Юрий Антонов: «Строительство выбило меня из колеи»
Известный певец Юрий Антонов признался, что уже пять лет не пишет новых песен, поскольку поглощен «главной стройкой своей жизни»
На недавнем международном фестивале «Славянский базар в Витебске» Юрий Антонов не только дал сольный концерт в переполненном шеститысячном зале Летнего амфитеатра, но и получил из рук президента Александра Лукашенко орден Франциска Скорины за большой личный вклад в укрепление культурных связей между Белоруссией и Россией.
– Юрий Михайлович, что вас, уроженца Ташкента, связывает с Белоруссией?
– Я, можно сказать, дитя Победы. Родился незадолго до окончания Великой Отечественной войны в семье кадрового офицера Советской Армии. После Победы отец служил в военной комендатуре Берлина. Там родилась моя сестра. После штурма Берлин был разрушен, камня на камне не осталось, и я запомнил этот город именно таким. Но настроение у моих родителей, как и у всего советского народа-победителя, было приподнятым. В свободное время они собирались большими компаниями, пели песни, выпивали, закусывали. Часто ездили на рыбалку, брали меня с собой. Я видел, как изменились мои отец и мать – и внешне, и внутренне. Они стали свободными людьми. До сих пор, рассматривая старые фотографии, удивляюсь – родители такие модные, на них немыслимые шляпы, платья, костюмы, галстуки. Из Германии отца перевели в Минск, где нас поселили прямо в Доме офицеров. Минск тоже был сильно разрушен. Затем отца направили в военный комиссариат города Молодечно. Там я пошел в музыкальное училище, кстати, находившееся в здании бывшего НКВД. Помню, мы все подвалы облазили, искали кабинеты, где пытали людей, крюки какие-то находили, леденея от ужаса. После окончания училища я – молодой, бравый аккордеонист – приехал в Минск и был принят в Белорусскую государственную филармонию, где работал до 1969 года. А потом уже начался ленинградский период моей жизни, когда я стал музыкантом популярного ВИА «Поющие гитары».
– В Ленинграде вы раскрылись не только как исполнитель, но и как талантливый автор – написали одну из лучших своих песен «Нет тебя прекрасней».
– Вспоминаю свой ленинградский период с большой теплотой, у меня в этом городе с тех пор столько друзей. Но пришлось уехать в Москву, не по своей воле. Давняя история, не люблю ее вспоминать… Меня оговорили, а доказать свою правоту в условиях тогдашней советской системы было нереально. Но это тема для отдельного разговора...
– Лет десять назад вы рассказали мне о своем желании написать честные мемуары, разоблачить тех, кто вставлял вам палки в колеса…
– Не разоблачить, а просто рассказать правду. Я не оставил своего желания написать книжку воспоминаний, назвав вещи своими именами. Мне есть что и кого вспомнить. Но заняться мемуарами как следует времени не хватает. Во-первых, я постоянно гастролирую. Предложений много – зовут на концерты и во Владивосток, и в Калининград, и в Израиль, и в Германию, и в США. Но дело не только в гастролях. Я уже пять лет музыкой, как композитор, не занимаюсь. Работаю концерты, но ничего не пишу. Потому что меня полностью поглотило строительство дома. Я задумал построить дом своей мечты – гигантский, помпезный и в то же время удобный и комфортный для жизни и творчества. Я лично контролировал все «от» и «до», но я не предполагал, что будет так трудно. Строительство выбило меня из музыкальной колеи. Я уже несколько лет не отдыхал. И в этом году не знаю, отдохну ли. Мне надо закончить главную стройку моей жизни.
– Сколько всего песен в багаже Антонова? Один источник сообщает – триста, другой –пятьсот…
– Господи, какая разница! Я не считал и не собираюсь.
– А неизвестные песни у вас есть? Где они хранятся – в каком-то сундучке, в голове?
– В сундучке! А где находится сундучок, не скажу. Но песни есть.
– Когда же мы их услышим?
– Не могу сказать. Творческий процесс – сложный. Запись альбома может длиться и год, и больше. А моя студия сейчас находится в процессе переезда из старого дома в новый и пока не работает. Новая студия будет на порядок лучше, чем прежняя, – вот там и запишу новый альбом.
– Эстрадную, популярную музыку многие считают легкой, несерьезной… Вы, конечно, не согласны с таким подходом?
