«Мне нужен монастырь, я не могу без монастыря»…
Матушка Наталия (Жукова) рассказала, как пришла к православию через кришнаизм после семи лет, проведенных в Индии
Первый молодежный крестный ход, о котором рассказывало «НВ» 1 августа с. г., был призван привлечь внимание к малой родине святого праведного Иоанна Кронштадтского – селу Сура, – помочь в восстановлении порушенных храмов, монашеской обители, в возрождении крестьянской жизни. Начинался он в деревне Веркола, в стенах Артемиево-Веркольского монастыря. Там-то авторы этих строк и увидели впервые матушку Наталию, улыбчивую и приветливую монахиню. Настоятель монастыря не благословил ее на крестный ход по возрасту (ей 75 лет) и по состоянию здоровья. Но благословил на разговор с журналистами. Хотя она и просила: «Батюшка, не благословляйте меня, я не умею говорить». Что, на наше счастье, не соответствует действительности. Первым был, кажется, самый закономерный вопрос: почему она постриглась в мужском монастыре? Матушка начала неспешное повествование о своей непростой жизни. Она то и дело пыталась сдержать слезы. Иногда ей это не удавалось…
«Главный бог – Кришна?»
Я была неверующая. Воспитывалась дедушкой с бабушкой. Дед был коммунист. И слово «Бог», естественно, не произносилось в нашем доме, и никаких иконок у нас никогда не было. Мы с мужем жили в Северодвинске и работали в конструкторском отделе на заводе, где лодки делают: он – начальником бюро, а я – чертежницей. Я туда сразу после школы пришла, а он – после ленинградской Корабелки. Жили мы с мужем хорошо. Но в 1972 году Радомир трагически погиб. И вот когда я стала с ним прощаться… Смотрю: он, мой Радюшка… Трогаю – камень! Он лежит – и его нет! Я была потрясена. У меня был шок! «А это и не муж мой!» Я думала, что мертвые как живые… «А что произошло?! Где он?! Его-то нет!»
Несколько дней я не могла успокоиться: «Бог, если ты есть, то почему меня оставил с двумя маленькими девочками?!» Вот с этого все и началось…
Я поняла: что-то не то, что-то не так в мире, в жизни. Не то, что Бог есть, – до осознания этого было еще далеко, но что-то есть. Что? Или кто? Если есть Бог, решила я, тогда надо покреститься. И я покрестилась. В Архангельске. В храме Всех Святых, что на Вологодском кладбище. Я пришла к священнику: «Батюшка, мне надо покреститься». Он посмотрел, как я одета, а одета я была не бедно, и спрашивает: «Вы из Северодвинска?» – «Да». – «Тогда – нет». – «Почему?» – «Потому что вас с работы выгонят». – «За что?» – «А у нас договор с партийным руководством. К нам каждый месяц приходит инструктор из обкома и выписывает данные, кто крестился, кто венчался». Стою на своем: «Пусть выгоняют». – «Давайте, я вам недельку дам на раздумье. Через неделю приезжайте, если не передумаете». Через неделю я и крестилась. Само крещение, как ни странно, не помню…
На работе я была на хорошем счету, и, когда стала в себя приходить после похорон мужа, мне, чтобы отвлечь от мрачных мыслей, стали предлагать хорошие путевки. В поездках я знакомилась с новыми интересными людьми. Познакомилась с москвичами, которые увлекались восточной философией. Увлеклась и я. Читала Елену Блаватскую, других религиозных философов и авторов теософского направления. Большинство книг были действительно интересно написаны. Но вы представить себе не можете, какая у меня в голове каша образовалась! А однажды, не то в конце 1980-х, не то в начале 1990-х, в кисловодском санатории, где я отдыхала, мне кто-то говорит: «Нелли Васильевна, на улице кришнаит продает книги». Выбежала. Обложки красочные – картинки в индийском стиле. Полистала. Почему-то говорю: «Есть у меня такие… (А у самой нет!) Да и денег у меня… И вообще мне надо… про главного Бога. Про самого главного Бога! Есть у вас?» – «Есть. Вот. Главный Бог – Кришна». А, думаю, возьму, все равно читать нечего. Сунула руку в карман – 60 рублей, на две книги по 30. Вечером, перед сном, раскрыла одну. И первое, что прочитала, было: «Мы не есть это тело, мы есть души вечные, а душу нельзя ни убить, ни сжечь, ее нельзя изничтожить – она существует вечно». «Ничего себе! А я знала, что никогда не умру!» Обе эти книги я просто проглотила, потом появились другие. Появились и друзья-кришнаиты. В общем, вляпалась я в кришнаизм. Потому что близко к сердцу воспринимала прочитанное и услышанное. И вот я, уже как окружающие меня кришнаиты, бездумно твержу: «Харе Кришна, Харе Кришна… Харе Рама, Харе Рама…» Сменила образ жизни. Мясо перестала есть. Не потому, что нельзя, – мне его просто не хотелось.
