Максим Суханов: «Хочу разговаривать на равных»
Популярный актер создавал образ русского царя «честно и с любовью»
Экранизировать пушкинского «Бориса Годунова» режиссер Владимир Мирзоев задумал более десяти лет назад, да в недвусмысленный ассоциативный ряд вольно или невольно попадал действующий президент… Тем более что – так и задумывалось – исторические персонажи предстанут нашими современниками.
Эксклюзивный показ снятой, пусть и годы спустя, картины «Борис Годунов» состоится в Выборгском дворце культуры 11 декабря. А после просмотра пройдет обсуждение, в котором примут участие специально приглашенный Дмитрий Дибров и участники съемочной группы: режиссер Владимир Мирзоев, актеры Андрей Мерзликин, Петр Федоров и исполнитель заглавной роли – Максим Суханов.
– Максим, посмотрев фильм, могу сказать, что меня нисколько не раздражал пушкинский стих в сочетании с современными костюмами, иномарками, айпадами и прочим. Как вы сами определяете идею этого фильма, насколько это значительное явление в отечественном кинематографе?
– Идея фильма – это проблематика самодержавия, и, как мне кажется, она актуальна и в наши дни. Что касается значительности картины, не мне об этом судить. Пусть судит зритель.
– Но вы же тоже наверняка ее посмотрели? Как вам картина как зрителю?
– Мне понравилось, хотя признаюсь, смотреть было нелегко. Трудное кино. Я редко когда пересматриваю фильмы со своим участием, но «Годунова» я бы, наверное, пересмотрел еще раз. Из-за темы, скорее всего. Мне кажется, какие-то моменты вышли очень пронзительными, сильными. Говорю не о своей игре, а о картине в целом. Очень хочется, чтобы и зритель к ней эмоционально подключился. Репетируя и играя это произведение, пушкинские слова, естественно, были пропитаны духом сегодняшнего времени, поэтому вполне естественно, что могут возникать всякого рода аналогии. И еще мне кажется, что никогда не должно быть целью побуждать к чему-то зрителей. Достаточно того, что надо честно и с любовью делать то единственное, с чем потом ты выходишь на зрительский суд.
– Как шла работа над образом Бориса?
– У нас с Владимиром Мирзоевым за долгие годы работы возникла особенная, кропотливая методология репетиций, которая включает в себя и многочасовые беседы на темы, сопутствующие произведению, за которое мы принимаемся. Что касается образа Бориса Годунова, то я обстоятельно изучал его биографию, пытался прочувствовать его одиночество, страхи, комплексы. А потом это как-то отставил в сторону и попробовал погрузиться в предложенные обстоятельства. Это всегда лучшее решение – предложенные обстоятельства сами дадут ответ.
– Как вы понимаете своего героя?
– Все, что мне хотелось, чтобы стало понятно или скрыто в моем герое, я постарался сыграть. Думаю, общение Годунова с народом в конце концов привело его к самому себе. Ноша, которая осталась с ним, превратила Годунова в человека, со всех сторон казненного. Казненного прежде всего и самим собой. Хотя, быть может, он и не до конца доверял своим чувствам. В нем, как мне кажется, есть такая новая неврастения.
– Испытываете ли почтительность перед царем и вообще перед каким-то лидером? Вам ведь и Сталина доводилось играть…
– Много существует примеров, когда актеры слипаются со своими великими героями настолько, что продолжают в этих личинах существовать и в обычной жизни. И всякий, кто не разделяет их бредового состояния, является для них враждебной фигурой. Мне кажется, это очень смешно и в чем-то это уже, простите, диагноз. Я аккуратно слежу за тем, чтобы не впасть в подобную паранойю.
– Кого вам вообще наиболее интересно играть: великих или невеликих, мощных или жалких?
– Мне всегда интересны личность режиссера, уровень драматургии и компания людей, с которыми предстоит работать. Других критериев не существует.
– Ваше сотрудничество с Владимиром Мирзоевым возникло давно – вы сыграли много ролей в его спектаклях. Можете сказать, что нашли своего режиссера, а он – своего актера?
