Андрей Макаревич: «Два часа – и начинаю сходить с ума от безделья»

 

Как известному музыканту удается так много успевать, причем в самых разных областях

Больше сорока лет бороздит просторы российской рок-вселенной «Машина времени», до сих пор выступая в самых больших залах, собирая зрителей самых разных поколений. А бессменный лидер «Машины времени» Андрей Макаревич продолжает собирать коллекцию своих увлечений: он и дайвер, и кулинар, и путешественник, и художник, и прозаик. А недавно Макаревич попробовал себя еще в росписи по фарфору: и вот на Императорском фарфоровом заводе изготовлены чайный сервиз «Five о’кот» (на предметах сервиза изображены коты) и набор из трех тарелок «Три сестры»…

– Правда, что нынче вы всерьез увлечены росписью фарфора?

– «Три сестры» уже появились в продаже, выпущена одна тысяча наборов. И нам это так понравилось, что решили с представителями Императорского фарфорового завода эту тему продолжить. Идей много!

– Еще одна новая грань Макаревича! Чем вы только не увлекались: от дайвинга до кулинарии, от поэзии до прозы, от бильярда до живописи…

– Какая к черту новая: я этим всю жизнь занимаюсь… Фарфор не расписывал, но графикой занимался постоянно, мои персональные выставки проходят не только в России, но и по всему миру.

– Почему вы больше не ведете никакой телепрограммы?

– Много гастролей, всяческих дел, а ведение постоянной программы требует массы времени. К тому же я никак не найду точки соприкосновения того, что мне интересно, с тем, что сегодня может обеспечить рейтинг. Но от телевидения я совсем не оторвался, моя телекомпания (Макаревич – гендиректор частной телекомпании. – Прим. авт.) продолжает производить программу «Смак», а также снимать документальные фильмы на самые разные темы.

– Как вам удается делать столько дел в разных областях?

– Я начинаю сходить с ума от безделья через два часа. Я привык что-то делать и от этого получаю удовольствие. И в то же время делать так, чтобы любая песенка, любая книжка были как итог. Надеюсь, что не окончательный.

– Помимо концертов «Машины времени» вы часто играете с «Оркестром креольского танго», с известными джазовыми музыкантами… Какие новые программы сделали в этом стиле?

– Не так давно сыграли концерт под названием Love, или «Песня про любовь». Телеверсию канал «Культура» покажет в начале декабря, на мой день рождения. Со мной на сцене были трио Евгения Борца, «Оркестр креольского танго», «Акапелла-экспресс» (фантастическая вокальная команда мирового уровня), трубач Костя Гевантян. Мы там поем песни про любовь со всего мира, причем не только по-русски, но и по-английски.

По-моему, красивая, теплая история получилась. Есть еще проект, который называется «Джазовые трансформации» – это чисто джемовая история с участием самых разных приглашенных музыкантов.

– Вы играете в таких тонких джазовых компаниях, при этом нот толком не знаете…

– Так и Дюк Эллингтон, и музыканты его оркестра нот не знали. Эллингтон своему биг-бэнду делал устные аранжировки – ложился на диван и говорил, как и что надо играть. А когда у битлов спросили, знают ли они ноты, они пожали плечами: «Зачем знать дорожные знаки, если ты хорошо знаешь дорогу?» На самом деле знание нот не помешало бы и мне, и другим, но в 50 лет учиться значительно сложней, чем в 14, а в 14 голова была занята битлами.

– Было время, ваши песни звучали в кино. Будет ли эта история продолжаться?

– Вряд ли. Во-первых, никто не обращается. А если звонят с предложением написать музыку для сериала, я вежливо отказываю. В Америке есть хорошая традиция – нет ни одного фильма, который бы песней не заканчивался. Всегда на титрах идет песня, а если титры длинные, бывает и две песни. У нас эта традиция как-то не прижилась. Ну не прижилась, и ладно. Писать инструментальную музыку к кино – это очень интересное занятие, но оно требует погружения и очень большого количества времени, которого у меня нет. Поэтому, когда мне звонят с таким предложением, я говорю: «В «Машине времени» есть Андрюша Державин, профессиональный инструменталист, позвоните ему, он вам сделает замечательную музыку».