В общество сознания Кришны я стала и дочек своих тянуть, они еще маленькие были, учились в школе. А когда выросли, замуж повыходили, приехала я со старшей, Ирой, и с ее мальчиками – моими внуками – в Петербург. И здесь, видим, на улице местные кришнаиты распевают: «Харе Кришна Харе…» Присоединились мы к ним, тоже поем: «Харе Кришна Харе…» Я так увлеклась, что и не заметила, что рядом ни Иры, ни ее мальчиков. Когда хватилась, подумала: отстали, потерялись. Так мне Ира и сказала. И только через несколько лет она скажет: «Увидела храм православный, и ноги сами туда пошли». С этого момента у каждой из нас был свой Бог. Но ни одного укора, ни одного упрека в свой адрес я не услышала! Только когда из Москвы позвонила: «Ира, я в Индию уезжаю!» – она сказала: «Мам, а почему в Индию-то? Зачем так далеко? Ты же говоришь, что Господь в сердце находится». Потом, когда мы с ней прокручивали всю эту историю, она говорила: «Мама, это твой путь такой был ко Господу нашему».
Господь знает, как каждого привести к себе. Старшенькой моей он сон показал. Во сне Ира увидела, что она в каком-то храме, и старушки, старушки: «Ой, батюшка идет, батюшка!» – «А какой батюшка-то?» – спрашивает. «Да отец Венедикт!» И просыпается. А она в то время искала себе духовного учителя. Стала Ира по всем близлежащим монастырям и церквям спрашивать, нет ли у них батюшки Венедикта. И лишь в одной какой-то крохотной церквушке ей сказали: «Есть на Пинеге отец Венедикт в Свято-Артемиево-Веркольском монастыре». Ира девушка у меня решительная, раз – и поехала сюда. Зимой. В мороз. Приехала, познакомилась с батюшкой, все ему рассказала. И стала ездить в Верколу на исповеди. А останавливаться-то негде, вот и купила она этот дом, где мы сейчас с вами разговариваем.
«Не плачь, она вернется»
А я стала ездить в Индию. Последний раз с визой странная история получилась. Пять человек нас было, мы просили визу на полгода, всем дали на три месяца, а мне – на пять лет! И почему-то указали: «Студенческая». (Смеется.) Через пять лет я продлила еще на два года.
Жила я в монастыре, на берегу Ганга. Там кирпич дефицитный материал, и все монастырские здания – мраморные, причем мрамор всяких цветов. У меня отдельная комната, балкон! Под балконом пальмы. Чудесный вид на озеро. Рай! Вообще все было исключительно хорошо. Ходила я в белом сари, потому что вдова. К тому же у меня был второй уровень инициации, для женщин – высший. В моем сане полагалось брить голову. А у меня такие косы были! Сейчас остался только мышиный хвостик. Наверное, волосы оскорбились, что я их брила. Нас кормили, и овощи, и фрукты – пожалуйста. Но рыбу не едят, хлеб не едят. Один только рис! Чай не разрешен, кофе не разрешен. Дома я могла и рюмочку пропустить, а там с этим строго. Да и, если честно, не хотелось ничего такого. Читаешь мантру и чувствуешь себя легко-легко. Что-то все-таки есть в этих мантрах.
