Андрей Звягинцев: «Есть миф, что русское кино – плохое»

 

Сегодня мировая премьера фильма «Елена» российского режиссера завершит программу «Особый взгляд» на Каннском фестивале

Стало известно, что жюри под руководством Эмира Кустурицы увидит фильм Андрея Звягинцева утром 21 мая, а не вечером, уже после того, как будут объявлены имена победителей второй по значению программы Каннского фестиваля «Особый взгляд». Это означает, что «Елена», чей статус до последнего момента определялся только как «фильм закрытия», все-таки вошла в сферу рассмотрения жюри, как и российский конкурсный фильм «Охотник» Бакура Бакурадзе. Накануне премьеры с Андреем Звягинцевым побеседовал корреспондент «НВ».

– Российскому кино что-то дает участие, а тем более победа в международных фестивалях?

– Безусловно! Это один из немногих надежных способов выживания авторского кино в России, да и не только в России. Потому что у нас оно обречено едва ли не на умирание. Есть устойчивый миф, что русское кино – это плохое кино. В частности, Первый канал этот миф распространяет при помощи передачи «Закрытый показ». Их послушать, так все, что снимается у нас, просто-напросто никому не нужно. С такой репутацией, когда тебе плюют в лицо бесконечно, какой автор может подняться и сказать: нет, оно есть, наше кино. Отряхнуть с себя эту гадость и заняться делом. И если вдруг артхаусный фильм, например «Охотник» Бакура Бакурадзе, попадает в конкурсную программу фестиваля класса А – это огромная удача. На него сразу обращают внимание продюсеры, на него устремляются взгляды критики и прессы, что колоссально важно для будущего шага, для следующего проекта, для возможности найти финансирование в России и в других странах. Если же фильм еще и приз получает, то таких возможностей становится больше.

– Ваша «Елена» еще на стадии проекта успела получить награду на американском фестивале в Сандэнсе как лучший независимый европейский фильм. Как это отразилось на вашей работе?

– Приз Института Сандэнс финансирует японская компания NHK, которая таким образом приобретает право показа будущих фильмов на своем канале. Вместе с моим другом – сценаристом Олегом Негиным – мы получили 10 тысяч долларов за сценарий, остальные деньги – 85 тысяч долларов – вошли в бюджет фильма. В тот момент у фильма уже появился продюсер – Александр Роднянский, мы практически были в запуске, так что приз оказался очень кстати.

– Ваши первые фильмы «Возвращение» и «Изгнание» не то чтобы совсем лишены быта, но приподняты над ним, это притчи. «Елена» – совсем другая история, она ближе к жизни, что ли.

– Никаких специальных усилий для этого я не предпринимал. Ясно было с самого начала, что здесь нет мифологических параллелей, аллюзий, обобщающих образов и прочих атрибутов поэтического кино. Сюда незачем было подтягивать тяжелую артиллерию символов и подтекстов. История, рассказанная в «Елене», как раз такой ранящей и страшной становится именно потому, что она актуализирована. Это нас касается напрямую, это все с нами происходит, здесь и сейчас. Поэтому есть резонанс у зрителей. На самом первом просмотре «для своих» много было тех, кто снимался в крошечных эпизодах. Они совсем ничего не знали о фильме, что это за история, о чем она. По их реакции было понятно, что фильм обрушивается узнаваемой, неприглядной правдой, рождающей эмоциональный отклик.

– В новом фильме новые для вас актеры, как вы их выбирали?

– Мы искали их весь подготовительный период, очень долго и трудно. В какой-то момент я вдруг вспомнил актрису Надежду Маркину, которая работала у Сергея Женовача на Малой Бронной, я ее видел в «Идиоте», в «Короле Лире», в ней удивительное сочетание народности и благородства. А то, что Елена – Надежда Маркина, ее сын Сережа – Алексей Розин и внук Саша – Игорь Огурцов очень похожи, это наше везение, мы ничего специально не подгоняли, они сами получились одной семьей. На роль Владимира, мужа Елены, пробовали многих, но самым лучшим оказался Андрей Смирнов.

– Андрей Смирнов сам снимает кино. Каково было двум режиссерам на одной площадке?

– С ним прекрасно работалось, он вел себя в высшей степени корректно и достойно, Никогда не говорил: «Андрей, я бы на вашем месте снял бы вот так». Только однажды случился курьез. В двухминутной сцене, которая снималась одним планом, Надя Маркина оговорилась, и Андрей Сергеевич вдруг громко крикнул: «Стоп!» Все притихли, а он стал извиняться: слова же перепутаны. Он очень естественный человек, спонтанный, импульсивный.

– В «Елене» звучит музыка Филипа Гласса, с ней в фильме усиливается ощущение тревоги и ожидание каких-то драматических событий.

– У нас не детектив, но действие развивается так, что музыка должна создавать некий тонус, поддерживать напряжение, ожидание, тревогу. Это примерно то состояние, в котором страна находится, по-моему. Звукорежиссер и композитор Андрей Лигачев должен был и хотел писать музыку для «Елены», как это было прежде в «Изгнании» и «Возвращении». Но он взвалил на себя такое огромное дело, как живой звук, и музыку я стал искать отдельно. У нас весь звук в фильме целиком и полностью записан во время съемок, что я считаю нашей невероятной победой.

– «Елену» можно определить как фильм-диагноз, это сильная констатация состояния нашего общества с его грузом многих нерешенных проблем. В одном пространстве нашей общей жизни существуют разные миры – центр и окраины, люмпены, гастарбайтеры, богачи. Что со всем этим делать? Может ли кино ответить на этот вопрос? Натолкнуть на его решение?

– К решению может привести только ясное осознание ситуации, в которой пребывают люди, мне кажется так. Нельзя, невозможно уже не обращать внимания на сирых и убогих, на инвалидов, на бедные слои населения, на то, что люди выходят на пикеты. У нас история вроде бы тихая, камерная, но она дает возможность о многом задуматься.

 

Беседовала Ольга Галицкая. Фото Владимира Мишукова