«И кому нужна такая психология?!»
Настоящие ученые-психологи предостерегают от небрежного и оттого весьма чреватого использования их науки
Психологию штудируют в вузах, в метро маячит реклама тренингов, в магазинах полно соответствующей литературы, а апеллировать к авторитетным психологам вошло в привычку. Но при этом для многих до сих пор загадка, кто они, настоящие психологи, ученые, чем занимаются… И как их отличить от псевдо-психологов, от тех, чьи «советы» и «тренинги» могут пойти только во вред? Свои вопросы мы задали заведующему кафедрой клинической психологии РГПУ им. А.И. Герцена Анатолию Николаевичу АЛЁХИНУ.
– Анатолий Николаевич, какова обстановка на рынке труда психологов в целом?
– Для начала подчеркну, что сфера деятельности клинических психологов, которых готовит наша кафедра, – особая сфера. Клиническая (или в научной классификации – медицинская) психология – самостоятельная специальность высшего профессионального образования, и ее надо отличать от психологии вообще. Наши выпускники востребованы и в здравоохранении, и в образовании, и в силовых структурах. В то же время за последние десятилетия подготовлена целая армия психологов, и вот с их востребованностью есть проблемы. В госучреждениях, как правило, трудятся клинические психологи. А специалисты иного профиля подготовки находят работу в организации бизнес-тренингов, частной практике, различных службах персонала…
– Сегодня многие работодатели просят соискателей пройти тестирование. Насколько эта просьба правомерна?
– Думаю, использование психолога для проведения тестирования кандидатов на работу в большинстве случаев ничем не оправдано. Зачастую это лишь способ освоения средств. Законных оснований для подобных испытаний нет. Вот профессиональный психологический отбор, как он был организован в Вооруженных силах, решал вполне конкретные задачи. Но трудно представить себе гражданские профессии, в которых был бы целесообразен анализ психологических характеристик кандидата. Хотя понятно, что психологическое обследование может быть средством «вежливого отказа» или манипуляции. Кроме того, пройти тест все равно что раздеться: работодатели приобретают власть над сотрудником. Вы не догадываетесь о том, что в этих тестах. Равно как и работодатель. Но он, получив результаты, может манипулировать вами. Аналогичная ситуация и в медицинских коммерческих центрах, девиз которых: «Напугай! Завлеки! Обнадежь!» Здесь даже у здорового человека что-нибудь «найдут» и предложат платное лечение.
– На психологических экспертизах подчас спекулируют?
– Экспертное знание вообще особый предмет спекуляций. И результат психологической экспертизы тоже может быть использован для этого. Допустим, вы забрели на какой-нибудь тренинг личностного роста, где психологи думают, что знают, каким вы должны быть, как вам следует жить, внушают собственные установки. А потом у вас рушится семья, появляются ссоры с коллегами… Вы же начинаете считать себя уникальным свободным человеком. И как оценить подобное вмешательство? Психология, психопатология весьма нечеткие области знания, и поведение человека можно интерпретировать по-разному. Вспомните громкие судебные экспертизы, когда одни утверждали, что подэкспертный болен, а другие эксперты констатировали, что здоров. Например, случай с медико-психологическим «Озоном» (психолог по рисунку девочки решила, что она подверглась сексуальному насилию со стороны отца, и суд принял эту «экспертизу». – Прим. авт.) – спектакль. Если судье недосуг разбираться в материалах дела или суд заинтересован в каком-то решении, то мнение эксперта – хорошее для этого подспорье. Поэтому психолог, как и врач, должен руководствоваться заповедью: «Не навреди». Вспоминаю двух мальчишек из детского приюта, которые плакали из-за того, что их родители-пьяницы останутся голодными, потому что, кроме детей, их некому накормить. А психолог ставит мальчишкам диагноз «дебильность». Спрашиваю: «На каком основании?» – «По тестам осведомленности». Да, дети не знают столицу Франции. Но они знают, как накормить родителей! Потом мне объяснили, что, если у 70 процентов воспитанников психиатрический диагноз, по закону положена 25-процентная надбавка к окладу персонала. Пусть мне кто-нибудь докажет, что такая психология нужна!
– Существует закон, регламентирующий деятельность психологов и защищающий интересы клиентов?
– До некоторых пор психологи работали исключительно в ведомственных учреждениях, где их деятельность регламентировалась внутриведомственными инструкциями. Однако теперь возник огромный рынок психологических и парапсихологических услуг. И вопросы законодательного регулирования на этом рынке неизбежно возникают. Сейчас ведется работа по подготовке закона о психологической помощи в Санкт-Петербурге. Я в этой работе участвовал и уверен: привычная спешка в таком сложном вопросе недопустима. Есть много нерешенных вопросов. Например, что такое психологическая помощь, каковы показания и противопоказания к этой помощи, какова степень ответственности психолога и клиента и так далее. Закон будто бы направлен на оформление профессиональной деятельности психолога, то есть различает дипломированных психологов от всех тех, кто занимается психологической практикой без диплома. Допустим, вы поговорили по душам с подругой. И если у вас есть диплом психолога, то, получается, вы вправе взять с нее деньги за консультацию. Считаю, что подобный закон должен защищать права и свободы гражданина, а не участников рынка друг от друга.
