«Ушибленных профессией мало»
Народная артистка России Ольга Волкова снимает клипы для молодых актеров и сожалеет, что у них сегодня нет хороших учителей
Яркая комедийная актриса, снявшаяся в сотне картин, переигравшая десятки спектаклей в ведущих театрах страны – ленинградском ТЮЗе, Театре Комедии, БДТ, МХТ, говорит о том, что обожает играть в эпизодах. Ольга Волкова считает, что в микроскопической роли можно блеснуть куда ярче, чем в главной, вытащить из своего персонажа запоминающиеся черточки, детали. Ольга Владимировна – наблюдатель, не устает записывать реплики, фразы, услышанные в транспорте, в очередях, и в нужный момент они выстреливают, как это было при создании образа официантки Виолетты в «Вокзале для двоих», нищенки Кати в «Небесах обетованных», врача-окулиста в «Привет, дуралеи!». Азарт Волковой заражает, удивляет.
– Ольга Владимировна, возможно, избыточность эмоций и энергии в какой-то степени вредит вам? Теперь многим режиссерам требуются лишь послушные исполнители.
– Увы, это так. А ведь актеры по определению люди, обладающие повышенной энергетикой, люди с оголенными нервами. Все актеры болеют, когда нет работы. Я сейчас месяц была без работы – и болею. Клеточки актерского организма постоянно должны функционировать, выплескивать энергию. Недавно снималась в Киеве – холод был жуткий, я простуженная выходила на площадку, но вылечилась именно в работе.
– Но вас наверняка ждут в каком-то новом проекте…
– В том-то и дело, что нет! Все лето пустое. Съемок не предвидится. Хотя кого мне винить? Я сама отказываюсь от многих сценариев – стыдно в пустых, никчемных картинах играть. В театре стационарном я сегодня не работаю, побаиваюсь излишнего нажима, давления режиссеров. Остается антреприза, вполне, кстати, качественная, я люблю спектакли, в которых играю. Но антрепризы сейчас закрываются: или зритель уже всем насытился, или люди стали осмотрительнее обращаться с деньгами. Москве вообще свойственен истеризм. Могут вопить, имея несколько тысяч долларов в банке, – денег нет! В Питере люди более терпеливые. Даже те, кто сюда приезжает, быстро меняются. Думаю, архитектурный ансамбль, строгие линии улиц формируют организованного, более сдержанного человека.
– Вы уже больше 15 лет живете в Москве. Привыкли к столичной среде?
– Я урожденная ленинградка, но вполне лояльно отношусь к Москве. Москвичи более радушные, открытые, чем петербуржцы, а порой и более поверхностные. Хотя Москва за последние годы сильно изменилась. В доме, где я живу, среди моих соседей – и татары, и чеченцы, и грузины. И я радуюсь этому, философично отношусь к такому многонациональному существованию. Во мне самой намешано много кровей – и норвежская, и польская, и еврейская.
– И все же как вы решились на отъезд из Петербурга?
– Я поехала в Москву в тяжелый момент. Было время, что не хватало денег ни на что, даже на электричку, чтобы доехать до дачи. Я была младшей в
семье, но всегда выполняла функции старшей: спасала, лечила, поднимала на ноги близких. И вот когда, похоронив всех своих стариков, я осталась с детьми и внуками, то, неся за них ответственность, решила резко изменить жизнь. Все предложения по работе шли только из Москвы – в Питере было совсем глухо. А туда-сюда не наездишься. Нет, я пыталась и здесь что-то придумывать, какие-то коммерческие проекты для новых русских предлагала. Но ничего не вышло. Потом узнала, что умирает от голода великий актер Александринского театра Александр Васильевич Соколов, лауреат Сталинской премии, и, чтобы выжить, он подбирает бутылки! Я пришла в ужас. Гениальная актриса Эмма Попова тоже бедствовала. Я готова была подписать любые бумаги по созданию благотворительных фондов, лишь бы им смогли дать повышенные пенсии. Бумаги были собраны и пенсии выделены! В общем, бежала я в Москву за лучшей долей – так скажу. Столица меня очень тепло приняла, очень. Я на разрыв работала и в антрепризе, и снималась много.
– Но сейчас, когда опять мало работы, какой выход видите?
