Режиссер обманул и зрителей, и себя
На одной из творческих площадок нашего города, пространстве «Кино без попкорна», состоялся премьерный показ спектакля режиссера Дмитрия Волкострелова и «Театра POST» «Я свободен».
Название спектакля имеет дополнение: «535 фотографий и 13 подписей к ним по пьесе белорусского драматурга Павла Пряжко». В принципе, на этом можно было бы ставить точку. Весь спектакль – это в прямом смысле слова 535 снимков (можно, конечно, сомневаться в точном количестве, но это не принципиально). Из них сложен текст (хотя и в этом слове относительно постановки «Я свободен» можно усомниться) представления.
На сцену выходит Дмитрий Волкострелов. В зале гаснет свет. Луч видеопроектора и – фотографии. И больше ничего. Фотографии пролистывает сам режиссер с помощью ноутбука. Сам он, в отличие от зрителей, находится в очевидной зоне комфорта: листает «фотки», курит, правда до тех пор, пока с первого ряда (это не режиссерский ход!) не донесется нервная просьба потушить сигарету, прихлебывает чай из кружки… Один из множественных домашних вечеров, каждому знакомых. Но в данном случае каждый сидящий в зале становится заложником Волкострелова: он оказывается принужденным сопереживать тому, чего не пережил сам. А что может быть мучительнее?
На снимках Пряжко – импрессионистичная история путешествия молодых людей. В кадре оказываются то студенческий бутерброд с колбасой, то надкушенный помидор, то полосатые носки, то сушащиеся на батарее стельки. Вдруг картинка и вовсе зависает – это фотограф из окна снимает один и тот же пейзаж: идет дождь, и только машины то въезжают, то выезжают. «Это со второго этажа», – проговаривает Волкострелов. А дальше: «Тут она начала кричать, что съемка платная» – это про продавщицу в продуктовом магазине. «На следующем снимке я. Все говорят, что я на Гитлера похож». Еще десять комментариев и еще больше 500 снимков. Почти полтора часа реального времени. Зрители скучают и недоумевают. История вязнет сама в себе.
Каждому знакомо чувство, когда приехавший из отпуска друг начинает мучить пришедших к нему гостей своими фотографиями: «Я и Эйфелева башня», «Я и Трафальгарская площадь», «Я и какие-то смешные коровы в Хельсинки», «Ой, смотрите-смотрите, а это мы только что поели и домой идем»… Чтобы возникло то сопереживание, на которое, видимо, надеялся режиссер Дмитрий Волкострелов, у повествования должна быть драматургия, интрига: никому не интересно вспоминать то, что лично с ним… не происходило. Это не вызывает ничего, кроме плохо скрываемого раздражения.
В своем предыдущем спектакле «Злая девушка», поставленном в ТЮЗе по пьесе того же белоруса Пряжко, Волкострелов уже занимался вовлечением зрителя в самую обычную, праздно и размеренно текущую жизнь. Повседневную. В которой едят мандарины, делающие подушечки пальцев желтыми, ходят в бассейн, просто валяются на диванах и смотрят телек… На сцене как бы ничего не происходило: эксперимент заключался в наблюдении за живыми людьми (актерами), которые проживают за своих персонажей несколько дней их жизни. И тогда можно было подтягивать концепцию о том, что Дмитрий Волкострелов наблюдает ход времени: право на эксперимент есть у любого художника. Глупо обрубать инициативы на корню. Но этот молодой выученик Льва Додина идет дальше: создает театр имени самого себя. О себе. Для себя. Зритель в таком театре не очень-то и нужен. Возникает естественный вопрос: тогда зачем вообще придавать этому действу статус спектакля?
У меня нет никаких сомнений в том, что найдется инициативная группа, которая и в этом экзерсисе усмотрит «звуки тишины и пустоты». Расскажет о том, что видела движение времени, почувствовала, как медитативная повествовательная стилистика постановки открыла им подтексты, надтексты и что-то там еще. Но если отбросить лирику и взглянуть на представленное объективно, ничего дерзкого и уникального в нем нет. В этот раз режиссер Волкострелов обманул сам себя. То, что в исполнении двадцатилетнего можно списать на юный экспериментаторский характер («Я свободен» от предрассудков и пыльной театральности!), из уст тридцатилетнего человека можно оправдать только инфантильностью («Я свободен» от способности решать поставленные жизнью задачи, я способен только наблюдать и плыть по течению). Но надо ли обманывать и зрителей, и себя?
Катерина Павлюченко, театровед