Зачем нужен закон о защите веры
Законопроект о наказании за оскорбление религиозных чувств и святынь вызвал бурную полемику в обществе. В чем ее суть?
Напомним, что согласно проекту закона предполагается наказывать тремя годами колонии за оскорбление религиозных чувств и пятью – за оскорбление святынь. В Административный кодекс предложено внести статью «за воспрепятствование осуществления права на свободу совести и вероисповедания» и штрафовать по ней обычных граждан на 50 тысяч рублей, а должностных лиц на 100 тысяч. За «публичное осквернение или порчу религиозной и богослужебной литературы» штраф составит 50 тысяч.
Инициатива сразу же подверглась критике со всех сторон – и со стороны антиклерикалов, и, как ни странно, со стороны части православных.
С первыми понятно: они убеждены, что закон – еще одна примета «ползучей клерикализации» общества. Раздались предположения, что теперь станут преследовать за выражение атеистических взглядов и за любую критику православия.
Масла в огонь подлили и неумные действия некоторых околоцерковных активистов, проявивших, что называется, «ревность не по разуму». Например, в Ростове группа прихожан одного из храмов написала заявление в прокуратуру с просьбой запретить показ известной рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда» на том основании, что она кощунственна. Возмущение светской блогосферы бушевало до тех пор, пока Церковь на самом высоком уровне не открестилась от этой неуместной инициативы, а руководитель администрации президента России
Сергей Иванов не назвал инцидент глупостью, головотяпством и «перегибами на местах».
Действительно, можно по-разному относиться к этой рок-опере, да и к любому произведению, затрагивающему священные для христиан материи. Однако трудно найти что-то оскорбительное в попытке светского художника разобраться в истоках мировой религии. Тем более что в 1970–1980-х годах многие советские люди именно из этой оперы узнавали хоть что-то о евангельской истории. Некоторые после этого продолжали интересоваться христианством и в конце концов пришли в Церковь. Здесь следует различать попытку художественного осмысления религиозных сюжетов от оскорбления, замаскированного под произведение искусства.
Например, судя по всему, намеренным оскорблением является фильм «Невинность мусульман», вызвавший взрыв возмущения в исламском мире. Но чтобы установить это точно, необходимы экспертное заключение и соответствующая статья закона, по которой фильм можно было бы запретить. А пока такого закона нет, запрещение выглядит юридической натяжкой. То есть, получается, принятие закона выгодно художникам, затрагивающим религиозные темы. Честных он защитит от атак неумных фанатиков, а нечестных…
Нечестным, работающим на самопиар при помощи скандальных выходок вроде «панк-молебна» в храме или публичного глумления над иконами, этот закон, как ни странно, тоже выгоден. Ведь только он сможет защитить их от гнева оскорбленных ими людей. Когда попирают святыни, реакция верующих может быть самой суровой, как у молодых людей, несколько лет назад разгромивших действительно оскорбительную для православных выставку «Осторожно, религия!»…
Вообще интересно, что ополчающиеся на религию люди ополчаются крайне избирательно. Если не считать вполне, на мой взгляд, сознательных и имеющих четкие цели провокаций вроде запуска «Невинности мусульман», скандальные творцы предпочитают не трогать ислам. Потому что мусульмане реагируют на такие вещи сразу и очень жестко – они же не христиане, пророк им мстить не запрещал.
Также не слышно и о глумлениях над иудейской верой, в связи с чем известный тележурналист, иудей по вероисповеданию Владимир Соловьев сказал:
– Попробовали бы Адагамов и Рынска, попробовали бы Гельман и Гозман сказать что-нибудь по поводу иудеев и по поводу мусульман. Вот хоть бы что-то попробовали… И вот тогда бы выяснилось, что международное влияние как иудейских, так и мусульманских организаций настолько велико, что и деньги из-за границы перестали бы идти, и тихо-вежливо политические контакты куда-нибудь испарились, потому что попробуй пойти против замечательно работающей системы взаимопомощи иудейских сообществ, – знаю не понаслышке, о чем говорю.
Добавлю, что санкции, скорее всего, были бы не только денежными… Но долго испытывать терпение православных не стоит – все люди грешны, и если упорно бить в одно и то же больное место, взъярится самый кроткий. По данным ВЦИОМа, 82 процента россиян поддерживают закон о наказании за оскорбление чувств верующих. А ведь если такого закона не будет, многие из этих людей могут и сами вступиться за святыни. Причем среди них не только православные и верующие, но и атеисты. А ну как – не дай бог, конечно, – следующая акция вроде «панк-молебна» или очередной провокационной выставки станет причиной непоправимого вреда здоровью провокаторов?..
Могу рассказать реальный случай, произошедший в одном маленьком провинциальном храме еще до последней информационной кампании против РПЦ. Зашла в храм кучка подвыпивших молодых людей с наружностью городских пижонов. Один из них подошел к аналою и демонстративно плюнул на праздничную икону. Настоятель храма оказался из бывших морпехов. Он тяжело вздохнул, возвел очи горе и… святотатец со всей силы брякнулся об пол. Но после этого батюшке пришлось защищать парня от налетевших матушек-свечниц, особенно от одной, которая трудолюбиво пыталась выколоть кощуннику глаза церковным копием. Дружки подхватили пострадавшего и поспешно ретировались.
Кстати сказать, святотатство и вандализм в храмах – события хоть и прискорбные, но довольно частые. И до сих пор верующие предпочитали не поднимать по этому поводу шума. Ведь и сейчас ажиотаж вокруг акции женской панк-группы разожгли отнюдь не православные, а именно антиклерикально настроенные журналисты. И это снимает вопрос, нужен ли закон. Парламентарии ведь выдвинули его проект по факту очевидной информационной атаки на РПЦ, продолженной осквернением храмов, «крестоповалом» и даже убийством. Реакция православных на это оказалась жесткой, и, разумеется, депутаты пытаются не допустить вполне реального гражданского противостояния.
