Александр Сокуров: «Пусть критики Ельцина попробуют сделать то, что он сделал»

Принесли ротапринтные листки с сообщением о погибших в Москве. Один я протянул Сокурову. Он молча прочитал, молча вернул. Мы поднялись на второй этаж, подошли к окну. Исаакиевская площадь казалась тихой – с тысячами-то людей! И город казался тихим. Снизу кто-то крикнул: «Саша!» – махнул рукой. Я о чем-то спрашивал Александра Николаевича…»

Так начиналось мое интервью с Александром Сокуровым, опубликованное 20 лет назад в давно уже несуществующем еженедельнике «Аничков мост». Свой полузабытый материал я обнаружил, когда перебирал старые бумаги – тогда и наткнулся на папку, в которой хранятся вырезки из газет августа 1991 года. Прочитал его и решил позвонить Александру Николаевичу, спросить, а что он сегодня думает о тех событиях, о тогдашних лидерах.

– 20 лет назад вы обмолвились: «Горбачев – трагическая фигура». Я еще переспросил, мол, какой вы смысл в эти слова вкладываете? Вы ответили: «Не исторический момент рождает его трагичность. Он человек, которому как бы неизвестны величие и мрачная ответственность нахождения на том месте, куда он вознесен волею обстоятельств». А сегодня что вы думаете о фигуре первого и последнего же президента СССР?

– Это человек, который принимал исторические решения, совершал исторические поступки. Исторический персонаж. Он – часть нашей удивительной советской и русской истории. Я с ним встречался только один раз. Это было на Старой площади, где проходила встреча интеллигенции с членами Политбюро. Там были Андрей Сахаров, Виктор Астафьев… Наверное, человек семь нас было. Мы целый день провели в ожесточенных разговорах. Больше я Михаила Сергеевича не видел. Можно сказать, лично я с ним знаком не был. А то, что сейчас его роль в большинстве случаев оценивают негативно, что ж… На мой взгляд, не надо суетиться, пусть время его оценит.

– А Борис Ельцин…

– Я не меняю своей точки зрения. Это человек, который для России сделал чрезвычайно много. А то, что многие ныне говорят о его ошибках, так попробуйте найти человека, который в подобных обстоятельствах не совершил бы еще больше ошибок, чем Борис Николаевич. Не существовало человека в России, который был готов к такого рода реконструкции. Не к конструированию, а к реконструированию. Это задача значительно более сложная, чем что-либо конструировать. Не было такого человека! В истории России первый раз совершалось такое действие. Самый простой пример, который приходит на ум: когда вы учитесь водить машину, то в процессе обучения гораздо сложнее научиться сдавать назад, чем ехать вперед. Невыносимые, нечеловечески сложные были проблемы! Вот и пусть критики Ельцина попробуют сделать то, что он сделал, только не в теории, а в реальной жизни. Получится у них не ошибиться?

– Ваши ожидания перемен двадцатилетней давности и нынешние реалии сильно разнятся?

– Все идет так, как неизбежно должно было идти. Изменения в худшую сторону, изменения в лучшую сторону – это все, на что способен русский народ. Если вы видите какие-то деструктивные, страшные процессы, автор этих процессов – народ, не власть. Сейчас от русского человека ничего невозможно требовать, он ничего не сделает. Проблема народа…

– И что же вы предлагаете?

– Необходимы решительные перемены политической линии и решительное перепрограммирование деятельности российского государства в сторону соблюдения интересов культуры, в сторону определения культуры как главного вектора развития всего, что происходит вокруг нас. Это главный вектор. Не экономика. А будет развитие культуры – будут другие люди. А значит, появится другая политика, другая экономика. Сейчас все это зачастую в руках полуобразованных, диких людей. Диких – в политическом, экономическом смысле. Все это – в руках плохо выученных детей, студентов, абсолютно коррумпированных чиновников. Потому все так и происходит. Будет другой уровень культуры в стране – многое изменится. Государство должно объявить, что развитие культуры в разных ее формах есть цель развития государства, цель жизни государства, а все остальное – только инструменты. Поймут это политики – сразу как-то многое отрезвеет. Не поймут – будет хаос и двадцать, и тридцать, и сорок лет.

 

Беседовал Сергей Дружинин