«Мы хотели, чтобы зритель смеялся, а не ржал»
Актер и режиссер Игорь Угольников готов навесить замок на телевизор, если телевидение будет и дальше таким, как сейчас
Он ниспровергал старое совковое телевидение и разрабатывал новое российское вместе с Владом Листьевым. Ежедневно выходил в прайм-тайм в эфир, с явным удовольствием балагуря в бешено популярных проектах «Оба-на!» и «Добрый вечер». Стал в своем амплуа эталоном. И однажды, неожиданно для многих, бросил все – ушел с ОРТ, чтобы начать строить с нуля Телерадиовещательную организацию Союзного государства (ТРО Союза). Одновременно успевал сниматься в фильмах и сериалах, играть в антрепризах, вести ток-шоу. О его неистощимости, парадоксальности и непредсказуемости в поступках ходят легенды. Впрочем, он и сам уже легенда. Любимый миллионами зрителей Доктор Угол.
– Игорь Станиславович, в этом году вы будете праздновать 50-летний юбилей. Как вам самому эта дата – не давит?
– Вовсе нет. Я такой же, каким был всегда, только без клетчатого пиджака.
– Не скажите. Раньше вы были юмористом, а теперь – солидный топ-менеджер, чиновник, каждый день в своем кабинете подписывающий серьезные бумаги…
– Солидный? Господь с вами! У меня вообще нет такого ощущения! Да, работа изменилась. Но это только потому, что надоело веселиться просто так. Захотелось сделать что-нибудь значимое, серьезное и нужное людям.
– Как это? Вы говорите, что юмор не может быть значимым?! Я вот помню вашу программу «Похороны еды» – ее ведь даже несколько раз запрещали. Разве это не признание силы воздействия?
– Этот проект я и сам никогда не забуду, у меня о нем очень теплое воспоминание. Потому что в начале девяностых у всех нас было полное ощущение, что начинается другая жизнь. Мы все тогда были уверены, что сами меняемся, и для всех это было крайне важно. Наступали новые времена, когда на ТВ вдруг стало можно все. Вплоть до того, чтобы перегородить улицу Горького грузовиками «Продукты», «Хлеб», «Молоко» и читать под «Похоронный марш» голосом Игоря Леонидовича Кириллова: «Мы хороним еду. Она была необходима нам каждый день, и вот теперь ее не будет. В траурной процессии руководители ведомств и отраслей, так близко знавшие покойную…»
– Вообще-то это был страшноватый период: в магазинах – первозданная пустота, по телевизору – нескончаемые трансляции с похорон членов Политбюро, и все ждали, что не сегодня-завтра на Первом канале снова покажут «Лебединое озеро». И меня, честно говоря, до сих пор поражает, как вы сумели не впасть со своей «Оба-на!» в чернуху, сохранить чувство меры!
– У нас была своеобразная цензура. Внутренняя. Та, которая определялась понятием «чувство такта». Мы хотели, чтобы наш зритель смеялся, а не ржал, подсматривая в замочную скважину, в дуло пистолета, в чужой кошелек. И потому не позволяли ему диктовать нам свои правила.
– Как зритель может диктовать телевидению свои правила?!
– Через рейтинг, через рекламу. Через деньги.
– К сожалению, сегодня для всех телеканалов экономика важнее цензуры...
– Теперь другое время – эра денег. Все продается и покупается. Поэтому и юмор стал совершенно другим – позволено все, даже скабрезное, лишь бы было смешно. Может быть, конечно, это развитие, но, по-моему, совсем не в ту сторону. И, кстати, если все будет продолжаться так, как сейчас, лично я вообще навешу замок на телевизор. Зачем мне смотреть такое телевидение? Я свое дело делаю.
– Так ведь тоже делаете телевидение! Не хотите же вы сказать, что работа канала ТРО совершенно не зависит от денег?
– Наш бюджет – 160 миллионов рублей в год. На федеральном канале столько тратится на еженедельную программу.
– Да, но как же…
– Не вы один, все удивляются, как на эти деньги можно делать круглосуточный эфир с информационным блоком, собственными программами и документальными фильмами. Даже мои друзья раньше говорили: «С таким маленьким бюджетом ты не сможешь сделать телевизионный канал! Мало того, очень быстро облажаешься и будешь во всем виноват!» Но я с самого начала знал: ничего подобного! Просто надо работать как следует и управляться с деньгами по-хозяйски – не переть их, чтобы когда-нибудь убежать в какие-то более теплые края. Думать о том, что не только ты сам, но и твои дети будут жить здесь. Только с таким посылом никому не придется смотреть по телевизору гадости. Так что канал у нас позитивный. Во всем. При этом он очень эффективный и интересный для зрителя. Это самая главная задача, которую мы решаем. И решаем хорошо: у нас собралась классная команда – 30 человек, включая водителей.
