как-то теплым летним вечером после окончания учебы мы пошли с друзьями-студентами смотреть развод мостов. Стихи я любила. До той поры. Потому что в эту ночь услышала их столько, что… сбежала. Хотя, надо признать, стихи были хорошие. Возможно, потому, что были написаны не теми, кто их читал.

После этого мои отношения с поэзией резко осложнились. И не помогли в этом деле даже те стихи, которые некоторые одаренные люди писали в мой адрес. Просто не хотелось их больше читать. Но ради культурного «расследования» поэтической жизни Петербурга я сделала исключение. И не пожалела.

Выполнять задание редакции я выходила с четкой уверенностью, что выводом будет: «Места в современном мире для поэзии нет». Но результат оказался обратным.

Первое, что удивило, – это количество людей, которые интересуются поэзией. Сначала я пошла в клуб молодежи «Форпост» на Выборгской стороне, где читали стихи молодые ребята из Театра поэтов «Послушайте!». И хотя я была настроена скептически, к собственному удивлению, вскоре сама полностью отключила мобильный и осталась – слушать. В зале обычным будним вечером в рабочем районе Петербурга, не слишком близко к метро, сидели еще полсотни человек. И все – молодежь. Красивые, стильные, живые ребята с горящими глазами выходили на сцену и читали свои стихи. Проводя день за днем в офисе, периодически выбираясь на концерты, в театр, на выставки, – честно говоря, уже и не думала, что столько людей может привлечь… поэзия. Кстати, имя-фамилию одного молодого и талантливого поэта я даже записала для себя. Теперь его периодически читаю и даже отправила ссылки в интернете своим друзьям. Правда, откликнулись и заинтересовались только три человека. Или целых три?..

Ну хорошо, то молодежь, а как зрелые люди? Что-то не видно в метро людей с томиками Ахматовой или Цветаевой! Да и, придя домой с завода, уставший рабочий вряд ли первым делом углубится в хитросплетения амфибрахиев и анапестов. Вот в афише Музея Ахматовой литературный вечер, посвященный Иннокентию Анненскому: ну, здесь-то ничего нового, что привлекло бы публику, произойти не может… И рекламировать этот вечер никто не станет – там-то, наверное, слушателей будет немного… Однако, когда я вошла в зал музея (с небольшим опозданием)… мне просто не хватило места. Зал был забит под завязку! Порой на концерте в Филармонии даже при интересной программе народу бывает меньше.

В общем, так или иначе, статьи о бедственном положении поэзии и равнодушии циничного мира слушателей у меня не получилось. Возможно, потому, что поэтические вечера я выбирала качественные и интересные (но это уже вопрос актуальности не поэзии, а конкретных авторов). А может, и правда поэзия не сдает позиций – просто скромничает и не признается…

Александр Кушнер: «Вынужденной любви к стихам предпочитаю свободу слова»

«Если можно говорить о нормативной русской лексике, то можно, я полагаю, говорить о нормативной русской поэтической речи. Говоря о последней, мы будем всегда говорить об Александре Кушнере» – так писал о нем Иосиф Бродский. Мы спросили у Александра КУШНЕРА о положении поэзии и поэта в современном мире. Знаменитый поэт считает, что падение интереса людей к поэзии – процесс закономерный.

