Андрей Соколов: «Хочется влезть в шкуру режиссера»
Известный актер признался, что с удовольствием снял бы военное кино
Мольеровский «Тартюф» в постановке одного из самых неординарных режиссеров Владимира Мирзоева отвечает формуле, которую некогда избрал себе столичный театр «Ленком»: развлекая, говорить о серьезном. В этом спектакле хохмят напропалую, но история получается мрачная. И не столько о том, как легко стать жертвой ловких манипуляторов, сколько о том, что «я сам обманываться рад». Спектакль, в котором заглавную роль – роль малопривлекательного Тартюфа – исполняет Андрей СОКОЛОВ, изменивший привычному образу экранного героя-любовника, петербуржцы смогут увидеть 22 января в ДК «Выборгский».
– Андрей, этот спектакль Владимир Мирзоев изначально ставил на «своего» актера – Максима Суханова. Когда вы его смотрели как зритель, хотелось в нем играть?
– Я по-хорошему завидовал и Максиму, и всем моим коллегам, которые заняты в этом проекте. Есть в «Тартюфе» некое таинство, химия, то, что называется искусством. И, конечно, обрадовался, когда получил возможность влиться в спектакль: роль лицемера Тартюфа – подарок для любого актера, любящего характерность. В ней очень много простора для актерского самовыражения.
– Тартюф – персонаж, давно ставший нарицательным, олицетворяет подлость под маской благочестия. Но ваш Тартюф не просто ханжа, он – манипулятор.
– Если смотреть на историю, написанную Мольером, с точки зрения сегодняшнего дня, то ведь ничего особенного Тартюф не совершает. Ну, ханжа – и что? Другое дело, что люди, которые его окружают, из-за своей наивности, своего желания кому-то довериться, из-за своего неумения мыслить самостоятельно оказываются его жертвами.
– В одном интервью Мирзоев заметил, что сегодня, в переходный период, достучаться до сердец легче примитивистским, наивным текстам сродни комиксам, неофольклору. Мол, именно они обладают сильным энергетическим полем.
– По большому счету, я с ним согласен. Если говорить о «Тартюфе», то ведь неслучайно последняя часть была дописана драматургом Михаилом Мишиным современным языком.
– Пьеса Мольера заканчивается одой во славу короля.
– Совершенно верно. Но тут фокус в том, как это говорить. Ведь можно сказать: «Я вас любил, любовь еще, быть может…» А можно: «Маша, я тебя хочу». В стиле «Нашей Раши». До «Нашей Раши», естественно, в «Тартюфе» никто не опускается, но пафос сбит. Никто не ставил себе цели проводить какие-то прямые параллели, но, если приправить классическую пьесу чуть-чуть «на злобу дня», это ее только украшает.
– И все же намек очевиден – наша вера в доброго короля/царя не устаревает.
– Да, есть такое. Как говорит в спектакле «Пролетая над гнездом кукушки»» мой герой Макмэрфи: «Доктор скажет. Вы подумайте. Я дам команду, и все поднимут руки».
– Как вы думаете, зритель, который смотрит «Тартюфа», понимает, что это ему вызов? Ведь это он легко поддается манипуляциям – СМИ, власти.
– Я уважаю зрителя. Нельзя плевать в тот колодец, из которого ты пьешь воду.
– А как же пощечина общественному мнению?
– А зачем? Надо просто делать свое дело. А зритель сам сделает выводы. На сегодняшний день я пришел к выводу, что мы можем только ставить вопросы, но вряд ли можем давать на них ответы. Как говаривал Лев Николаевич Толстой: «Я не должен давать вам ответ на вопрос. Я должен этот вопрос поставить». И если благодаря спектаклю хоть что-то в сознании человека поменяется – это уже большая наша заслуга .
Мы, актеры, – клоуны. Саша Абдулов любил это выражение. И чем дальше, тем больше я это понимаю.
– Но почему же сразу клоуны…
– Вы негативно воспринимаете это слово «клоун». А на самом деле мысль в том, что клоун – это человек, который валяет дурака и делает это честно. В отличие от многих других.
– Все же вы, как отдельная личность, можете противостоять манипуляциям?
– У каждой монеты есть две стороны. Мы многое знаем, еще больше не знаем и никогда не узнаем правды. Я это прекрасно понимаю. Можно быть Джордано Бруно, а можно им не быть, а просто делать свое дело и не гореть на костре.
– Получается, бунтарский бескомпромиссный дух вашего Макмэрфи из «Кукушки» вам самому не близок?
