Валерий Гергиев: «России нужен сильный и принципиальный лидер»

 

Художественный руководитель – директор Мариинского театра объяснил, почему стал доверенным лицом Владимира Путина

В последние месяцы внимание всех граждан России приковано к происходящим внутри нашей страны политическим событиям. Вот и маэстро, приехав с оркестром и солистами на открытие Года Мариинского театра в Югре, на встрече с деятелями культуры Ханты-Мансийского автономного округа, а также в беседе с корреспондентом «НВ» говорил не только о музыке и театрах, но и о том, насколько важные дни для своей истории сейчас переживает Россия.

–Стать доверенным лицом Владимира Путина – это была моя гражданская позиция. Я считаю, что он лучше других готов делать работу, которую должен делать президент огромной страны, в которой мы живем, нашей любимой страны. Я также с большим волнением наблюдаю не столько за тем, что происходит на одной из площадей, а за тем, что происходит вообще в мире. Россия не может сегодня себе позволить выбрать неподготовленного лидера. Это смертельная ошибка. А то, что происходит сегодня на Ближнем Востоке, в арабском мире, вокруг Ирана, – в лучшем случае может очень сильно напрягать. В худшем случае это может быть процессом, который даст непредсказуемые и, может, даже страшные последствия для всех нас. Мы с вами не Америка, мы не в десяти часах лета от этого региона. Мы – это Россия. Наши южные границы совсем рядом.

Я пожил на Кавказе и знаю не по рассказам, чем может быть этот красивый, любимый многими край. Отношение к Кавказу сейчас сложное, потому что иногда в Москве или Петербурге случаются криминальные события, вызывающие волны протестов, и есть неприязнь к тем, кого называют «лицами кавказской национальности». Это звучит действительно не очень хорошо. Вот один из таких людей сейчас перед вами. Судить о том, что такое Кавказ или каковы люди, живущие на Кавказе, по выходкам отдельных футбольных или еще каких-то хулиганов опрометчиво и глупо. Нам надо сохранить целостность нашего государства, а для этого России нужен очень сильный, опытный, принципиальный и прямой лидер. Путин высказывается прямо, зная заранее, что мировая пресса не всегда будет его слова встречать однозначно, а иногда – что они будут однозначно негативно восприниматься. И все-таки он не сдает позиций России, когда говорит о важных для нее процессах. Вы же помните: по вопросу войны в Ираке его голос прозвучал очень четко, очень жестко. Мне кажется, такой лидер России сейчас нужен не меньше, чем десять лет назад.

А десять лет назад я приезжал в Северную Осетию, где меня знает каждый. И когда я хотел просто выехать за город, меня не выпускали без охраны. Я поначалу смеялся, а на самом деле всем было не до шуток. Не было никогда такого раньше на Кавказе, чтобы похищали людей, требовали выкуп. Вокруг неспокойно: неизвестные люди могут остановить машину, могут взорвать. Мне не хочется приезжать на Кавказ и наблюдать похожие картины. Мне хочется, чтобы я знал, что у нас более стабильные позиции. «У нас» – это у нас с вами, у российского государства.

 

 

«Я мир знаю не понаслышке»

Я думаю, что не все по-настоящему понимают, насколько в российской истории сейчас важный момент. Лидеру нужны выдержка и опыт, который позволил бы принимать верные решения. И мне кажется, тут у Путина большие преимущества. Но у него есть долг перед страной. Та борьба с коррупцией, о которой все говорят, должна осуществляться. Я согласен, не надо хватать на улице людей и бросать в кутузки. Но что-то надо делать, чтобы в целом Россия стала менее коррупционным сообществом. Это его долг перед историей. Я считаю, что уже только поэтому он должен стремиться возглавить страну и, если надо, отказаться от кого-то в своем окружении. Надо привлечь, найти людей среди молодежи, которые не хотят жить в стране, находящейся в рейтингах  свободы от коррупции (может, конечно, не всегда справедливых) не то что на 40-й строчке, – на 102-й, на 150-й! Это же никуда не годится! Мы – страна Толстого, Чайковского. Ну не может такого быть, чтобы мы возглавляли рейтинг самых коррупционных стран!