– Как вы считаете, почему поэзия в новое время перестала увлекать за собой тысячи людей и стала достоянием немногих?
– В советское время поэзия выполняла несвойственную ей функцию: заменяла собой свободную прессу. Все газеты были похожи одна на другую, свободное мнение, объективные новости на страницы не допускались, журналистика выражала официальное отношение ко всем явлениям жизни. И лишь литература, прежде всего поэзия, несмотря на жестокую цензуру, могла позволить себе индивидуальный взгляд на вещи, частное, личное отношение к происходящему. Разумеется, в сталинские времена такое своеволие безоговорочно подавлялось: достаточно вспомнить арест и гибель Мандельштама, долгие годы, проведенные Николаем Заболоцким в тюрьме и ссылке, или постановление ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград» 1946 года. Но в хрущевское время возникла надежда на перемены, на прибавление свободы – и так оно и было: возвращались из лагерей те, кого не успели там умертвить, репрессии прекратились, открывались новые журналы, например московская «Юность», ленинградская «Аврора», в поэзию пришли поэты-фронтовики (Борис Слуцкий, Давид Самойлов, Александр Межиров, Вадим Шефнер и другие), пришло новое поколение молодых поэтов: Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Рождественский, Горбовский, Соснора... И поэты старшего поколения, такие как Ахматова, Заболоцкий, Тарковский, Мария Петровых, Глеб Семенов, тоже ощутили в себе новые силы, вернулись к творчеству. Разумеется, случались эксцессы в духе прежних проработок (эпизод с Нобелевской премией Пастернака, исключение его из Союза писателей), но в целом атмосфера изменилась – и на поэтические вечера приходили толпы слушателей в надежде услышать свободное слово, подышать свежим воздухом обновления, услышать то, о чем нельзя было прочесть в газете. Анна Ахматова, помнившая прилив интереса к поэзии в десятые годы ХХ века, считала шестидесятые новым поэтическим подъемом. «Все в Москве пропитано стихами», – сказано в одном из ее стихотворений. Мне повезло: моя молодость совпала с этой эпохой – и моя первая книга «Первое впечатление», вышедшая в 1962 году и тут же обруганная в газете «Смена» и журнале «Крокодил», тем не менее была мгновенно раскуплена, хотя ее тираж, по нынешним меркам, был огромным: 10 тысяч экземпляров!

Но в то же время не следует предаваться иллюзиям: тысячи читателей и слушателей стихов того времени стремились не столько к поэзии, сколько к свободе – и часто за стихи принимали зарифмованные прописи в прогрессивном духе. В раскаленном общим воодушевлением зале людям казалось: сейчас поэт прочтет с эстрады смелое стихотворение, а завтра в Политбюро произойдут перемены, вызванные этим чтением. Разумеется, ничего подобного не происходило. Более того, тучи сгущались, Хрущев был заменен Брежневым – и началась эпоха застоя. Уже к семидесятым годам интерес к поэзии стал угасать именно по этой причине.

– И что стало сегодня?
– Сегодня, когда по телевизору можно увидеть пусть и не всю, но значительную степень правды, когда в газетах журналист может высказать свое мнение о политике и текущих событиях, когда в интернете можно прочесть обо всем на свете – и не нужно, как в советское время, в поисках правдивой информации приникать к «Немецкой волне» или «Голосу Америки», стихи вернулись к поэзии, к специфике искусства (ведь поэзия – это искусство, такое же, как музыка или живопись) – и теперь стихи читают только те, кто любит поэзию. Любовь к поэзии – особое свойство, можно сказать, особый дар, не так уж часто встречающийся: ведь и музыку, и живопись тоже любят и понимают далеко не все.

– Является ли эта ситуация временной или время поэзии – в прошлом?
– Я предпочитаю свободу слова, открытый мир, возможность увидеть Францию или Италию – замкнутому обществу с вынужденной любовью к поэзии.

Не следует думать, что в России всегда любили стихи и знали своих поэтов. Даже Пушкин к концу жизни испытал на себе равнодушие и охлаждение публики к его стихам. Просвещенная публика к этому времени предпочитала ему слабого поэта Бенедиктова.

Поэтическая судьба Тютчева тоже печальна: он умер почти никому, кроме истинных ценителей поэзии, не известным и в одном из стихотворений сказал: «В наш век стихи живут два-три мгновенья: / Родились утром, к вечеру умрут». Знал бы Тютчев, как он дорог нам сегодня, нам – то есть тем немногим, кто не представляет своей жизни без его стихов.

