Родион Щедрин: «Классика – доказательство Бога»

Великий композитор считает, что только музыка может объяснить, как устроен мир

Для СМИ он «возмутитель спокойствия» и один из самых значительных композиторов прошлого столетия. Так, поставленная в Стокгольме «Лолита» спровоцировала тамошних феминисток на многолюдную демонстрацию. Директору Шведской королевской оперы пришлось даже объясняться с возмущенными безнравственностью постановки дамами в телеэфире. А полвека назад опера Родиона Щедрина «Не только любовь» с грохотом провалилась во многих театрах, включая Большой, – там публика, кстати, едва не побила автора. Причиной стал сюжет, в котором солидная женщина – председатель колхоза – преследовала совсем еще молоденького паренька своей безудержной любовью… Он и в нынешнем веке возмущает спокойствие и значит ничуть не меньше, чем в прошлом…

– Родион Константинович, каково это – ощущать себя живым классиком?

– Видите ли, я считаю себя одной из ветвей древа российской композиторской культуры. Насколько эта ветвь могучая, судить потомкам. Но когда я слушаю свою музыку в чьем-то исполнении, мне приятно…

– Но вам же не может не доставлять удовольствие то, что вы знаменитость!

– Знаменитости – это «Битлз» и Элвис Пресли. А серьезные композиторы… Некоторые из них уже при жизни узнаваемы в своем кругу, но не больше! И это нормально, потому что профессия композитора не стометровка, а марафон, в котором случаются и солнечные лучи удачи, и тучи мук творчества. Это только в голливудских фильмах бывает так, что человек написал одну арию, ее кто-то исполнил, вся страна сошла с ума от восторга, и композитор наутро становится признанным гением.

– А насколько вообще трудно пробиться в нашем мире таланту?

– Настоящий талант пробьется в любом случае. А гений – это термоядерная мощь, которая пробьет все.     

– Кого-то из нынешних творцов вы цените выше всех остальных?

– Одна из первых библейских заповедей звучит: не сотвори себе кумира. Поэтому у меня идолов нет… Но, честно говоря, была у меня в жизни маленькая история, я ее до сих пор не могу забыть. Несколько лет назад меня поразила девочка, которая в одном из концертов целое отделение играла четыре моих произведения. То есть изначально планировалось, что будет играть пианистка из Мюнхена. Но российское консульство отказало ей в визе за 8 дней до концерта, объявив, что она предательница Родины. Между прочим, предательницей она сделалась в 12 лет, когда папа с мамой увезли ее из страны, недооформив какие-то бумаги. Но дело не в этом. Я уже хотел было другую немку позвать, но замдиректора Госконцерта Александр Краутер мне говорит: «Подождите, подождите! У нас же есть своя способная девочка, она все выучит и подготовит!»

– За восемь дней?!

– Вот именно! Я даже возмутился: «За такой срок невозможно выучить четыре труднейших сочинения!» Но Краутер настоял на своем. И в первый же день, когда я пошел слушать эту девочку, она меня поразила. Играла – не побоюсь слова – просто гениально! Ни одного замечания!.. Я ходил на каждую репетицию и за два дня до концерта вдруг говорю ей с подхалимским акцентом: «Катя, а может быть, вы еще выучите мой «Дневник» – семь виртуозных совсем новых пьесок?» И что вы думаете? Она взяла ноты и сыграла на концерте все! Малый зал Консерватории встал! Вы ведь знаете, в России такие вещи не приняты. Но ее приветствовали именно так. А когда я еще сказал, что она все это подготовила за восемь дней, состоялся настоящий триумф.

Вот такие сейчас есть молодые люди. Мы всю музыку свели, условно, к Башмету. Он, разумеется, прекрасный музыкант! Но есть фантастически одаренные люди и нового поколения. Простите, что долго отвечал, – я ведь вообще-то болтлив.

– Девочка, безусловно, удивительная, таких талантов единицы. Но, согласитесь, даже таким одаренным молодым людям живется, как правило, труднее, чем посредственностям.

– Знаете, когда Стравинский написал в 1914 году «Весну священную», парижские дамы избили его зонтиками, потому что негодовали по поводу резкости этой музыки. Но, согласитесь, чем вместе бежать кросс по дороге музыкальной религии, лучше идти по маленькой, но своей дорожке. Той, что предопределена тебе небом…

– Значит, ваша слава была все-таки предопределена?

– Безусловно! Во всяком случае, я считаю, что меня вдохновляет Господь Бог. В какой-то момент вдруг чувствую: кто-то мне начинает диктовать, сразу сажусь за работу, и мне это доставляет необыкновенное счастье. По большому счету у меня с Богом свои отношения, более сложные, чем обряды. А классическая музыка – это вообще доказательство того, что Он точно есть. Ведь только музыка может объяснить, как устроен мир: почему сегодня идет снег, а через несколько месяцев все начнет расти и расцветать... Поэтому, когда в сотый раз слушаю сочинения Моцарта и они меня всего переворачивают, думаю: неужели люди глухие? Неужели эти бритоголовые парни, которые любят рок или попсу, никогда не испытают настоящих чувств?

– Родион Константинович, простите, но у меня бестактный вопрос. Когда вы живете в своем имении в Тракае в уединении – это одно, а когда в Москве или в Мюнхене… Одним словом, ваша музыка не мешает соседям по дому?

– Были моменты, когда мы вообще жили без рояля! Да он совсем и не обязателен! Вы знаете, был замечательный пианист, Лазарь Берман, он умер несколько лет назад во Флоренции. Так вот, у него была очень строгая мама, и в детстве в годы войны, когда у них не было рояля, она заставляла его заниматься на картонной клавиатуре. И когда он это делал, говорила: «Лялик, ты играешь фальшь! Тут не до, а си!»

– Занятная история. А Майе Михайловне любая ваша музыка нравится?

– Какие-то сочинения ей кажутся хуже, какие-то – лучше. Были, допустим, в Зальцбурге, где шел концерт под названием «Бах – Щедрин». Немецкие исполнители играли мою музыку, я сам играл, а во втором отделении выступала японская пианистка. И Майя Михайловна мне говорит: «Японская девушка ведь куда лучше тебя играла! Ты просто был опозорен, она тебя забила!»

– Обидно было это слышать?

– Ну что ж… Пришлось согласиться, потому что я знаю: Майя Михайловна не станет меня хвалить только потому, что я близкий ей человек. Наверное, мы генетически подходим друг другу. Мы оба одной масти – рыжие. Даже немножко похожи друг на друга. Но, наверное, чтобы быть счастливыми, должна быть некая заданность судьбы. Мы просто живем интересами и заботами друг друга, и это прекрасно, потому что люди должны дополнять или компенсировать друг друга. Хотя… Признаюсь: очень трудно быть Плисецкой, но не менее трудно быть и мужем Плисецкой.

– Майя Михайловна могла бы полностью заменить вам музыку?

– Нет, этого не могло бы случиться. Чем бы и когда бы я ни был занят, музыка во мне не просто живет – она ищет выход. Но скажу вам другое: без Плисецкой многое из того, что я сделал, не было бы написано вообще. Да и, наверное, сама музыка моя была бы совсем иной.

 

Беседовал Владимир Ермолаев