Игорь Костолевский: «Я взрослый мальчик»

 

Популярный актер считает, что в кино трудно сыграть что-то неожиданное

Москвич, народный артист России Игорь Костолевский в Петербурге появляется нечасто. Иногда приезжает со спектаклями, порой снимается здесь в кино. Одна из последних картин, в которой Костолевский участвовал на съемках в Питере, – сериал «Война и мир» американского режиссера Роберта Дорнхельма, в котором он сыграл царя Александра I. В 70-е в Ленинграде были сыграны любимые им самим и зрителем роли в картинах «Звезда пленительного счастья» и «Безымянная звезда». Звезды в жизни Костолевского возникают спонтанно – будто случайно – и картины, и женщины. Совершенно неожиданно 12 лет назад он встретил француженку Консуэло де Авиланд, которая приехала в Москву в качестве импресарио Авиньонского фестиваля и пришла смотреть в театр спектакль, в котором играл Костолевский. Вспыхнула любовь, которая не угасает до сей поры, – Игорь и Консуэло стали мужем и женой. Однажды любимая подарила Игорю сертификат, который свидетельствовал о том, что его именем названа настоящая звезда.
– Игорь Матвеевич, повод, по которому вы приезжаете в Петербург, – показ зрителям спектакля французского режиссера Патриса Кербрата «Арт»...

– Да, мы играем этот спектакль 27 и 28 октября на сцене Малого драматического театра – Театра Европы. Для нас это огромная честь – выходить на столь прославленную сцену, в намоленном месте, где столько сильных спектаклей поставил Лев Додин.

– Однако постановке «Арта» уже 15 лет! И вы уже привозили спектакль в Питер раньше. За это время постановка претерпела изменения?

– Претерпела. Но скорее изменения внутренние. Мы играем всегда одним и тем же составом: Михаил Филиппов, Михаил Янушкевич и я. Мы настоящие партнеры. Я не могу сказать, что мы расписались кровью на Воробьевых горах, что никогда не расстанемся, но тем не менее мы до сих пор вместе в этом проекте. И нам интересно его играть, потому что мы взрослеем, мудреем, меняются акценты в этом спектакле. Хотя принцип построения спектакля тот же, то же самое лаконичное оформление. Напомню сюжет. Это история из жизни трех друзей. Серж купил произведение актуального искусства – картину, представляющую из себя просто белый холст, на котором якобы нарисованы какие-то линии, тоже белые. Купил за огромные деньги, и это приводит в исступление приверженца классического искусства Марка, которого играю я. А между нами болтается третий наш друг – Иван, который хочет примирить нас.

– Вопрос, что такое искусство, продолжает быть современным и сегодня?

– Конечно. В своем понимании искусства классического и авангардного люди мало куда двинулись. Но вообще пьеса все-таки не столько об искусстве, сколько о жизни. Картина – это остроумно найденный повод, который позволяет проявить очень глубокие, непростые вещи. Наш спектакль получился как многослойный пирог, любой зритель на своем уровне может найти что-то для себя интересное. Причем в пьесе нет женщины. Ни одной. Вместо женщины – картина.

– И картина белая: что хочешь, то и нарисуй!

– Ну да, да! В спектакле всего хватает: юмора, грусти, драмы. Хотя в афише значится комедия, но жанр трудно определить. Или его нет вовсе, или там много разных жанров. Замечательно, что в этом спектакле совершенно нет музыки, он аскетичен. Но, думаю, прежде всего успех заключается в самой пьесе Яснины Реза. Мне довелось видеть «Арт» в нескольких странах – в Финляндии, в Эстонии, мои друзья видели в Америке – везде идет широко, с успехом. Пьеса действительно уникальная, и интернациональная, и вневременная – огромное количество смыслов, которые воспринимают люди разных ментальностей, национальностей, культур.

– Удивительно, что о мужских взаимоотношениях написала женщина.

– Да, Яснине удалось точно подсмотреть поведение мужчин, вплоть до мелких деталей. Причем она показывает именно мужскую дружбу — здесь нет и намека на какие-то нетрадиционные отношения, что сейчас модно.

– Я, честно сказать, увидев ваше имя на афише в антрепризном спектакле, поначалу удивилась. Вы для меня актер высокой пробы, глубокий, думающий, интеллектуальный, а антреприза предполагает некую легкость и желание потрафить публике...

– Спасибо за похвалы. А насчет антрепризы – так она разная бывает. Как говорил Иосиф Бродский, все зависит от величия замысла. И от того, зачем выходят актеры на сцену и для чего все это затевается. Мы все относимся к этой работе очень трепетно, любим этот спектакль. И никаких скидок не делаем – на публику, на величину зала. Играем его с тем же азартом и желанием в Нью-Йорке, в Перми, в Подмосковье, в Питере.

– В Америке на спектакль наверняка приходили только русские эмигранты?

– Там была смешанная публика. Мы играли на Манхэттене, причем перевода не было. Да он и не требовался. Сама пьеса очень известна – ее часто играют на Бродвее.