А Фет! Ведь он, затравленный «передовой» критикой, ценившей в стихах только политическое свободомыслие и презиравшей стихи о любви и природе, больше десяти лет ничего не писал. А когда вернулся к стихам, то его книги не раскупались: третий выпуск «Вечерних огней» вышел в семистах экземплярах, четвертый – в шестистах, и они не разошлось до самой его смерти.

Вот почему я не вижу смысла жаловаться: и  Тютчев, и Фет для нас, пишущих сегодня стихи, – великое утешение.

В декабре в Царском Селе на фасаде бывшей Николаевской гимназии мы открывали мемориальную доску в честь замечательного поэта Иннокентия Анненского, умершего внезапной смертью на ступенях вокзала сто лет назад. Его не знали при жизни, его плохо знают и сегодня, но Ахматова, Мандельштам, Гумилев и многие другие блестящие поэты Серебряного века считали его своим учителем. И сегодня тоже его горячо и преданно любят и поэты, и читатели, а то, что их немного, на мой взгляд, не имеет значения. Поэзия живет по своим законам, похожим на законы природы: подъемы и спады в ней, приливы и отливы сменяют друг друга, но она никуда не денется: всегда будет приносить радость, утешать в горе, внушать счастье тем, кто ее любит.

– Как сегодня живется поэту? Способны ли публикации стихов обеспечить не только пищу духовную, но и материальную?
– Поэту живется нелегко. Так и должно быть: любому порядочному, умному, совестливому человеку живется трудно. Так устроен этот мир, «время – это испытанье, не завидуй никому» – здесь я позволил себе привести строку из собственного стихотворения. На гонорары в наши дни прожить невозможно (в советское время это удавалось: государство содержало огромное количество нахлебников, сотни никчемных поэтов жили за чужой счет: на десять-двадцать действительно талантливых авторов приходилось тысяч десять малоодаренных, а то и вовсе бездарных). Я всегда считал, что у пишущего стихи человека должна быть какая-то профессия, помогающая ему не зависеть от гонорара и литературного успеха. Этот успех, как мы знаем, не всегда оправдан и очень ненадежен. Державин служил губернатором, Жуковский давал уроки царским детям, Лермонтов был офицером, Тютчев дипломатом, Фет тоже сначала служил в армии, а потом стал рачительным и очень практичным помещиком… А как же Пушкин? А как же Толстой или Тургенев? Но они были дворянами, помещиками – их кормили не только гонорары, но и крепостное право. Дико было бы и смешно, чтобы сегодня на поэта кто-то работал: ты пиши, а мы будем на твоей земле выращивать для тебя урожай.

– Как обратить внимание широких масс на поэзию и нужно ли это?
– Думаю, что не нужно. «Широкие массы» – это самые разные люди, одни (их большинство) предпочтут футбол любым стихам – и ничего плохого в этом нет, другие смотрят сериалы, третьи – музыкальные фанаты, четвертые читают детективы, пятые, шестые… А вот десятые или двадцатые любят стихи – и в России, многомиллионной стране, это тысячи верных читателей.

«Поэзии в Петербурге – завались!»

Владимир Антипенко, поэт, руководитель Театра поэтов «Послушайте!»:
–Движение «Послушайте!» возникло в 1998 году. Тогда под нашими флагами объединились почти все поэты Петербурга, которые были способны выступать на сцене, доносить свое творчество «живьем», а не просто в напечатанном виде. Выходит человек на улицу, говорит: «Послушайте!» – и начинает читать стихи. Потом это все трансформировалось в 2003 году в Театр поэтов «Послушайте!» – мы захотели развиваться драматически, сценически. Но к драматическому театру это не имеет никакого отношения. Это специфический жанр, который так и называется: «Театр поэтов».

Почти пять лет наш любительский театр поэтов работал, делал спектакли, в которых сами поэты исполняли свои сценические и драматические задумки – все это состояло из их стихов. Можно сказать, «Шекспир играет Гамлета» – в этом основная фишка. Свет, движение, музыка – все это помогает поэзии автора дойти до зрителя. Сейчас есть 40 спектаклей, они сохранены на видео, выложены в интернете.

