«Теннис стал слишком дорогим»
Знаменитая советская теннисистка и телекомментатор Анна Дмитриева рассказала «НВ» о том, что ее поразило на «Уимблдоне-1958», и объяснила, почему мужской теннис в России регрессирует
В начале июня россиянка Мария Шарапова впервые в сезоне дошла до финала турнира «Большого шлема». Им стал «Уимблдон». И это уже давно никого не удивляет. А ведь еще шестьдесят с лишним лет назад наши теннисисты могли только мечтать о выступлении на турнирах столь высокого уровня. Первопроходцем после вступления СССР в Международную федерацию тенниса стала 17-летняя Анна Дмитриева, включенная в состав первой советской делегации на Умблдонском турнире. 18-кратная чемпионка Советского Союза, полуфиналистка «Уимблдона» Анна ДМИТРИЕВА рассказала «НВ» о том, как пришла в теннис и что поразило ее больше, чем поездка в Лондон.
– Ваша семья из мира искусства. Отец – главный художник МХАТа, мать – актриса. Ваше детство прошло за кулисами?
– Отчасти. Меня воспитывала бабушка, поскольку мои родители были очень заняты и не всегда могли уделить мне достаточно внимания. Но, как, наверное, любой ребенок, чьи родители посвятили жизнь театру, я бывала и в гримерке, и за кулисами. Но детские воспоминания скорее связаны с домом отдыха МХАТа, где я знакомилась с артистами еще до того, как видела их на сцене. Знала я, конечно же, всех. И этот мир был для меня гораздо ближе, чем мир спорта. Например, на «Щелкунчика» в Большом театре, для которого мой папа делал декорации, я, начиная с трех лет, ходила раз пятьдесят. И, как и многие девочки моего времени, мечтала быть балериной. Хотя в балетный кружок так и не записалась. И хотя свою жизнь я посвятила спорту, театр по-прежнему в моем сердце. При первой же возможности хожу на любимые постановки.
– Как тогда получилось, что вы стали теннисисткой?
– Поначалу я увлекалась совсем не теннисом. В мое время было очень модно ходить на каток. Меня водили на него по утрам, но во мне было столько нерастраченной детской энергии, что и вечером мне непременно хотелось туда. Родители боялись отпускать меня на каток по вечерам, однако видя мое желание заниматься, решили отдать меня в спортивную секцию. Ближе всего моей семье был как раз теннис. На состязания я ходила с моим отчимом еще до того, как пошла в теннисную секцию. Мой дальний родственник, артист МХАТа Всеволод Вербицкий, тоже был классным игроком. Наверное, в чем-то моя судьба была предрешена.
– Кто стал вашим первым тренером?
– Нина Теплякова, которую мои родители знали как хорошую теннисистку и сами выбрали ее мне в наставники. Главное качество, которое сумела привить мне Нина Сергеевна, – воля. Не могу сказать, что была волевым ребенком. Но Нина Теплякова, когда я играла, стояла за моей спиной и в тот момент, когда я была готова бросить ракетку, расплакаться и убежать, вынуждала меня бороться. Вот это умение концентрироваться на каждом важном моменте борьбы и доводить начатое до конца она во мне воспитала. И мне оно пригодилось не только в спорте, но и после окончания карьеры теннисистки.
– Что вам больше всего запомнилось на Уимблдонском турнире 1958 года?
– Вы ведь знаете, что в те времена время редкий советский человек выезжал за границу. Я же – семнадцатилетняя – отправилась в Англию на целый месяц! Все мои сверстники на тот момент сдавали экзамены на аттестат зрелости, а меня от этого освободили, что уже было событием из ряда вон выходящим. Оно поразило меня даже больше, чем предстоящая поездка на «Уимблдон». Конечно, приехав туда, я увидела совершенно иной мир. Нам приходилось присматриваться и стараться соответствовать тому обществу, в которое мы окунулись. Потрясло то, как нас с Андреем Потаниным встречали в аэропорту. Кругом репортеры, вспышки фотокамер, люди с видеокамерами на плечах. В первые минуты было желание оглянуться, нет ли за спиной какой-нибудь знаменитости, ради которой весь этот ажиотаж. Но все это было ради нас. Пришлось держать марку перед чужими людьми, живущими в незнакомом мире.
