Глеб Панфилов: «Я заряжен позитивной энергией»

Известный кинематографист взялся за театральную режиссуру

Успешный режиссер, снявший фильмы, которые вошли в золотой фонд отечественного кинематографа –«В огне брода нет», «Начало», «Прошу слова», «Мать», «Романовы. Венценосная семья», –собравший огромное количество международных кинонаград, Глеб Панфилов продолжает удивлять публику  уже не в кино, а в театре. Поставивший в 1986 году «Гамлета» в Ленкоме, в 1992 году — Sorry в Антрепризе Романа Должанского — он после долгого перерыва работы в театре выпустил спектакль, который взбудоражил московскую критику и стал настоящим хитом в театральной  афише. Речь об «Аквитанской львице» по пьесе Джеймса Голдмена «Лев зимой», где в главной роли занята Инна Чурикова. 16-17 апреля Ленком привозит спектакль в Петербург.

– Глеб Анатольевич, почему вы взялись за театральную режиссуру? Вас разочаровало кино?

– Все очень просто — я люблю театр так же, как и кино. Хотя я считаюсь кинорежиссером, но знаете, это как ручеек — если ему не дают в силу каких-то обстоятельств протекать здесь, он выбирает новый путь, и течет себе в нужном направлении.

–  То есть в какой-то момент вам в кино была закрыта дорога?

–  Естественно, кино мне не светило по разным причинам, не было финансирования и так далее. И в то же время у меня было желание что-то сделать в театре. В Ленкоме я поставил «Гамлета», потому что у меня было сугубо театральное решение трагедии. И если бы в тот момент мне это предложили сделать в кино, я был бы огорчен. Такой же театральной формы потребовала и «Аквитанская львица». А вообще кино — слишком громоздкое, слишком дорогостоящее производство, и существует масса причин, которые стопорят процесс. И если не получается делать в кино –делаешь в театре.

–  Встречаете людей, для которых неожиданна ваша театральная стезя?

–  Может быть, недоумение существует среди кинематографистов, которые задаются вопросом: и зачем он обратился к театру? Но в самой театральной среде к моей работе нормально относятся.

–  Наверняка, Инна Михайловна как супруга и ваша муза тоже к театру подталкивала?

–  Конечно. С «Аквитанской львицей» именно так и было. Инна искала, что делать — ей и продюсеры что-то предлагали, и театр давал возможность выбрать роль, которая бы ее устраивала, соответствовала ее амбициям. Такая роль нашлась — в известной пьесе Голдмена, по которой дважды было снято кино. История получилась долгая. Сначала за постановку взялся болгарский режиссер Александр Морфов, уже были закуплены ткани на костюмы, заказаны декорации, начались первые репетиции. Короля Генриха II должен был играть Алексей Серебряков, который ради этой роли отказался от трех заманчивых предложений в кино. И вдруг... Морфов заболевает, уезжает в Болгарию, спектакль подвисает, и надо спасать положение. Мне позвонил Марк Захаров с предложением продолжить работу. Я почитал пьесу, она мне очень понравилась, я увидел там кладезь  интересных вещей, и, недолго думая, согласился. Моим непременным условием было начать все с нуля. Роль королевы Алиеноры осталась за Инной Чуриковой, а роль Генриха II, ее мужа, я предложил Дмитрию Певцову.

–   Заказанные костюмы и декорации уже не пригодились?

–  Конечно, нет. Они совершенно не соответствовали моему замыслу. Я видел  макеты –все перемещено в наше время, и решение предложено весьма условное. А мне хотелось погрузиться в XII век с его колоритом, антуражем, историческими костюмами, аутентичной музыкой. Она у меня собрана в огромном количестве — я занимался Жанной Дарк, это моя неспетая песня в кино. Эпоха средневековья меня очень-очень привлекает, окунуться туда — в радость.

–  Вам пришлось изменить акценты? Все-таки в пьесе главный герой –Лев, а тут Львица…

–  Я в этом смысле давно себя чувствую свободным. Я увидел эти акценты у самого Голдмена. Никакого насилия над тестом. Я делал все то, что обычно делает внимательный режиссер, обращаясь к хорошему материалу –это может быть Вильям Шекспир, Максим Горький, Антон Чехов.