Общение мужчины и женщины там только для зачатия, только когда муж и жена. Такой закон. Сейчас, может, стало проще, но, пока я там была, это строго соблюдалось.
Но самое главное, что я верила, верила во все! Верила, что они – красивые божества, сделанные из глины, – живые, и мне казалось, что они мне улыбаются – и Кришна, и Рама. Я подходила поближе к алтарю, любовалась ими. Теперь-то знаю: от лукавого это все! От лукавого. А я все думала, все связать хотела кришнаизм и православие, потому что мне заморочили голову: «Мы очень похожи на православных. Мы ни одну религию не любим так, как православие…» Вот я и стала интуитивно искать что-то общее. Кого только не было в нашем монастыре: и американцы, и шведы, и негры – все-все-все, только русских поначалу было мало. А потом и русских стало много. Хорошо мне там было, я не собиралась возвращаться – умирать собралась в Индии. Слава Богу, дочки выросли, учительницы обе.
Но в 2005-м меня вызвали в посольство и сказали: «Вам нужно сменить российский паспорт, иначе визу не продлим»…
Да! Еще до вызова в посольство я почувствовала какой-то внутренний дискомфорт, беспокойство душевное. Сомнения появились: так ли все, правильно ли? Почему-то мне перестали улыбаться Радхарани, Кришна, Рама. Они перестали мне улыбаться! Представляете? И мантру я уже читала как-то не так… Потом узнала: это молитвы пошли! Ира стала за меня молиться, к старцам ездить. Она объехала все монастыри, которые знала. Везде и у всех спрашивала: «Что мне делать с мамой?» Батюшки проникались ее тревогой: «Бог помогает, будем молиться за нее». В Великом Новгороде показала мою фотографию какому-то иеромонаху. И он сказал: «Она вернется. Не плачь, она вернется в Россию. Насовсем».
Так вот, звоню Ирочке: «Я к вам еду, мне надо паспорт сменить». Она: «Мама! Дай только слово, что ты съездишь со мной в Верколу, в монастырь». – «Хорошо. Только ты мне денег вышли на дорогу в Россию». Дочери мне всегда высылали деньги на дорогу. Я же жертвовала свои деньги в тот монастырь. «Мам, неужели ты думаешь, что мы тебе с сестренкой денег не вышлем? Только приезжай!»
Перед моим отъездом президент кришнаитского сообщества говорил: «Замените паспорт, навестите детей и внуков. И возвращайтесь. Через месяц». И, выдержав паузу, говорит: «За вас в России кто-то молится. Очень сильно молится». Я говорю: «За меня некому там молиться». Я же тогда не знала, что дети мои стали православными.
«Это Господь все устроил!»
Приезжаю. Меня встречает вся семья – дочери, зятья, внуки, большие уже. Навезла всем подарков – кришнаитских книг, благовоний, атрибутики всякой. Все эти подарки очень скоро куда-то исчезли, до сих пор не знаю куда. «Мама, мы не знаем, чем тебя кормить». Творог со сметаной я ела, молоко пила. От рыбы отказывалась, от чая тоже. Осмотрелась в Ириной квартире: «Батюшки! Сколько православных книг!» Казалось, было все, что к 2005 году вышло на русском языке. «Ира, ты православная?» – «Ну, конечно, мама. Иначе быть не может. Мы все должны быть православными». Я раскрыла первую книгу, вторую, третью… Я месяц не могла от них оторваться! Зять придет ночью с работы: «Нелли Васильевна, вы когда спать-то будете?» – «Я не могу спать!» Я не могла спать! Я читала и ревела, читала и ревела, читала и ревела. Слава тебе Господи!