– Андрей, вы являетесь одним из самых активных сторонников продвижения закона «О защите животных от жестокого обращения». Эту тему вы поднимали и на встрече с премьер-министром Владимиром Путиным на встрече в Михайловском театре. Удалось ли продвинуться вперед?

– Действительно, мы седьмой год бьемся за совершенствование закона о защите животных. В сегодняшнем виде он абсолютно не работает: не предусматривает ответственности хозяев за домашних животных, как это во всем мире сделано. Поэтому у нас жуткое количество бездомных зверей, которых уничтожают жуткими способами, втихаря. В каждом городе есть отдельные законы, и в Москве закон о бездомных животных продвигается лучше, чем на федеральном уровне, хотя я предполагал, что будет наоборот. 

Я очень рад, что, несмотря на всю историю с Лужковым, они это дело не отложили, а создали общественный совет, куда входит несколько известных артистов, кому не безразлична эта история. Вместе с нами в общественном совете – известные ветеринары, юристы, и сейчас этот закон пытаются как-то править, потому что идеальных законов на свете нет. Закон федеральный, насколько мне известно, находится в Государственной думе, где его пока еще не обсуждали. Все это двигается, но тише, чем хотелось бы.

– Что, по сути, изменится, если будет принят ваш вариант закона?

– Изменится очень простая вещь: вы будете нести ответственность вплоть до уголовной за то животное, которое вам принадлежит. Оно будет состоять на учете, будет чипировано. И вы будете платить налог. Мы очень постараемся проследить, чтобы деньги от этого налога шли по назначению, на помощь тем же бездомным животным. Будут наказания – за то, что человек выбросил собаку на улицу, пожил с ней на даче и оставил. Как результат этого через несколько лет количество бездомных животных сильно сократится. Это не произойдет сразу, но это произойдет обязательно.

– Одно время вы говорили, что не хотите, чтобы ваши стихи выходили отдельной книгой. Но вот недавно выпустили поэтический сборник «То, что люди поют по дороге домой». Что же все-таки изменило ваше решение?

– Я нашел форму, чтобы не смешивать стихи и тексты песен. Ни в коем случае не надо воспринимать тексты песен как стихи, потому что это произведения, сделанные немножко по другим законам. Но есть огромное количество людей, которые хотят узнать тексты песен. Поэтому стихи в моем сборнике там помечены тремя звездочками – это то, что не поется. А песни имеют название.

– Андрей, как удалось «Машине времени» продержаться на сцене более сорока лет?

– Наверное, потому, что мы всю жизнь делали то, что нам нравится, что считали нужным, и плевали на общественное мнение. Хотя музыкой своей мы не совершали какой-то революции. Мы были просто частью происходившего. Мы ведь играли и играем музыку довольно традиционную, не изобрели новых гармоний или каких-то новых форм стихосложения. А в том, чтобы просто свободно и ясно высказывать свои мысли, ничего нового нет. Это была не смелость, а колоссальное желание не делать то, что тебе не нравится. Я вообще физически не могу делать то, что я не люблю. А «Машина времени» получилась, наверное, потому, что в моем юном, неокрепшем сознании «Битлз» «наложились» на Окуджаву. Вот из этого вышла «Машина времени».

– Ранние концерты «Машины времени» нередко заканчивались разгоном публики милицией, что так ярко было показано в фильме «Дом солнца». Вас не преследовало чувство страха, что поймают, накажут?

– Молодые были, веселые… Страха не было, а было уныние, жуткое уныние. Было понятно, что если посадят, то ненадолго, и не расстреляют, это точно. Но то, что так будет всегда, вызывало жуткое чувство безнадеги. Я никак не думал, что вся эта бодяга лопнет так быстро и неожиданно. Мне казалось, что это лет на двести…

 

Беседовал Виктор Казаков