–   Объясните, а что за рэп-декламации вы используете?

–   Рэп — это ритмический речетатив, эмоциональный, экспрессивный, он может сопровождаться бубном, барабаном, флейтой, чем угодно. Этот рэп не надо путать с танцами. Рэп так же древен, как сам театр, он существовал и в Древнем Египте, и в Древней Греции. Многим критикам этот прием почему-то не понравился. Но я думаю, надо иметь большой запас недоброжелательности, чтобы так небрежно, не разобравшись, за это осуждать. Так же как Диму критикуют за то, что он у меня встает обнаженным с постели и обливается водой. Зачем это надо Панфилову — что он хотел этим сказать? Да очень просто. В начале спектакля он молодой, полный сил человек, а в финале –разбитый старик. Эта динамика, эта метаморфоза и составляет содержание спектакля. Думаю, Дима прекрасно справился с ролью, и сделал определенный рывок как актер.

–  Когда вы назначали Певцова на роль, вы надеялись на этот рывок или вами руководило то, что он очень популярен у зрителей?

–  Не надеялся, я уверен был, что он этот рывок сделает. В моем фильме «Мать» 1990 года у Димы просто выдающаяся работа –роль Сомова. Я его тогда открыл для других режиссеров, в частности, для Марка Анатольевича, и это поспособствовало его поступлению в Ленком. Хотя Захаров мне потом сказал: «У тебя он играет гениально, а у других — нет». К сожалению, Дима скромно и даже небрежно относится к своему таланту. Он красивый, талантливый, обаятельный парень, тренируется, участвует в автомобильных гонках, поет, но он – не Актер Актерыч. Не дотошен в работе. А для того чтобы достичь высокого результата, нужно много работать над последними вершками. Но тут я приложил максимум усилий. Мы были в одной команде — и мне кажется, в целом мы справились. Хотя работа еще продолжается — я смотрю каждый спектакль, потом разбираем с актерами все до деталей. Хочется уже дожать все до конца.

–  Да, критика московская вас успела серьезно поклевать, Чуриковой вменяют в вину сверкание глазами, мимические игры, за которыми нет любви, нет чувства ни к сыновьям, ни к мужу...

– Послушайте! Это люди, которые говорят на белое черное! Это говорят люди, которые органически не выносят Чурикову, не любят ее глаза, ее голос. Не любят ее талант, не любят ее саму. Я с этим сталкивался и в советский период, когда в Госкино ее в упор не хотели видеть в роли Тани Теткиной в картине «В огне брода нет». Эти же люди не хотели, чтобы Пашу Строганову в фильме «Начало» играла Инна Чурикова. Это люди, которые на дух не переваривают все, что связано с ее именем.  Чтобы идентифицироваться с Чуриковой, надо немножко обладать ее чуткостью и ее особым мировосприятием. Должны быть какие-то совпадения хотя бы. А если пересечений нет, то она неизбежно вызывает раздражение. 

–  Вам часто приходится выступать в качестве защитника Инны Михайловны?

–  Прежде всего, я ее горячий поклонник, человек, который высоко ценит ее индивидуальность, ее глубину, ее доброту, ее талант. Она очень яркая личность, необычайно чувствующая и проникновеннная. И как настоящий талант, она стоит особняком. В ней могут сочетаться и комичность и драматизм, и множество красок сразу. Уровень Джульетты Мазины.

– Если бы не случилась встреча с Инной на съемках «В огне брода нет», как, думаете, сложилась бы ваша творческая судьба?