– Ну, вот видите, значит, и сегодня можно найти немало людей с высоким внутренним цензом. А вы говорите: телевидение изменилось, всюду сплошной расчет, у всех на первом месте реклама, прибыли.
– И да, и нет. Но я не допускаю того, чтобы моего зрителя хоть что-нибудь оскорбило. Новости только положительные, ни в чем ни малейшего намека на цинизм, страшилки или пустое увеселение.
– А это правда, что из фильмов, которые транслируются на ТРО Союзе, вы вырезаете все сцены, которые считаете сомнительными?
– И еще как! Потому что считаю: мы не должны давать в эфир то, что люди не могут смотреть со своими детьми или стариками. Потому что уверен: у телевидения должна быть национальная идея и строгие критерии в вопросе о том, что нужно показывать, а что не показывать вовсе. Конечно, некоторые сейчас говорят: «Угольников – вандал! Опять вырезал голую грудь из великого фильма!» Но мне совершенно неинтересно, кто и что обо мне говорит. Я считаю, что поступаю правильно.
– Поскольку аудитория канала союзного государства – это 3 миллиона человек на всем постсоветском пространстве, можно сделать вывод: вы точно поступаете правильно.
– Я скажу так: это то самое телевидение, которое мы не смогли или просто не успели построить с Владом Листьевым. Поверьте, если бы он был жив, телевидение сейчас было бы совсем другим! И мы с вами были бы другими.
– Удивительный был человек… Говорят, его убили за то, что он хотел упорядочить на ОРТ объем рекламы?
– Да много тому причин. Однажды я у него спросил: «Влад, ты не боишься?» Он мне тогда ответил: «О чем ты говоришь? Мы с тобой – любимцы нации. Кто нас тронет!» И когда он ушел… Точнее, когда его ушли, мне стало страшно больно и горько. Я на два месяца ушел в запой, потому что искренне считал: без Листьева мне больше нечего делать на ТВ.
– Но все-таки вернулись же!
– На пару лет. Потом почувствовал: все, больше не могу делать что-то – лишь бы делать! Понимаете? Здесь, на ТВ, как нигде важно отношение к своей работе. А у меня оно просто идиотское – мне всегда мало просто чем-то заниматься, обязательно нужно что-то вокруг себя создавать.
– Я бы еще добавил: создавать многое. Во всяком случае, вам оказалось мало начинать с нуля грандиозный телеканал, и вы взялись продюсировать большое кино.
– Конечно! Потому что современное российское кино все больше теряет доверие зрителя. Его необходимо вернуть! И делать это придется всем.
– Скажите честно, Игорь Станиславович, Путин на самом деле лично контролировал съемки «Брестской крепости» или это очередная утка?
– Вот уж это точно совсем не так! Но то, что Владимир Владимирович помог нам найти дополнительные средства, чтобы мы смогли доснять фильм, правда. Кстати, он сделал это несмотря на то, что очень серьезные люди написали ему письмо: «Как вы доверили святую тему телеклоуну?!»
– Вы знаете, кто это написал?
– Знаю. Один из них после выхода фильма даже подошел ко мне, извинился и сказал, что берет свои слова обратно.
– Следующий кинопроект, которым вы, говорят, уже начали заниматься, тоже будет о войне?
– Нет. После «Брестской крепости» я хочу от этой темы отдохнуть.
– А о чем будете снимать – не расскажете?
– Не хочу.
– Боитесь сглазить?
– Чего мне бояться? Даже если у меня вообще ничего не получится и меня отовсюду уволят, можно будет пойти работать экскурсоводом в Брестскую крепость. А почему нет? Пока снимали фильм, историю той крепости я хорошо проштудировал…
Краткая фильмография:
«Встретимся на Таити» (1991)
«Ширли-мырли» (1995)
«Карнавальная ночь – 2» (1996)
«В круге первом» (2005, сериал)
«Застава» (2007, сериал)
«На крючке!» (2011)
Беседовал Владимир Ермолаев