Роберт Городецкий: «Жизнь держится на юморе»
Стоит только зазвучать мелодии «Блю-блю-блю канари», как в воображении даже неискушенного зрителя возникает «картинка»: женщина с сачком и двое мужчин с гармошками. Тот, который справа, если смотреть из зала, в черном фраке и цилиндре, – Роберт Городецкий. Он-то и придумал этот ставший классическим номер театра «Лицедеи».
– Роберт Шимшонович, мне говорили, что вы родились и выросли в доме напротив первого в России стационарного цирка… Можно ли сказать, что это был своеобразный знак судьбы?
– Родился я, как многие, в родильном доме, а вот детство свое и юность вплоть до женитьбы провел в доме № 1 по улице Белинского, через дорогу и через Фонтанку от которого стояло и стоит здание знаменитого цирка Чинизелли. Наверное, да, это был знак, потому что все вело к тому, чтобы я стал артистом. Папа у меня был театральным художником, он показывал мне фокусы. Был у него еще друг дядя Миша, тоже художник, он брал мои игрушки и жонглировал ими, на лбу баланс держал. Вот я и стал клоуном.
– Отец хотел, чтобы вы стали актером?
– Ой нет, родители-то как раз мой выбор не одобряли вплоть до того, что даже прятали мои документы! Чтобы я не уехал поступать в Москву, в цирковое училище. Когда папа показал мне первый фокус – «разрезание веревки» (берется веревка, разрезается пополам, связывается, а потом узел исчезает, как будто бы веревка и целая), – он даже и не думал, что я серьезно когда-нибудь этим буду заниматься. Они с мамой были категорически против, ну я и решил пожалеть стариков, пошел получать техническую специальность – по образованию я чертежник. Хотя параллельно все равно занимался художественной самодеятельностью: делал фокусы, научился ходить по проволоке, во Дворце пионеров занимался акробатикой, посещал цирковую студию при Дворце моряков.
– Помните свою первую пантомиму?
– Это «Перетягивание каната». В то время очень модно было ездить на целину, развлекать и веселить там людей. Мы и поехали. Вот там я, молодой клоун в черном трико, и перетягивал канат. Это была не просто первая пантомима – это был мой первый сольный номер.
– С тех пор прошло немало времени… Клоуны чувствуют возраст?
– Нет, конечно. Я не чувствую каких-то колоссальных изменений. Может быть, потому, что привык все время что-то делать, постоянно творить, придумывать новое, репетировать. Нет у меня такого, чтобы я, как говорится, почил на лаврах и сижу вспоминаю свои первые концерты.
– Ваш черный цилиндр уже заметно поизносился, поистерся, а вы все остаетесь ему верны. Почему?
– Я, когда был в Германии, купил на блошином рынке за копейки этот поношенный цилиндр. И вот уже не один десяток лет он служит мне верой и правдой, сколько бы его ни ремонтировали. В своем цилиндре и черном фраке я определенный персонаж, которого все знают и любят. Публика уже ждет от меня чего-то. И я не могу ей отказать.
– По этой же причине вы не убираете из репертуара «Голубых канареек»?
– Можно сказать и так.
– «Канарейки» стали вашей визитной карточкой. Говорят, вы коллекционируете всевозможные переводы этой песни…
– Да. У меня есть диск, на котором около 25 или 30 разных исполнений песни о канарейках: на японском языке, на корейском, на французском. А первой в этой коллекции была болгарская пластинка «Блю-блю-блю канари» (песню исполнял дуэт Мария Косева и Никола Томов. – Прим. ред.). Когда я ее услышал, у меня перед глазами сразу же возник нужный образ, номер на троих, с сачком и гармошками, каким привыкли его видеть уже несколько десятков лет наши зрители. Я подошел к зеркалу и сказал себе: «Городецкий, ты гений!» И спустя полгода мы впервые показали наших «Канареек», которые до сих пор остаются любимым номером публики. У меня вот даже случай был: мне не с кем было показывать «Блю-блю-блю канари» в новогодние праздники. А выступал я в каком-то дорогом ресторане. Так вот я тогда выводил зрителей из-за столиков, давал им в руки гармошку и сачок, и они, не репетируя, исполняли со мной номер.
– Наверное, вряд ли еще какой артист может похвастаться тем, что он занесен в Книгу рекордов Гиннесса как «самый заваленный цветами Его величество актер».
– Нас заваливали цветами, когда я еще работал со Славой Полуниным. После нашего выступления вся сцена была в цветах. Потом стали закидывать конфетами и шоколадом, дошло до того, что вся сцена была в сладостях.
– Наверняка были и сюрпризы. Можете вспомнить, какие-нибудь оригинальные подарки, которые вам дарили поклонники?
– Да-да, были сюрпризы. Вот, например, однажды кто-то принес нам на выступление большую картонную коробку, перевязанную подарочной ленточкой. Я развязываю ленточку, а в коробке – курица! Живая! Слава, недолго думая, бросил ее в зал. Курица полетела низко-низко над публикой и, видимо, очень сильно испугалась. В общем за ней, как шлейф от реактивного самолета, сыпался на зрителей куриный помет. А они все нарядные, в костюмах, в платьях шикарных. Ну ничего вроде бы, все обошлось, никто не ругался. Кстати, сколько бы раз мы ни обливали зрителей из водяного пистолета, все всегда уходят с наших выступлений довольными.
– В первую очередь вы веселите детей, конечно?
– Между прочим, нет. Я творю для взрослых, исключительно для взрослых. А смешить детей как-то уже само собой получается.
– Кстати, насчет детей. В театре вы для всех Папа. Как давно и почему вас так стали называть?
– Это было очень давно. Как-то на гастролях в Одессе я пошел на пляж, познакомился с молоденькой девушкой, мы сидели вдвоем, мило беседовали. Тут подошел Валера Кефт и говорит ей: «Здравствуйте, а это мой папа». С тех пор и повелось. Правда, потом я тоже стал шутить по этому поводу. Вот познакомься, говорю кому-нибудь из наших, это твоя новая мама. Жизнь держится на юморе, иначе грустно жить. Иногда бывают безвыходные ситуации, когда просто противно и ничего не хочется делать, тогда вот только работа и спасает да юмор и шутки.
– Вас приглашали сниматься в кино. Вы даже сыграли эпизодические роли в нескольких фильмах. Из недавних сразу вспоминается «Питер FM»…
– Сначала было просто приятно, что приглашают сняться в кино. Ну и потом за это хорошо платят. Кстати, я еще снимался в американском фильме «Оркестр» Збигнева Рыбчинского. Я летал в Америку, в Нью-Джерси. Надо сказать, фильм получил «Эмми», так что здесь есть чем гордиться. А вот в «Питере FM» – мой любимый эпизод. Очень яркая роль получилась, наверное, потому, что мне там разрешали импровизировать. Съемочная группа получала удовольствие от того, что я делал.
– Вам никогда не хотелось изменить свою жизнь кардинально: профессию поменять или место жительства?
– Нет-нет, никогда. У меня родители живут в Америке, пол-Нью-Йорка друзей, и все меня спрашивают, почему я не уезжаю жить туда, к ним. А зачем куда-то уезжать, зачем начинать новую жизнь, если мне здесь нравится? Люди живут там, где им хорошо.