Недавно мы запустили новый проект – «Street ЛИТО «Послушайте!». Это первое видеолито в России. Каждую среду в семь часов вечера в Доме молодежи «Форпост» на Большом Сампсониевском мы снимаем три отделения поэтических выступлений, а на следующий день они появляются в интернете. Вход, как и на все наши акции, – свободный.

Встречи и выступления – это некий котел, варясь в котором поэт может чувствовать, что он еще кому-то нужен в этом мире, что его стихи востребованы, он может сразу получить отдачу от зрителя. Это же просто – в перерыве какой-то зритель подошел и сказал: «Какие классные стихи!» Тем самым он передал энергию. И поэт после этого напишет новые стихи, которые бы он не написал, если бы не участвовал в выступлениях.
Слушать поэтов приходят разные люди, в основном молодые. Это и понятно: «поэзия – дело молодых». Конечно, можно сказать, что Гете закончил Фауста в 80 лет. Но задумал-то он его в 18! И спросите любого писателя, который написал великое произведение, – родилось оно в нем именно в молодом возрасте!
В 1998 году мы были чуть ли не единственной организацией, где можно было публично выступать со своими стихами. Теперь таких много, появились творческие коллективы, на них ходят люди, есть специальные кафе. В Петербурге сейчас поэзии завались! Только в интернет залезь и посмотри, где что происходит.
Что же касается числа поклонников этого искусства – во все времена существовали 10 процентов людей, увлеченных поэзией. И эти 10 процентов всегда перетекали: сейчас я увлечен поэзией, через год не увлечен, через пять лет опять увлечен. Когда я ухожу из этих десяти процентов, кто-то другой приходит. Но наши 10 процентов будут всегда. Да, поэзией интересуются не все. Но это вопрос к сути человека, общества. Вы представляете, если все будут любить поэзию? Если все будут ее слушать? Тогда люди не должны воевать. Тогда надо забыть о деньгах. Но это же невозможно!

Насколько выполнены наши задачи? Если учесть, что прошло десять лет, то на ноль процентов. А если учесть, что не прошло еще и ста, – то на сто процентов. Пройдет ровно сто лет, и то, что я сейчас делаю, будут смотреть люди, которым будет интересно, чем мы жили. Изучать эту эпоху станут именно по нам. И с этих позиций мы уже победили. И потом, много ли сейчас в теле- и радиоэфире звучит классической поэзии? Ее почти нет. А современной-то много. Значит, есть результат.

Андрей Миронов, один из основателей поэтического движения «Послушайте!»:
–В 1998 году мы с Володей все это организовали, закрутили, а в 2001-м… я это дело бросил. Потому что понял: добиться цели, которую я перед собой ставил – повысить социальный статус поэта, – не получится. Хотя начиналось все очень даже бодро, обнадеживающе: собрали крепкую команду, выступали на приличных площадках, пробились на телевидение, радио, нашли спонсоров, учредили общественную организацию…

Мы были единственные в городе, кто не брал с поэтов деньги за публикацию стихов, как это происходит сплошь и рядом, а напротив – приплачивали людям за выступления. Хотелось создать эффективную серьезную структуру, которая бы, с одной стороны, помогала поэзии доходить до реального и относительно широкого потребителя, с другой – позволила талантливым поэтам заниматься своим делом профессионально (потому что сейчас поэт вынужден или нищенствовать, или писать на коленке в опостылевшем офисе).

Но не получилось. Нельзя выстроить стройный проект с людьми, которые могут в поисках вдохновения прокутить спонсорские деньги или посреди ночи взять бутылку водки, миску салата и, плюнув на все, рвануть в Москву, чтобы ночевать там на каком-то чердаке в осколках битого стекла... (Это я не про Володю.)

 

Алина Циопа