– Все дело в том, что это не могло быть по-другому –мы должны были встретиться.  Я долго искал это лицо. Когда я ее увидел по телевидению в какой-то передаче, понял — она! Хотя до этого видел Чурикову в «Морозко», и в «Старшей сестре». Но тут было совершенно незнакомое лицо — она умела быть разной! А потом когда мы уже были женаты, у меня в одно прекрасное утро на Васильевском острове, где я тогда жил, возник сюжет о том, как девушка играет в кино Жанну Дарк. Наши устремления совпали — мне хотелось это снять, Инне безумно хотелось играть Жанну. Сценарий мы писали вместе с Евгением Габриловичем, он приехал на мою родину, в Свердловск, на отцовскую дачу. Но в Госкино не сразу приняли сценарий, обвиняли в схематизме. Не без оснований. Потом я заново переписал всю историю — сразу все обросло, все выстроилось, и дело быстро-быстро покатилось. Вот так потом и строились все наши проекты — увлеченно, страстно, азартно. Также мы живем и в семье.

–  Да, вы обмолвились, что хотели снять исторический фильм о Жанне Д’Арк. Почему этого не случилось?

– Я написал сценарий, он был принят в Госкино, его опубликовали в альманахе «Киносценарии». Но денег так и не нашлось. Зато мой престиж сценариста вырос тогда очень сильно. Школа, пройденная у Габриловича, многое мне дала. Я же человек дикий –пришел в кино с завода, с инженерным образованием, это уже позднее я закончил режиссерские курсы во ВГИКе. Для меня поворотным моментом в моей судьбе явилась картина Михаила Калотозова «Летят журавли», –до этого  я не видел себя в качестве режиссера никак, хотя внутренне к этому шел.

– Каким же образом?

–  Много совпадений. Я принял решение снимать кино на Вознесенском проспекте в Свердловске после просмотра «Летят журавли» рядом с домом Ипатьевых, где была расстреляна последняя царская семья. Я всегда боялся в детстве этого дома, когда мы с мамой шли мимо него к бабушке. Но вот узор, алгоритм моей биографии нарисовался — говоря терминами Владимира Набокова. Некий круг замкнулся. Уверен, что это было связано с тем, что в будущем я должен был снять фильм о Романовых. Потом я стал подмечать всякие такие вещи, знаки и они неизбежно складывались в повторяющийся рисунок.

– У вас много картин, где затрагиваются вопросы семьи: «Мать», «Романовы», «Васса», вот теперь спектакль «Аквитанская львица». Для вас это главенствующая тема?

–   Безусловно. Семья — это главное. Я так рос. Мой мир  — это семья, в которой я вырос, в которой росли мой отец, моя мама, мои братья — ближний круг. И весь мир устроен так — он вращается вокруг семьи, а если эти связи нарушаются, мир начинает болеть. И жизни людей начинают расстраиваться. Мои фильмы о разных эпохах, они непохожи по атмосфере, но по смыслу происходящего они очень родственны.

– Сегодня в России нет национальной идеи. Какую бы идею вы предложили?

–  Не буду выдумывать –возьму формулировку Александра Исаевича Солженицына — сбережение российского народа — всех, кто живет на территории России.  Сохранить общность, которая называется российский народ, — детей, пожилых, молодежь. И надо любить свои семьи, своих друзей, сострадать, желать всем, кого ты даже не знаешь, счастья. Посильно творить то, что давало бы надежду. В этом смысле для меня снятый мною сериал «В круге первом» — чрезвычайно важная история. Там есть позитивный финал, и этим мне нравится этот роман. Герой едет очертя голову в ГУЛАГ — внутренне он заряжен, Господь дал ему энергию, эту уверенность, он едет, потому что это соответствует его пониманию правды, совести, и у него есть  ощутимое чувство смысла жизни. Почему я восхищаюсь историей самого автора – Александра Солженицына? Потому что он один посмел сказать правду о ГУЛАГе и победил! Это феноменально! Ничего с ним не могла сделать советская система.

– В вас еще горит желание что-то сделать в кино, в театре?

– Слава Господи, во мне есть энергия, которая отпущена при рождении. Этот запас энергии и дает чувство позитивности, без которой движение невозможно. Но я трезво оцениваю свои годы –мне особенно-то гореть опасно (улыбается) — так и сгореть недолго. Изредка надо проверять: есть — нет запас? Желания ведь проходят, как и сама человеческая жизнь. Но я действительно еще чувствую в себе желание сказать нечто миру. И с этим чувством я делал свой последний на сегодняшний день спектакль.

 

 

Беседовала Елена Добрякова