На самом турнире я смотрела каждый матч, наблюдала за тренировками других спортсменов. Для меня открылось много нового и ценного не только как для игрока, но и как для человека. Особенно пристально следила я за австралийцами, которые на тот момент были одними из ведущих теннисистов. Общаться со всеми без исключения игроками тогда было просто, теннисный мир тех лет еще не был обособленным, в нем не было так называемой звездности. Если же говорить об элементах теннисной игры, то многое было в диковинку. Ведь в нашей стране теннисной школы не было и мы ничего не знали о технике игры. Ни один наш тренер не мог нам ничего об этом рассказать, и мне, чтобы сыграть на высоком уровне, нужно было все это увидеть и пропустить через себя.
– Ожидали, что вам удастся дойти до полуфинала?
– Я всегда знала, что должна двигаться вперед и побеждать, и никогда в себе не сомневалась. Более того, я уверена в том, что не до конца реализовала свой потенциал. К сожалению, мы играли лишь один крупный турнир в год, а остальное время, грубо говоря, валяли дурака.
– Завершив карьеру теннисистки, вы четыре года работали тренером в «Динамо», а потом стали комментатором. Почему не захотели и дальше тренировать?
– Мне не очень бы хотелось говорить об этом, поскольку людей, которые меня тогда обидели, теперь уже нет в живых. К сожалению, в тот момент я стала изгоем. Сначала из «Динамо» выгнали моего тренера Нину Теплякову, которая отдала этому обществу много лет, но была вынуждена уйти в ЦСКА – в «Динамо» просто не давали работать. Затем была вынуждена уйти Ольга Морозова – восходящая звезда тенниса. Да и в мой адрес со стороны некоторых людей летели обвинения во всех грехах, в том числе и в непрофессионализме. Считалось, что я не разбираюсь в теннисе, поскольку закончила филологический факультет Московского государственного университета, а не физкультурный. Все это были издержки той советской жизни. Я тогда не стала бороться за справедливость, а просто ушла.
– Сегодня, на ваш взгляд, существует в нашем теннисе дефицит тренеров?
– Должна констатировать, что сейчас нет таких специалистов, какие были в наше время. И я говорю не столько о мастерстве и знаниях, сколько об отношении к своему делу. В мое время тренеры, занимавшиеся с теннисистами, посвящали этому всю свою жизнь. Выполняли некую высокую спортивную миссию. Думаю, таких людей сейчас нет.
– А как же Шамиль Тарпищев?
– Разве Тарпищев выполняет какую-то миссию? Да, он влиятельный человек, много работает, занимается организаторской деятельностью, бизнесом, но, например, детей он не тренирует. Я же говорю о людях с совершенно иным мышлением, не ставшим заложником публичности. Молодежь сейчас предпочитает работать не тренерами, а спарринг-партнерами, поскольку материально это гораздо выгоднее. И это серьезная проблема.
– Я знаю, что вы готовите из бывших спортсменов комментаторов. Кто из них представляется вам в этой области наиболее перспективным?
– Я не готовлю их в прямом смысле этого слова, я скорее помогаю им быстрее освоиться в новой для себя профессии. Мне нравится то, как растет в этом плане Настя Мыскина. Она прекрасно смотрится в кадре. Считаю, что она практически приблизилась к тому, чтобы стать хорошим комментатором. Надеюсь, что и Лена Дементьева тоже проявит себя на этом поприще. Надо сказать, что спортсмены неохотно идут в комментаторы, потому что эта профессия не приносит того дохода, который им приносил спорт.
– Почему сегодня мужской теннис в России регрессирует, в то время как в женском все же появляются талантливые девушки?
– По-настоящему талантливые люди рождаются нечасто. Такое бывает раз в пятилетие, которое дает миру двух-трех ярких личностей, как правило, в разных странах по одному. Исключение – Россия, где одновременно появились сразу два таких спортсмена. Я говорю о Жене Кафельникове и Марате Сафине. Прекрасные теннисисты и яркие личности. Поэтому, когда на смену этим игрокам пришли теннисисты среднего класса, мы оказались не готовы это принять. Но это нормально. Например, я сомневаюсь, что те же американцы в глубине души не сетуют на то, что с уходом Андре Агасси и Пита Сампраса в их мужском теннисе нет ярких игроков. Если же говорить о теннисной школе, то причина слабого развития этого вида спорта в нашей стране – его коммерциализация. Он стал слишком дорогим. При этом нет никакой государственной поддержки. Если и находятся родители, которые готовы тратить столь большие деньги на теннис, то жертвы, на которые приходится им идти, чтобы ребенок занимался этим видом спорта, давят на детей. И иногда из-за этого дети перегорают и так и не становятся большими мастерами или вообще уходят из тенниса.
Янна Сметанкина