Ядерный взрыв местного значения

10 августа исполнилось 25 лет со дня ядерной аварии на подводной лодке К-431, случившейся в приморской бухте Чажма

До Чернобыля тогда оставалось чуть более полугода. Но жители Владивостока и других городов Приморья раньше всей страны смогли на себе испытать, что такое тревога перед невидимым (и для большинства – неведомым) врагом под названием «радиация». Что такое – жить в информационном вакууме, довольствуясь слухами, боясь открывать окна, выпускать на улицу детей, пить воду из-под крана.

Понимающим людям название «судоремонтный завод № 30» уже тогда говорило многое. На этом предприятии у тихого залива Стрелок в 40 километрах к юго-востоку от приморской столицы обслуживались атомные подводные лодки Тихоокеанского флота. Секретность, естественно, повышенная. А если все секретно, то кому придет в голову жаловаться на то, что работы ведутся с такими нарушениями безопасности, что у европейских специалистов волосы встали бы дыбом?

Летом 1985 года атомная подводная лодка К-431 с заводским номером 175 проходила плановый ремонт. Перед роковым днем 10 августа на ней заменяли отработанное ядерное топливо. Сама эта операция прошла успешно, но после того как ее закончили, выяснилось: реактор закрыт негерметично. Когда крышку реактора снова начали поднимать с помощью плавучего крана, защитная система ядерного «сердца» субмарины – компенсационная решетка и защитные графитовые стержни – поднялась следом. По несчастливому стечению обстоятельств мимо в этот момент на большой скорости проходил торпедный катер. Волной от него качнуло лодку, и кран, и крышка реактора поднялись еще выше. Реактор заработал неуправляемо – и прогремел взрыв.

Все, кто находился на лодке, – десять человек, из них восемь офицеров, специалистов по эксплуатации АПЛ – погибли мгновенно. У них не было шансов выжить рядом с ядерным взрывом, где уровень радиации составил 90 000 рентген в час – в четыре тысячи раз выше смертельной дозы (установить эту цифру удалось по уцелевшему золотому кольцу одного из погибших). По мнению эксперта Алексея Митюнина, взрыв фактически выбросил наружу всю активную зону реактора, многотонная крышка вылетела на двести метров. Начался пожар, который удалось потушить только через два с половиной часа. И все это время в воздух и воду непрерывными потоками устремлялись радиоактивные частицы...

У тех, кто тушил ядерный пожар на К-431, не было никаких спецсредств, никаких защитных костюмов. Все эти люди получили сверхдозы облучения. Контр-адмирал запаса Александр Максимов, участвовавший тогда в ликвидации последствий аварии, вспоминает:

– Когда приехали на завод, дождь лил как из ведра. На лицах растерянность: что делать? Провели замеры по заводу – повсюду радиоактивная «грязь»... Непосредственно на месте аварии на пирсе уровень излучения составлял 0,5 рентгена в час. За неделю, находясь здесь постоянно, можно было получить смертельную дозу. В самом реакторном отсеке внутри лодки излучение достигало 150 рентген в час...

– Лодка взорвалась в субботу, но к понедельнику во Владивостоке уже знали о случившемся, – вспоминает Анна Миротворцева, в 1985-м и ныне – врач краевого онкологического диспансера. – Откуда знали? Скорее всего, у нас в диспансере узнали от коллег, от больных из края.

Никаких официальных вестей о произошедшей аварии, естественно, не было.

– Мы тогда не представляли масштабов случившегося, ведь это было до Чернобыля, – говорит Анна Миротворцева. – Мы, естественно, проходили учения гражданской обороны, но не знали, что делать в такой ситуации. Это потом, после аварии на ЧАЭС, мы уже были настроены бороться с радиацией – например, когда через несколько лет появились сообщения об аварии на реакторе в Японии... Самое неприятное, конечно, что не было никакой информации: что властям дала попытка все скрыть? Ведь не сбежали бы мы в Японию, в самом деле. А вот доверие исчезло...

Фамилии погибших приказано было не упоминать. Истории болезни пострадавших давно уничтожены. Расследование установило виновных, был приказ командующего флотом – но все это прошло под грифом секретности. Многих участников ликвидации наградили, но много позже.

– Мое личное мнение: виной аварии стала техническая ошибка личного состава, – говорит контр-адмирал Максимов. – Ребята – хорошие специалисты и мастера своего дела – до того привыкли к потенциально опасной работе, что проявили неосторожность и допустили трагическую ошибку.