– Мое отношение к той музыке, которой я занимаюсь, было и остается очень серьезным. Я никогда ничего не копировал, не заимствовал, старался быть самим собой, таким и остался. В годы перестройки, когда советскую эстраду выбросили за борт истории, все играли громкую, шумную, бесноватую музыку. Помню, пришел я в то время в отель «Международный» на выступление Саши Серова. За кулисами он подошел ко мне: «Юра, ну что ж такое, как быть – беда, засилье рок-н-ролла! А ведь эти же люди ни петь, ни играть не умеют!» И я сказал ему: «Саша, не волнуйся, вот увидишь: все вернется на круги своя!» Так оно и произошло: сегодня Александр Серов – один из самых востребованных гастролеров, а тех рокеров и след простыл. Сейчас снова популярны старые эстрадные мелодии, причем не только у людей старшего поколения, а и у молодежи. Потому что в наших песнях прежде всего мелодия, в них – душа. Они сконструированы не на компьютере, а написаны за роялем с партитурой. Если так можно выразиться, они натуральные. Но и сегодня тоже есть хорошие песни, замечательные исполнители: Леонид Агутин, Игорь Саруханов, Саша Маршал, Сергей Лазарев, да много достойных фамилий.
– Как вам удается писать песни для всех и для каждого?
– Я никогда не делал их для слушателя. Я просто писал, потому что не мог не писать. И песни сами пробивали себе дорогу к слушателю, несмотря на запреты и препоны. Вспоминаю времена монопольного существования фирмы «Мелодия», когда все решал худсовет, без которого тогда невозможно было издать пластинку. В худсовете засели члены Союза композиторов, Союза писателей. Они сидели и важно, жестко, предвзято судили молодых. Нужно было обязательно принести партитуру. Многих заворачивали уже на этой стадии: «Вы знаете, у вас там палочка не та, идите, делайте новую партитуру!» Вот до чего маразм доходил. Или кто-то говорил: «Вот это слово мне не нравится!» А почему, даже не объяснял. Тут же песня заворачивалась. Когда мы, молодые авторы, приходили на «Мелодию» и видели список членов худсовета, присутствовавших в тот день, то, заметив некоторые одиозные фамилии, сразу разворачивались, понимая: все равно наши песни не пропустят.
– Ваша любовь к животным стала легендой. В одном интервью вы сказали, что у вас в загородном доме почти маленький зоопарк.
– Можно и так сказать. Собаки, кошки, павлины, кролики, цесарки, индонезийские утки. Есть миниатюрная вьетнамская свинья по имени Борька. На участке живут белки, в пруду плавает рыба. Я присмотрел себе еще и маленькую лошадку. В новом доме отделочные работы еще не завершились, но там уже поселились 20 кошек, причем все рыжие.
– Где-то писали, что свинку вы назвали в честь… Бориса Моисеева?
– Что вы, не называйте фамилий! Я к своим коллегам отношусь с большим уважением. А назвал свинку продавец, который сказал: «Забирай Борьку!» Хоть вьетнамец маленький, но у него отдельный загон, где он все перерыл. Не иначе драгоценности ищет. А я голову ломаю: как его содержать зимой?
– А кошек и собак у вас сколько?
– Будто бы я их подсчитываю! И в мыслях не было. Знаю только, что очень много. Ну что я могу с собой сделать, раз я такой. Не так давно возвращаюсь после выступления в Астане, прилетел рано утром в Москву, едем мы по Кутузовскому проспекту домой. Пустой проспект, вдруг смотрю, бежит собачка, маленький щеночек, прямо по дороге. Я попросил водителя остановиться. Ну и подобрал щеночка, выходил, такая замечательная собачка выросла – Муся. Заняла свое достойное место в моей разношерстной четвероногой компании. Это не значит, что я подбираю всех собак, в Москве их миллион. Но в какой-то момент что-то происходит со мной, как тогда на Кутузовском, когда я взял Мусю.
– А вы знаете, что про вас говорят: Антонов любит животных, а людей терпеть не может!
– Бред! Ко всем отношусь ровно. Назовите мне имя хотя бы одного артиста, который может сказать, что Антонов лично к нему плохо относится, говорит какие-то гадости. Такое про меня может сказать только тот, кто мне завидует. А завистники у меня всегда были.
– Надо полагать, вы вегетарианец, раз так животных любите?
– Нет, не вегетарианец, и за это себя ругаю. Иногда могу съесть шашлычок, что-то еще мясное. Так вкусно! Но всегда думаю: зачем же я это делаю!
– Правда, что у вас в оркестре действует сухой закон?
– Правда. Я сам давно уже не пью. Мы очень много репетируем, много гастролируем, это огромные нагрузки, и алкоголь в этой ситуации может только помешать. Я стал понимать важность здорового образа жизни только в последние годы. Особенно для нас, артистов, что живут в гостиницах, питаются на скорую руку. Все это пагубно влияет на здоровье. В свое время я дал в Ленинграде, в СКК, серию из 28 концертов подряд, а теперь и два концерта в день дня меня многовато. Я ведь работаю только живьем, в отличие от многих коллег, которые сдались под напором фонограммы. Так что сегодня для меня лучше спеть концерт, а потом устроить день отдыха. Возраст, что вы хотите… Спортом, к сожалению, не занимаюсь. Хотя мечтаю заняться плаванием в бассейне в моем новом доме.