– Мне казалось, психолог как врач: увидит беду – бросится утешать бесплатно.
– Но тогда чем отличается «профессиональный психолог» от обычного сердобольного человека? Профессиональная деятельность предполагает иные отношения, иное качество знаний. Нужно ведь еще разобраться, в чем беда. Переживает ли человек жизненную ситуацию, или он душевно болен. Знаю случаи, когда пациента с рассеянным склерозом психолог несколько лет консультировал по поводу навязчивостей. У мальчика депрессия (а может, шизофрения), он не ест, не моется. Родители обращаются к психологу, а тот, не распознав болезни, работает над осознанием проблем клиента. И таких случаев очень много. В 1990-х в страну хлынула переводная психологическая литература, на которой выросли уже поколения психоаналитиков, гештальт-терапевтов, психосинтетиков и других «психотерапевтов»…
– Зачастую популярная психология воспринимается многими как ключ к успеху, а то и вовсе как вторая религия…
– В трудных ситуациях люди хотят переложить ответственность за свои поступки и думают, что априори есть человек, знающий, как жить. Наши люди не успели стать ответственными – ведь очень долго государство решало все вопросы за них. Пик активности психологической помощи пришелся на 1990-е годы. «Вы никому ничего не должны. Это не ваши проблемы», – учили на тренингах. После чего рушились семьи. Или вот, например, девушка говорит, что застенчива, – и психолог проводит тренинг. В результате она становится нахальной. Помог ли он ей?
– Вы сами когда-нибудь обращались к психологу с личной проблемой?
– Нет, только в целях эксперимента.
аспект
Психология и дети
О волне детских самоубийств
– Проблема саморазрушающего поведения детей и подростков имеет более глубокие основания, чем это может пояснить любой ответ. Например, один из аспектов проблемы – формирование идентичности: кто я, зачем я, каким я должен быть? Подросток ищет ответы на эти вопросы в своей действительности, но готовых ответов нет, они формируются в отношениях со значимыми «другими». «Другим» может быть отец, учитель — тот, на кого хочется равняться и чье осуждение пугает. Но мы живем в мире, в котором мультимедийная среда транслирует самые разные ценности. Понятно: если нет сформированных ценностей, мировоззрения, аффект способен выплеснуться в суицид. Поведение сверстника-самоубийцы может стать привлекательным для подростка. И так по цепочке…
О пьянстве среди подростков
– Пьянство среди детей, употребление наркотиков, экстремальные способы проведения досуга – это разные способы ухода от действительности. Задача школьных психологов увидеть, что ребенок переживает кризис (насилие, потеря близких, влюбленность), и помочь ему справиться с трудностями. У таких детей есть близкие, которые могут не замечать, не понимать страданий ребенка. С этим всегда нужно разбираться, но унифицированных технологий нет.
О ювенальной юстиции
– Я категорический противник вмешательства власти в такие интимные отношения, как семья, дети, любовь. Ювенальная юстиция мне представляется этаким бизнес-проектом. Ответственность родителей за судьбу ребенка регулируется законодательством, дополнительные инстанции ни к чему. Я не купил сыну игрушку, он позвонит уполномоченному и пожалуется. Как я буду реагировать на это, какие отношения у меня будут после этого с ребенком? Я бы обратил внимание на другое: что делать родителям, которые заметили странности за ребенком (употребление наркотиков, психические отклонения и так далее)? Родители не знают, к кому обращаться в такой ситуации. Вот реальная проблема!
О сексуальном образовании в школах
– Я помню, как в 15 лет в актовом зале нам показывали плакаты с лицами безносых сифилитиков. После такого «просвещения» можно было испугаться не только венерических заболеваний, но и секса на всю жизнь. Это не воспитание. Сегодня же порнография и другие способы «сексуального просвещения» стали чрезвычайно доступны. Но думаю, в наших силах уберечь подростков от рисков, с которыми неизбежно связано неупорядоченное сексуальное поведение. Школьник, начавший половую жизнь, должен знать способы контрацепции, признаки насильственных действий, признаки заболевания или беременности. Но все это настолько щепетильные вопросы, что даже слова для такого образования нужно искать специально. Я недавно был в интернате для умственно-отсталых детей. Воспитатели показали мне книжку «Сексуальное воспитание школьников», выпущенную под эгидой комитета по образованию, и спрашивали, можно ли ее использовать. Я увидел, что ничего, кроме возбуждения сексуального интереса, книга этим детям не даст. Но эту брошюру ведь кто-то писал, продвигал и распространял…
О ЕГЭ
– Важно решить, что следует оценивать: умение мыслить и излагать мысли или же степень осведомленности. На тесты можно натаскать любого рутинной тренировкой. Попугай тоже может говорить, но это не значит, что он думает и понимает сказанное. На кафедре мы всерьез обсуждаем вопрос о дополнительных занятиях по русскому языку, арифметике для студентов, чтобы восполнить пробелы знаний. Мы зависим от количества принятых студентов, поэтому планка ЕГЭ все время плавает. Я также не понимаю, зачем нужно интеллектуальное тестирование школьников (гимназические классы, базовые). Если ребенок находится среди детей, интеллектуально более сильных, он начнет к ним тянуться, и наоборот.
Беседовала Мария Башмакова