– Авария в бухте Чажма была своего рода предтечей чернобыльской трагедии, – говорит Алексей Митюнин, сам участник ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС и ветеран подразделений особого риска. – Если бы чажминский случай сразу получил верную оценку, а опыт ликвидации последствий получил обобщение, многих непоправимых ошибок – когда грянул Чернобыль – удалось бы избежать.

С тезисом о том, что Чажма – это дальневосточный Чернобыль, не соглашается Юрий Сивинцев, главный научный сотрудник Курчатовского института:

– Расчет показал, что активность отработавшего топлива к моменту аварии на Чернобыльской АЭС составляла около 1500 миллионов кюри. В то же время топливо, вовлеченное в аварию в Чажме, не содержало ранее накопленных продуктов деления. Поэтому активность его была невелика. Кроме того, важно отметить, что в составе выброса ЧАЭС доля экологически значимых долгоживущих радионуклидов – в частности, йода-131, стронция-90 и цезия-137 – составляла 20 процентов, при выбросе в Чажме она не превышала 1,5 x 10-8 процента. Такая малая доля долгоживущих радионуклидов обусловила резкий спад активности выброса в Чажме с течением времени после аварии. В противоположность этому активность выброса на Чернобыльской АЭС в первые 5 суток после активной стадии аварии сначала медленно снижалась, далее приобрела даже угрожающе нарастающий характер из-за перегрева топлива остаточным тепловыделением.

После взрыва 10 августа 1985 года зараженной оказалась территория и акватория завода № 30, а благодаря ветру радиоактивные частицы прочертили на северо-запад – в сторону Уссурийского залива, за которым уже Владивосток, – четкий «след» шириной от 600 до 1500 метров и длиной 6–8 километров, но он пролег через ненаселенные места. Так что удалось избежать масштабного отселения людей и появления вокруг Чажмы «мертвой зоны».

Чажминцы в большинстве своем ждут помощи от государства до сих пор. На заводе работали тогда более двух тысяч человек, из которых лишь около трехсот получили удостоверения ветеранов, пострадавших от радиационной аварии. Список участников ликвидации аварии – 2209 человек – был составлен только в 1993 году и утвержден приказом командующего ТОФ в июле 1994 года. Но пять лет спустя этот документ был признан утратившим силу. Официально как радиационная авария случившееся в бухте Чажма зарегистрировано не было – с любопытным обоснованием: «ядерная энергетическая установка являлась частью подводной лодки, а не завода» (ответ из Минобороны № 206/8420 от 6 апреля 2007 года).

Кто-то спросит: а почему в списке оказался, по сути, весь коллектив завода? Дело в том, что даже те, кто не тушил радиоактивный пожар, в следующие дни отмывали свои рабочие места. Собирали радиоактивные осколки, разлетевшиеся по всей территории и отчаянно «фонившие» (до 50 рентген в час!). Через несколько лет начались онкологические заболевания. Как, например, у Лидии Васильевой, сотрудницы завода, которая в списке ликвидаторов до сих пор не значится.

– Мы отмывали завод обычным стиральным порошком вручную, без перчаток, – говорит Лидия Васильева. – Руки у меня потом просто светились. Теперь – уколы и таблетки пожизненно.

– В свое время горстка флотских командиров хорошо погрела руки на льготах для «ядерных страдальцев», которым федеральными законами и постановлениями были предусмотрены немалые льготы, компенсации и поддержка, – комментирует Анатолий Лебедев, руководитель общественной организации «Брок». – Простые граждане забытого богом, властями и страной поселка остались ни с чем. Более того, бесконечные реформы в Минобороны и Минатоме, неопределенность статуса Чажминского судоремонтного завода оставили многих людей без средств к существованию и тем более – к лечению, без которого им не выжить...

...Радиоактивные частицы и осколки, попавшие в воды бухты Чажма, распространялись течением по ближайшей акватории. «Фонил» и корпус лодки К-431 – она дала течь и была отбуксирована на стоянку к причалам базы ВМФ в Павловском, к востоку от залива Стрелок. Лишь в июле нынешнего года появилась информация о том, что К-431 наконец-то будет утилизирована – причем не на заводе № 30 (его сотрудники наотрез отказались снова иметь дело с «лодкой-убийцей»), а на предприятии «Звезда» в недальнем Большом Камне. Впрочем, скорее всего, это не проявление заботы об экологии, и даже не подарок Владивостоку к 150-летию, которое город отметил в том же месяце, а следствие опасения за имидж края перед назначенным на 2012 год саммитом АТЭС.

 

Илья Снопченко