– Понимаете, какая штука… Как сказал один мой очень близкий товарищ, посмотрев спектакль: «Ты знаешь, Андрюха, я в итоге понял, что надо-то не напролом идти, а «идти на компромисс, ложиться под ситуацию». Это своего рода выживание.
– Мы об этом разговаривали с Абдуловым. Он-то как раз был ярым противником всяких компромиссов, считая их уделом слабых.
– Я с огромным уважением отношусь к людям, которые живут вот так, бескомпромиссно, но мне кажется, этот путь Джордано Бруно – тупиковый путь, на котором так легко сломать хребет и погибнуть. По себе сужу: поначалу я по неопытности о-очень много дров наломал.
– Жалеете об этом? Или как ваш Макмэрфи можете сказать: «Я хоть попытался».
– Да нет, наверное. Потому что это тот участок пути, который я должен был пройти, чтобы у меня были сегодняшние мозги. И стыдиться, по большому счету, мне нечего.
– Как говорят социологи и психологи – наступает время готического общества, когда люди перестают верить в современные институты и замыкаются узкосемейным кругом и профессиональными интересами. Это слишком просто – проще, чем защищать свою гражданскую позицию.
– Да, согласен, такая тенденция есть. И я с вами согласен, что существовать в своем узком кругу проще.
Но, поймите, очень жалко разменивать себя на копейки. Сейчас вокруг сплошной фаст-фуд, на который жалко тратить время. Я иногда открываю детские книжки, написанные современными авторами, – читать невозможно, слог чудовищный, мыслей ничуть. И в том числе книжки, которые печатаются с одобрения Министерства образования. Происходит сознательное выстрижение нации.
Помните, что говорил директор ЦРУ Алан Даллес? «Мы не смогли победить эту страну оружием, значит, надо сделать так, чтобы через 30 лет они пели наши песни, пользовались нашими деньгами». Похоже, все идет к тому. А иначе как объяснить, что из множества заявок, которые были отданы в Минкульт…
– На кинопроекты?
– В частности, да. Так вот – в основном отбираются те, что ниже уровня плинтуса, те, что на уровне полового созревания. На это тратить свою жизнь, которая у тебя одна? К такому пониманию тоже приходишь со временем. Пропадает всеядность, и начинаешь подходить ко всему выборочно, понимая, что рано или поздно все заканчивается, и это тоже пройдет. Хочется жить в радости. Я из тех людей, что любят жизнь во всех ее проявлениях. Каждый день, каждое событие воспринимаю с благодарностью и любовью. Это своего рода жизненная школа. А фастфудовская жизнь пусть будет сама по себе.
– Но вы живете не на отдельных этажах с теми людьми, которые удовлетворяются фаст-фудом.
– Поэтому, для того чтобы фаст-фуд не засосал полностью, надо делать то, что ты делаешь. Хорошее есть выражение – «я есмь». Оно означает статусное, личностное положение в жизни. Надо просто жить и опираться на свое собственное окружение: эти люди становятся твоим спасательным кругом. Помните, у Игоря Талькова была песня «Спасательный круг – начало всех начал»… Вот у меня есть очень много друзей-военных, благодаря которым я понимаю, что еще не все пропало. Для них слова «честь», «долг», «Родина» – не пустые слова. Помните: «Когда на смерть идут – поют, а перед этим можно плакать. Ведь самый страшный час в бою – час ожидания атаки…»?
– Этими строчками вы мне напомнили: многих ваших ровесников вдруг всколыхнула тема войны.
– Может быть. Но из того, что я видел, меня пока убедила только «9 рота» Федора Бондарчука. Правда, оговорюсь, что я еще не видел «Брестскую крепость».
– «9 рота» получила много нареканий – с точки зрения идеологии.
- Но там есть главное – патриотизм. И то, с каким азартом и честностью создан фильм, – достойно уважения. Были бы деньги, я бы с удовольствием снял военное кино. Но пока я занимаюсь другим проектом – мелодрамой.
– Не испугала вас работа над «Артефактом» (кинорежиссерский дебют Андрея Соколова. – Прим. авт.)?
– После «Артефакта» первое, что я себе сказал: «Никогда в жизни». Но… Проходит время, как всегда, забывается все плохое. И вновь хочется влезть в шкуру режиссера. Тем более что сценарий – шикарный. Но пока больше ничего об этом говорить не могу.
Беседовала Екатерина Юрьева. Фото ИТАР-ТАСС