У меня самого почти протестное ощущение: я ведь мир знаю и вижу не понаслышке. Для меня глобальное пространство – не в телевизоре. Я побывал едва ли не во всех странах Европы, во многих странах Азии, в Австралии, в Южной Америке и сотни раз в Северной Америке. Я опираюсь на свои очень точные, уже проверенные ощущения. Так что мне можно сказки не рассказывать, и я сам их никому не буду рассказывать.

Но позиция моя гражданская – уверенная, спокойная. Это никак не связано с моим «желанием» потом пойти к Владимиру Владимировичу и сказать: «Я занимал такую позицию, дайте Мариинскому театру то, дайте сё». Этого не будет.

Театр как градообразующее предприятие

Возможности Мариинского театра небезграничны. Наши артисты и коллективы много гастролируют, но много выступают и в Петербурге – более 500 раз. А общее число наших выступлений в год перевалило за 750. Недавно мы открывали театр в Астрахани, года полтора назад – после реконструкции – театр в Самаре, через несколько недель нам предстоит познакомиться с тем, как функционирует отреставрированный театр в Петрозаводске. Все три театра, которые я сейчас назвал, занимают особое положение в жизни регионов и, что еще важно, центральное положение в архитектуре этих городов.

Мы забываем о том, что крупные города, такие как Самара или Новосибирск, создавались не за минуту, архитектурно-планировочные решения очень тщательно выверялись. И решение определить здание оперного театра как центральную точку, доминанту городской архитектуры  имеет очень большое значение. Вот в Самаре, в Астрахани, Петрозаводске, Новосибирске на крупных творческих учреждениях сделан сильнейший акцент, и мы сразу видим: это гордость региона. Мне кажется, это очень естественно: не только Милан, Неаполь, Нью-Йорк, Париж и так далее ориентированы на искусство – это стремление разделялось очень многими.

На разных этапах истории России и даже Советского Союза было создано очень много крепких, мощных театров. И Самарский театр, Новосибирский театр – это не памятники сталинизму, это памятники достаточно грамотной, даже, может быть, мудрой политике. Как такая музыкальная сверхдержава, какой является Россия, давшая миру Мусоргского, Чайковского, Стравинского, Прокофьева и многих других, может существовать, все время указывая пальцем только на два театра – Большой и Мариинский? Это не дело.

В Германии чуть ли не 100 театров. Германия – тоже великая музыкальная держава, но мы достойны любой конкуренции. Даже в стране Баха и Бетховена знают, что русская музыка едва ли не доминировала в течение ХХ века и во второй половине XIX века очень мощно поднималась. Да, наша школа гораздо моложе, чем итальянская, французская или немецкая, но она не слабее. А вот материальная база во многих городах оставляет желать лучшего.

Большая удача, что в Ханты-Мансийске – городе, где живут 80 тысяч человек (ну пусть сто тысяч – потому что здесь много гостей), есть такой культурный центр, который себе может позволить даже не каждый город-миллионник… Даже Новосибирск не имеет концертного зала. Вообще не имеет. Ладно бы он имел плохой зал или маленький. Или большой, но с плохой акустикой. Или зал без артистических помещений – бывает так, что под концертный зал используется какой-то бывший кинотеатр, где есть раздевалочка размером с этот столик, и оркестру чуть ли не на улице надо переодеваться, чтобы выходить на сцену во фраках и черных платьях. Такие печальные истории имеют место до сих пор.