– Вы прежде, по молодости, играли все больше положительных персонажей. Сейчас у вас герои чаще с отрицательными чертами, вы играете больше характерных ролей. С чем это связано?

– Не думаю, что вообще бывают положительные и отрицательные персонажи. Все зависит от ситуаций, куда и в каком качестве попадает твой герой. А деление на положительных и отрицательных относится к советским временам. Такая была установка, она упрощала задачу. Но жизнь шагнула вперед, и то, что казалось прежде белым, вдруг окрашивается в темные тона, и наоборот. Мне нравится играть полнокровные образы, а не какую-то одну грань. Да и вообще странно – идет время, я меняюсь, мой зритель меняется, мир меняется – а я все в той же ипостаси любовников и красавчиков бы оставался? Я выпускался у Андрея Александровича Гончарова в ГИТИСе как острохарактерный комедийный артист – и мне всегда интересно было играть роли разные. Я не актер для модельного бизнеса.

– В одном из интервью вы сказали, что будете выходить на сцену до той поры, пока вам интересно. Если интерес закончится, то уйдете из профессии. Почему такие мысли?

– Считаю нормальным задумываться об этом. Актерство не может продолжаться бесконечно, люди стареют, болеют, устают. Это естественный ход вещей. Но пока желания уходить со сцены и из кино у меня нет. Это я так гипотетически сказал. Мне пока интересно. И я надеюсь, что интересно будет еще долго.

– Вы носите отчество Матвеевич. Вашего папу звали Матвей Матвеевич. Узнала, что и вашего двоюродного брата, композитора, работающего в Театре имени Моссовета, тоже зовут Матвей. Почему такая приверженность к одному имени?

– Не знаю. Как-то с детства имя это меня сопровождало. Но я никогда не задумывался почему. Да, много повторений. Вот и слов «Звезда» в фильмах с моим участием тоже не одно. Но я не вижу в этом мистически-сакрального смысла. Не очень увлекаюсь всякими эзотерическими вещами, хотя, наверное, у людей, меня окружающих, такой соблазн возникает – придавать этому особое значение.

– При всей вашей мягкости и интеллигентности вы производите впечатление человека достаточно закрытого, чуть холодноватого и даже высокомерного. Это защита?

– Если я на кого-то произвожу такое впечатление, ну, значит, это так. Было бы очень странно, если бы я в этом интервью стал кого-то переубеждать, что я очень теплый, отзывчивый, чудесный. Мне уже много лет. Я взрослый мальчик. И живу так, как живу. Каждый меня видит так, как он хочет меня видеть. Потом, знаете, гораздо плодотворнее судить об артисте по творческим делам. А какие мы в жизни... Жизнь – она такая изменчивая – я 50 раз на дню меняюсь, все зависит от обстоятельств. И вы тоже меняетесь, разве не так? И любой из нас. Я не стал бы придавать такого значения тому, какое я произвожу впечатление. Знаете, я к собственной персоне все-таки отношусь с некоторым юмором.

– Можно простые вопросы?

– А вы считаете, что до сих пор были сложные? (Смеется.)

– Имею в виду самую вашу любимую роль в театре и самую любимую роль в кино.

– Тут очень трудно сказать. (Задумывается.) Пожалуй, я люблю все, что я делаю. Другое дело, что из этого получается и как это воспринимает зритель. Мне все в определенной степени дорого. Для меня, пожалуй, важно, что все это делал я, – менее удачно, более удачно. Не могу сказать, что я так уж много сыграл в театре, – я никогда не гнался за количеством. На заре моей юности я любил спектакль «Смотрите, кто пришел» в Маяковке по пьесе Арро. Из не очень давних люблю Подколесина в «Женитьбе», Плюшкина в «Мертвых душах», Ивана Карамазова в «Карамазовых». Что касается кино – то там трудно сыграть что-то неожиданное. В кино для меня существует некий стереотип, который нелегко преодолеть. Но тем не менее был тут сериал «В лесах и на горах», где я сыграл драматическо-трагическую роль купца. Это по мотивам романов Мельникова-Печерского. Абсолютно неожиданный для меня характер. Вот это было интересно! Вообще, я совершенно открыт для нового, для экспериментов. Недавно в Консерватории и Доме музыки с хором Минина прочитал «Пир во время чумы» Пушкина, потом на радио – «Дуэль» Чехова, до этого «Черного монаха». Довлатова записал.

– Считается, что актеру не обязательно быть умным. Лучше даже быть наивным, глуповатым – так режиссеру легче образ лепить. Но думающим-то актер должен быть?

– Вы абсолютно правильно сказали, что не обязательно быть умным. А вот думающим всегда быть хорошо. По мне так. А дальше – это у всех по-разному. Кому-то это на пользу. Кому-то во вред. Как в одной пьесе Льва Толстого: «Что думать – то хуже». Иногда может и не думать кому-то лучше.

– В наше непростое время вы можете сказать, что довольны жизнью?

– Я вам коротко скажу. Если в жизни есть любовь – все остальное можно пережить. В моей жизни любовь есть.

 

Беседовала Елена Добрякова. Фо­то Михаила Гутермана