Эдуард Бояков: «Мне не нравится работать с профессионалами»
Создатель «Золотой маски» считает критерием успеха не высшую национальную премию, а энергию зрительного зала
Режиссер Эдуард Бояков, одновременно являющийся театральным и кинопродюсером, художественным руководителем театра «Практика» в Москве и арт-директором театра «Сцена-Молот» в Перми, недавно привозил в Петербург свой новый проект «Человек.doc», которым основательно встряхнул театральную питерскую атмосферу. Документальный театр – направление не новое, открытие здесь в другом: спектакли, их было десять, представляли собой исповедальные истории известных современников, которые те в большинстве случаев рассказывали и показывали сами. Иной раз звучали откровения на грани фола.
– Эдуард, почему вдруг возникла такая идея: чтобы герои играли самих себя?
– В этом есть правда, она подкупает. Ну согласитесь, когда музыкант и художник Гермес Зайготт рассказывает о Гермесе Зайготте, этому веришь. При этом текст придуман не им, а драматургом, который переработал рассказанный материал и написал пьесу. Или композитор Владимир Мартынов с его очень пристальным взглядом в себя самого вдруг раскрывается очень неожиданно, хотя бы в рассказе, как во время алкогольного запоя он управлял воображаемым оркестром и звучала самая божественная музыка из всех, которые ему доводилось слышать в своей жизни. Это пронзает, ты понимаешь какие-то очень глубинные вещи. В представлении ученого и философа Олега Генисаретского восприятие лежит не только в области увиденного, но и в тайне каких-то его особых мистических перемещений на сцене, пауз, происходящих в эти минуты осмыслений и воздействия на подсознание зрителя.
– Что говорит вам продвинутая публика по поводу проекта?
– Мы много раз проиграли этот проект в Москве. Отзывы такие: неожиданно, интересно! Первых зрителей привлекала возможность услышать истории реальных людей о себе. Придя во второй раз в театр, та же публика начинала понимать, что это проект. Зрители нам пишут очень много на сайт, благодарят за попытки сделать современный театр без пафоса и вычурности, которые, поверьте, надоели не только продвинутому зрителю…
– Но как вычленить главное, которое человек может поведать о себе? Как разгадать, что будет интересно зрителю?
– Драматургу приходится порой продираться сквозь общие слова своего персонажа, провоцировать, чтобы человек раскрылся, чтобы возникли какие-то существенные детали. Если правильно, талантливо представлена ситуация драматургом, режиссером, актером, тогда и получается тот самый искренний рассказ о человеке. Иногда вскрываются патологические вещи, но как раз они и способны породить самые живые эмоции. А еще оговорка, междометие, нечаянное совпадение или повторение могут оказаться очень говорящими. Ведь наша жизнь состоит из нерегламентированных действий, непросчитанных ситуаций, которые вовсе не обязательно вписывать в паттерны XIX века. Время нынче другое, драматургическая структура другая. Мы ее еще только закладываем, и это безумно интересный процесс.
– То есть вы сознательно нарушаете старые правила и создаете новое театральное поле?
– Именно так. Мне все меньше и меньше удовольствия доставляет работать с профессионалами. Я понимаю, что эта категория стоит на обслуживании социально-политических идеологических сценариев. И это меня совершенно не устраивает. Я прошелся по центру Петербурга – увидел вывески в прошлом очень уважаемых театров. Люди там играют, чем-то, казалось бы, значительным живут, но я понимаю, что постановки там уже невозможно смотреть, все это старо и бессмысленно. Мне не надо идти на спектакль, чтобы убедиться в этом.
– Герои тех спектаклей, которые я посмотрела в проекте «Человек.doc», постоянно сомневаются в выборе своего пути, своего предназначения. А вы как руководитель театра испытываете ли сомнения в том, куда движетесь?
– Никаких сомнений у меня нет. Когда ты получаешь такой большой кредит доверия у своего зрителя, ты поневоле, неизбежно будешь продолжать движение, в котором-то и заложена правда, истина. Ты движешься вместе с реально происходящей за окном жизнью. И с тобой рядом люди, которые тоже за что-то важное отвечают. В подвале нашего небольшого театра «Практика» в Большом Козихинском переулке работают художники, которых бы я назвал абсолютно ключевыми фигурами современной сценографии. Они очень чутки к тому, что хочет сказать режиссер. Умеют создать на сцене сухой и лаконичный язык театра документального. И они же используют очень богатый язык в постановках другого плана. Ведь в «Практике» идут и совсем другие спектакли. Вот «Парикмахерша» – там сплошное экспериментаторство – в формах, в движении. Или сказочный спектакль «Агата возвращается домой», где играет Алиса Хазанова, – тоже совершенно неожиданный по пластике, использованию видеопроекций.