Как-то Ира говорит: «Мама, я в отпуск иду с первого июля, поедем в Верколу. Ты мне обещала…» Поехали. Дом этот стоял пустой, крыльцо обрушено. «Что, не нравится? Какой заслужили, такой Господь и дал. Заслужили бы дворец – Господь бы дворец дал».
Поехали мы с Ирой за реку, в монастырь праведного нашего Артемия Веркольского. Я переживаю: как меня встретят?! Только литургия кончилась, иеромонах подходит к дочке: «Ирина, ты знаешь, мама-то у тебя в какой день пришла в монастырь? Сегодня – день памяти Всех Святых, в земле Российской просиявших! Ты это поняла хоть?» Господи, как меня там встретили! Как будто я им всем родная-преродная! Батюшки меня окружили: «Ой, как хорошо, что вы вернулись! Насовсем?» – «Нет, я на днях уезжаю».
Ира отвела меня к отцу Венедикту. «Нелли Васильевна, если можно, останьтесь сегодня ночевать в келье, здесь, в монастыре, – предложил он. – Я вечером к вам приду, и мы побеседуем». Вечером он только начал говорить: «Есть Святая Троица: Отец, Сын и Святой Дух, у него единственный сын – Иисус Христос», я перебиваю: «Нет, у него четыре сына…» (У Кришны четыре сына.) И отец Венедикт стал мне очень убедительно раскрывать Евангелие. Мы почти всю ночь проговорили. Утром я вернулась в наш дом, говорю дочери: «Ирочка, я из Верколы никуда не уеду! Отец Венедикт привел меня в храм!» Я не умаляю заслуг отца Венедикта, но почва-то была подготовлена – дома у Иры, когда я читала сутки напролет. Ира никогда мне ничего не навязывала. Она ждала! Годами ждала! Вот какая терпеливая! А если бы она начала проповедовать, я не знаю, что было бы. Да нет! Все так и было бы. Это Господь все устроил! Ничего бы не изменилось! Вот она для кого, Ира, дом-то купила! Для матери. Господь и это предусмотрел.
А ключи от своей комнаты в том, индийском, монастыре я бросила в Пинегу. Там, говорят, никто не верил, что я не вернусь, потому что жить в таких райских условиях и не вернуться!.. Не может быть такого никогда! И, как мне потом передавали, там еще долго спрашивали: «А где, где Накокания? (Такое у меня было кришнаитское имя.) Где наша русская бабушка? Мы уже заждались. Почему она так долго не едет?» Потом они узнали, что «русская бабушка» приняла православие… Пятый год пошел, как я монахиня Наталия. Постригал меня сам настоятель Артемиево-Веркольского монастыря.
Я жила в Верколе и каждый день отправлялась в монастырь, не могла просто без монастыря. Настоятель отец Иосиф, мой духовный батюшка, мне предложил: «Нелли Васильевна, а вы не хотите быть монахиней?» Я заплакала: «Очень хочу! Но я грешна, я не достойна». А он: «Господу виднее». И благословил меня на постриг. Да, я считаюсь монахиней в миру (жить можно было в монастыре только первые сорок дней), но я почти всегда в монастыре. Я их так люблю, всех братьев своих. Как родных. Мне нужен монастырь, я не могу без монастыря.
Вы знаете, у меня есть мечта! Я очень хочу, чтобы в Суре возродилась женская обитель
Иоанна Богослова. Может, меня туда возьмут, кельюшку выделят. Я так хочу последние дни побыть с монашками. Чтобы они меня «почистили» перед смертью. Ой, как хочу! Буду обязательно проситься у батюшки. А пока молюсь! Помолитесь и вы за меня, пожалуйста…
Авторы выражают признательность благотворительному фонду «Прииди и виждь» за приглашение в паломнический тур на родину
Иоанна Кронштадтского.
Записали Константин Глушенков и Владимир Желтов, деревня Веркола Архангельской области – Петербург. Фото Владимира Желтова