Мариинскому предлагали открыть филиалы

Не скрою, мне пять или шесть регионов России предлагали (и в руководстве страны поднимался вопрос), чтобы некоторые крупные театры стали де-факто филиалами Мариинского. Потому что пройдет еще 20 лет, прежде чем Астраханский или Калининградский театр (он по нашей инициативе строится) возьмут определенную планку. Идея хороша, но построить за большой бюджет театр – это одно, а иметь насыщенную театральную жизнь в городе – это другое. И довести число постановок до 200 (у нас примерно столько спектаклей создано в Мариинском за последние два десятилетия) – абсолютно нереально даже за 50 лет. Но за ближайшие 5–10 лет обменяться опытом и показать хорошие гастрольные спектакли во многих регионах России Мариинский театр сможет. У нас есть возможности, есть желание. И мне кажется, это оживит и обогатит во многом театральную, музыкальную культуру регионов уже сейчас. 

Послушать симфонию Шостаковича – это ведь тоже образовательный процесс. Я так учился. Давайте не будем считать мой опыт самым удачным, но я отстоял на хорах Ленинградской филармонии, наверное, тысячи часов. Мы студентами попадали туда и на репетиции, и на концерты. К счастью, мы слышали и великие концерты, и концерты менее великие, но все это было необходимо. Я сравнивал, почему один оркестр с Мравинским играет так, а с другим дирижером – по-другому, это тоже была учеба. Я должен был понять, почему так происходит. Кто-то говорил о том, что Мравинского чуть ли не боялись, – много глупостей можно было услышать. А на самом деле причины  были совершенно другие. Поэтому я считаю, что каждое появление большого коллектива Мариинского театра или отдельных его ансамблей в регионах России – важное событие, помогающее развиваться музыкантам и вообще всем жителям.

Но мне кажется, мы можем сделать и так, чтобы артисты, если это покажется кому-то интересным, представали в роли старших коллег или наставников, педагогов – даже молодые. Они могут это делать. У нас целый ряд абсолютно выдающихся певцов и солистов балетной труппы. Я считаю их не перспективными, не многообещающими, а уже настоящими, яркими звездами – даже тех, кому еще нет 30. И мы постараемся сделать так, чтобы их видели и слышали довольно регулярно.

Могли сделать больше. Но могли и меньше

В России, конечно, произошли огромные перемены за 10 лет. Вот я перечислил только что 4–5 новых театров. А вы знаете, что было в 1997 или 1998 году? Мариинский театр, который был и, я надеюсь, остается самым сильным театром России, кризис так шарахнул, что мы потеряли абсолютно все деньги и перестали вообще чего-либо бояться, потому что бояться было уже нечего, у нас просто не осталось государственной поддержки. У меня был огромный коллектив, люди должны были получать зарплату, и тогда мы целиком зависели от наших успехов на Западе. Целиком. Каким-то чудом я встретился с Борисом Ельциным. «Чудом» – потому что Борис Николаевич министров видел раз в 5–6 месяцев, я так предполагаю. Это не критика, а отражение фактов. И хорошо, что те лихие годы не смыли напрочь какие-либо воспоминания о Глинке или о Чайковском, о Пушкине или о Толстом. Это хорошо еще, что мы остались с тем, с чем остались.

Так что последние 10 лет – конечно, годы роста, хотя мы могли больше сделать, имея такие высокие цены на нефть. Больше сделать дорог да и театров. Но могли сделать и меньше.

Самое страшное – в 1999 году каждый второй сомневался в том, что Россия сохранит свои границы. Страшно подумать: каждый второй! Если убрать младенцев и малых детей – это почти каждый. Люди просто не верили, что мы сохраним Кавказ, предполагали, что чуть ли не Урал будет самостоятельным, Якутия. Дальний Восток тоже амбиции имел – регион отдаленный, может, пойти к японцам… Так растащили бы страну. Все-таки появился тот, кто это остановил. Нравится это или нет, но это был Владимир Путин.

 

 

 

Записала Алина Циопа. Фото Интерпресс