– Я занимаюсь тем, что делаю клипы, кинопробы с молодыми актерами и отсылаю их режиссерам. Хочу помочь тем, кого пока никто не знает, хочу открыть их лица, вытащить на свет способности. Меня радует, что девочку, ну просто никакую, я смогла преобразить в характерный, яркий типаж, в сексапилку, которая стала интересна режиссерам. Мне как-то подарили шляпу красную фетровую, с синей тульей. Я такие не ношу. И вдруг эта шляпа помогла, когда я работала со студентами. Я ее принесла, повесила, и шляпа придала юмора, сбавила пафоса в отношениях главных героев и выпятила характеры. Я вижу, что в актерских вузах абитуриентов оценивают совершенно неправильно, по старым критериям. Я же из всех прежних структур ушла, из того же СТД, не тусуюсь там, мне неинтересно. Но я могу быть полезна в продвижении молодых. Я делаю это бесплатно – поэтому и «голая», сумасшедшая. Мое сердце, как огромный дом, в котором живет множество персонажей, которыми я могу делиться. Актерская жизнь – это же генетическая память.
– Вам бы стать телевизионной ведущей!
– Как-то предложили вести передачу «Что скажет Волкова». Но я всего лишь актриса, я не эксперт – я могу говорить только о профессии, а на темы социальные, бытовые – нет. И потом, кому адресованы эти передачи? Думаете, кто-то реально ищет решения человеческих проблем?
– Вы говорили, что вас не очень любит Эльдар Рязанов, потому что вы слишком требовательны к ролям, всегда хотите что-то переделывать… А с какими режиссерами вам было работать творчески интересно, комфортно?
– С Петром Фоменко, с Георгием Товстоноговым, хотя вряд ли здесь подойдет слово «комфортно». Наоборот, часто было неудобно, вносились постоянно какие-то корректировки. Но было упоительно. И была очень значима для меня работа с режиссером Вадимом Голиковым в Театре Комедии, где я играла в спектакле по Александру Островскому «Горячее сердце». Члены худсовета были против, говорили, что зря мне дали играть, что это экстремизм. Но режиссер меня отстоял. И я доказала, что играла правильно – даже не горячее, а горячечное сердце. Композитор Валерий Гаврилин переписал музыку – чтобы соответствовать тому накалу, который был в моей героине.
– Вы жалеете нынешнюю молодежь, которая осталась без актерской школы?
– Она осталась без ориентира. Я выросла тоже без школы. Азбукой школьной с нами не занимались. В ТЮЗе Зиновий Яковлевич Корогодский открыл нам глаза на мир через практику. Он нам давал говорить, заставлял говорить, учил говорить. Считал, что не влюбляться в профессию нельзя, актеру жить надо с завышенными требованиями к себе. Я раньше думала, что вокруг много талантливых актеров, но потом поняла – это не так. Ушибленных профессией вообще мало.
– Но не думаете же, что этому творческому подходу вы обязаны только Зиновию Корогодскому? А ваша природа?
– Конечно, я с детства кривлялась, изображала что-то. Мама помогла – она мечтала быть актрисой, у нее не получилось, и она во мне аккумулировала свои желания. Отдала в балетный кружок, в актерскую студию, водила в оперный театр.
– Среди ваших родных много актеров, музыкантов, в том числе ваши дети. Слышала, хотите даже открыть театр Волковых…
– Это лишь мечта. Да, можно было бы создать такой бренд. Мы смогли бы родить уникальные музыкально-драматические постановки. Дед моих внуков Николай Николаевич Волков был талантливейшим актером, он нес необычайно высокую театральную культуру – зрителям было бы интересно увидеть лабораторию: каким образом, в какой колбе произросли характеры, как передаются гены. Но чтобы попробовать поставить даже один спектакль, надо иметь директора, бухгалтера, площадку, деньги. Утопия!
– Вы сетуете на судьбу?
– Никогда в жизни! Я могу жаловаться по мелочам, но глобально – нет! Если я даже не играю, я представляю, как что-то можно поставить и что выкопать из роли. Мне когда-то в ТЮЗе предложили сыграть Джульетту. И я подумала, что надо Джульетту играть под таким углом: ей не дают жить, любить, дышать. Она травится от того, что не может жить без своего Ромео ни одной секунды. Эта горячка, это нетерпение – вот что меня зажгло.
– Ваши ближайшие планы?
– Я их не строю. Конечно, хотелось бы что-то сделать в театре. Но на все нужны деньги. У актеров своих денег нет. А если бы они у меня были, я бы вкладывала их в талантливую молодежь.
Беседовала Елена Добрякова. Фото Интерпресс