– По всей видимости, именно так и есть. Если мы так долго работаем вместе, значит, мы и вправду по-настоящему интересны друг другу, и, наверное, наше сотрудничество далеко не случайно.
– Может ли вам приходить во снах решение роли? И снятся ли вообще персонажи?
– Я не помню, чтобы во снах приходило решение роли. И персонажи не снятся.
– Где вы себя органичнее чувствуете – в кино или в театре? Что вам самому по душе больше из последних киноработ и театральных ролей?
– Я органично чувствую себя во всех делах, которыми принял решение заниматься. И в кино, и в театре. Что значит, больше по душе? Все, в чем я соглашаюсь принимать участие, мне близко, иначе мне скучно.
– Приход в Театр имени Вахтангова Римаса Туминаса – на ваш взгляд, новый виток в жизни этого театра? Как складываются ваши творческие отношения с этим режиссером?
– Для театра приход Туминаса – большое везение. Чтобы любой театр не превратился в мавзолей или болото, необходимо, чтобы театральными коллективами руководили талантливые люди, которые желают экспериментировать и удивлять. Сегодня такие явления редкость, поэтому я и считаю, что нашему театру крупно повезло с Римасом. Думаю, у меня еще будет возможность сыграть в его постановках.
– Легко ли вам покоряться воле режиссера?
– Трудно, наверно, покоряться воле режиссера, особенно, если твоей собственной воли не существует. Репетиции для меня это не боксерский ринг и не пыточная, а исключительно соавторство. Поэтому обезличенная покорность, наверное, похожа на издевательство, не имеющее отношения к искусству.
– Я видела спектакль «Амфитрион» в постановке Владимира Мирзоева. Вы в образе Меркурия много экспериментируете с голосом, это придает игре смешливость, ироничность. Прием ваш или это решение Мирзоева – придать таких звучащих красок персонажу?
– Каких красок придать персонажу, мы обычно решаем вдвоем с Мирзоевым. Здесь был придуман такой ход. Если вы это как-то отметили, могу только радоваться – видимо, нам удалось найти выразительную тональность.
– Мне показалось, что ваша природа – комическая, судя по «Амфитриону» или по вашей роли Хлестакова. А «Борис Годунов» убеждает абсолютно, что драма, трагедия – это тоже ваша ипостась. Вы всеядны?
– Источник вдохновения для актера может находиться в неожиданных плоскостях, поэтому всеядность скорее правило, а не исключение в этом искусстве. Мне нравится такой разброс в ролях, в образах.
– Почитала ваш блог в snob.ru. Понравились ваши рассуждения о том, как человек себя может порой бездарно занимать – смотрением ненужных программ по телевизору, еще какими-то пустыми вещами, и это потому, что вошло в привычку. Людям часто нравится смотреть то, что, по сути, им не нравится. Почему вы задумались об этом?
– Я задумался об этом, потому что всегда находятся занятия ненужные и пустые для человека. И каждый сам, наверно, должен отследить таковые для себя. Мне телевизор, при общепринятой безобидности, показался именно таким, и я его поправил – заткнул.
– Работа – ваше любимое состояние? Что такое для вас отдых?
– Отдых мой заключается в смене жизненных ритмов и в хорошем настроении. А где и когда это происходит, не имеет значения.
– Вы производите впечатление сильного человека. Наверное, так и есть. Интересно, насколько вы легкий человек в семейной жизни?
– Очень не люблю говорить о личной жизни. Наверное, со мной непросто, у меня три брака и два развода. Но главное, что я всегда искал в партнере по жизни, – это равенство. То есть я хочу на равных разговаривать, чувствовать, молчать. Иные отношения оборачиваются пожиранием друг друга.
– Любовь нынче слово немодное. Как вы считаете, изменились за последние технократические годы понятие любви? Может ли это чувство питать и наполнять человека в его 45, 50 лет? Или уже что-то другое становится более сильным, более важным?
– Ну, здесь я вас успокою! Уверен, что и в сто лет это чувство будет наполнять и питать человека.
Беседовала Елена Добрякова. Фото Интерпресс