– Сейчас на сцене происходит то, чего нельзя было увидеть в 60-е годы. Привнесение ненормативной лексики, переделывание классики и так далее...
– Границы возможного в смысле творчества меняются постоянно. Представляете женщину в мини-юбке в начале XX века? Сейчас никто и внимания не обратит. А еще каких-то 40 лет назад в самой богатой и прогрессивной стране мира – США – белые и негры пользовались разными умывальниками и писсуарами. Мы еще общаемся с людьми, жившими в то время. А кто эти границы двигает, кто их определяет? Кто формирует новое сознание? Политики? Ученые? Нет. Искусство! Художники. Для этого искусство и создано – чтобы сдвигать дозволенное и менять сознание людей. И это очень важная миссия, она социально продуктивна и безопасна для людей. Когда какие-то изменения навязывают политики, начинаются войны. А когда об этом же говорят художники, то общество воспринимает это с большей готовностью. Яркий пример – вручение арт-группе «Война» премии «Инновация» за инсталляцию «Х.й в плену у ФСБ». Я считаю это очень и очень важным моментом, ключевым не только в истории современного искусства, но и вообще в истории страны. Искусство показало, что оно не согласно с властью. И то, что во время объявления премии зал скандировал, было очень естественной реакцией – там сидели не какие-то левые нанятые «Наши» или «Молодая гвардия» – это была элита интеллектуальная, люди масштаба Юрия Аввакумова, Кати Деготь – априори неподкупные, с ними невозможно договориться, они готовы голосовать только по совести.
– Вы были тем человеком, который 17 лет назад придумал высшую национальную премию «Золотая маска». Сегодня для вас эта премия определяет качество творчества?
– Нет. Премия устарела, как и ветшают со временем многие некогда прорывные позиции, новаторские вещи. Премия заформализовалась и представляет собой не самую объективную и точную оценку происходящего театрального процесса в стране. Открыв недавно в Перми театр «Сцена-Молот», я задумался, а что же будет критерием успеха – в этом уральском городе с совсем другими, не столичными зрителями, другой ментальностью? Ну уж точно не получение «Золотой маски» и даже не зарубежные гастроли и появление спонсоров. И я понял, критерий только один – энергия в зале. Если она чистая, то она трансформируется в конкретных людей, в художников и артистов, в этот конкретный театр.
– Вы уже получаете отдачу в этом смысле?
– Конечно. Простое любопытство пермского зрителя, большей частью молодого, к новой сцене переросло в живой интерес, участие, если хотите, даже в образ жизни людей. Приходят, спорят, не соглашаются, но самое главное, что они воспринимают театр как некое отражение сегодняшней жизни.
– Может ли претендовать российский театр, на ваш взгляд, на какие-то позиции в мировом процессе?
– Только если это будет обнажение, переход в другое измерение. Режиссерам важно научиться предъявлять это обнажение. Уверен, что не Запад сейчас мерило истины и интереса к театру. Обращение к восточным практикам имеет большое значение, и, кстати, в этом убеждаешься, посмотрев спектакль переводчика «Книги перемен» китаеведа Бронислава Виногродского в том же проекте «Человек.doc». Бесспорно, у нас европейское сознание, европейское летоисчисление и так далее. Хотя по отношению к Европе мы во всем вторичны, даже Петербург с его архитектурной застройкой. При этом Россия между Европой и Азией географически.
Та же Пермь входит в огромный внутренний бассейн, раскинувшийся от Урала до Белоруссии, в чем-то схожий с внутренним бассейном на Тибете, где я не раз бывал и чувствовал особенную энергию и духовную подпитку. У России есть шанс шагнуть в это новое измерение, в это природное глубинное естество, и тогда мы будем чувствовать себя не просто осколком цивилизации, а особенным местом, где человек, прислушиваясь к голосу Природы, может осознать и проникнуться важным смыслом своего существования на Земле.
– Неужели у театра может быть такая высокая миссия?
– Именно такая. Настоящий театр – это встреча с фатумом, с вечностью. И эта встреча происходит сегодня с нами. Чужой и прошлый опыт здесь не поможет. Мы его должны учитывать, но не это главное.
Беседовала Елена Добрякова