Атеисты спрашивают: «А кто защитит наши права? Может быть, нас оскорбляет утверждение, что Бог есть?» Этим они демонстрируют тоталитаризм мышления, поскольку явно не могут взять в толк, каким образом можно разрешать пропаганду мировоззрения, заведомо для них ложного. Могу их заверить, что утверждения «Бог есть» и «Бога нет» находятся вне компетенции правоохранительных органов. Любое из них может быть произнесено, написано или напечатано. Другое дело, если со словами «Бога нет!» некто врывается в храм с топором и начинает крушить иконы. До сих пор такое деяние подпадало под статью о хулиганстве, теперь будет еще караться как святотатство, поскольку деянием этим причинено моральное страдание множеству людей. Закон ведь карает именно за общественную опасность, а не за умонастроения нарушителя. Поэтому подпадет под него, например, и якобы верующая девица, принимающая заказы на «валку крестов», потому что это «всего лишь бизнес».
Другое дело, зачастую атеисты честно не могут понять, каким образом, например, глумление над распятием может доставить верующим страдание. Им кажется – опять же в силу тоталитаризма мышления, – что раз вера – очевидное безумие или обман, ничего страшного в этом нет. В свою очередь и верующему часто невдомек, что его оппонент просто не понимает очевидных для христианина вещей.
– Он не понимает меня, я при этом не понимаю его, начинается спор слепого с глухим, – размышляет писатель и публицист Виталий Каплан.
Вот и получается, что при таком непонимании рассудить может только закон.
Хорошо, но как быть с чувствами атеистов, буде их заденут верующие? Например, на почве ненависти к неверию публично осквернят портрет Маркса или Ницше? Увы, закон защитил бы их права, если бы они признали очевидную вещь: атеизм является разновидностью вероучения, поскольку доказать небытие Бога невозможно, так же как и Его бытие. Вот если бы появилась официально зарегистрированная атеистическая община с пантеоном великих атеистов, соответствующими обрядами и священнодействиями, она бы тоже подпала под защиту закона. А на нет и суда нет.
Тут, кстати, снимается заодно и возражение против законопроекта части православных: мол, после его принятия любая секта сможет «качать права» и требовать уважения к своим верованиям. Но, во-первых, если это официально зарегистрированная религиозная община, то и нельзя срывать ее мероприятия или осквернять святыни, насколько бы отвратительна в православных глазах она ни была. А во-вторых, появился наконец-то хороший повод дать юридическое определение понятию «деструктивная секта» и ввести его в правовой оборот, чтобы не регистрировать действительно опасные религиозные организации.
А традиционные, древние религии за все эти столетия научились сосуществовать друг с другом, чего, кстати, зачастую не понимают антиклерикалы. Глядя, как сидят за одним столом и мирно общаются православный батюшка, имам и раввин, и не подумаешь, что все они придерживаются взаимоисключающих догм. Верующие давно научились отрешаться от своих религиозных разногласий ради общественного спокойствия. Научиться бы этому еще неверующим…
И последнее. Я понимаю, что с новым законом не все будет гладко, что много там окажется непрописанным, что-то – слишком жестким, а что-то – слишком мягким, что экспертиза по нему оставит желать лучшего и так далее. Все это – болезни нашей правоохранительной и судебной системы. Но это не причина, чтобы не принимать закон, необходимость в котором давно уже перезрела.
против
Для некоторых и Сталин – святыня
Андрей Кураев, протодиакон
Что такое религиозное чувство? Как измерять его глубину и, соответственно, глубину его оскорбления? И главный вопрос: кто есть надлежащий истец? Кто возьмет на себя ответственность в интерпретации: оскорблены чувства или нет? Если просто доверить это самим оскорбленным, то страна погрязнет в дрязгах и бесконечных разборках. Мало ли что кому показалось оскорблением.
Предположим, я – адепт великой потомственной целительницы бабки Дарьи, а соседний поп в проповеди ее колдуньей обозвал. И я подаю на этого попа в суд за оскорбление моих религиозных чувств.
Обратный пример. Я священник, у меня есть БМП – боевая машина попа, а в эту машину кто-то врезался! Сзади! Я считаю, что моя святыня была порушена и осквернена. Я же молюсь, когда веду эту машину, везу в ней святыни, еду по святым надобностям. Так что и я, и машина моя – тоже святыни. Могу подать в суд.
Прибавим к этому то, что в нашей Церкви есть такие замечательные люди, как хоругвеносцы, для которых святыни – это и Сталин, и царь Иван Грозный, а теперь еще они выступают не то за реабилитацию, не то уже канонизацию графа Дракулы – любимого персонажа всех голливудских вампиров. У них свои святыни, но кто им запретит подавать в суд от имени всех православных?
Проблема надлежащего истца вполне реальна – вспомним, что на недавнем процессе главными экспертами и демонстрантами своих оскорбленных чувств оказались охранники храма Христа Спасителя. Почему именно они?
Ладно, есть надежда на то, что в цивилизованных религиозных структурах могут установить правила внутренней дисциплины – кто имеет право оскорбляться от имени Церкви, а кто не имеет (хотя это решение будет принято вне государственного правового поля).
Организованные церковные структуры могут этот вопрос как-то формализовать, а вот мусульманам сложнее. Существуют российские муфтии, которых возмущает российский герб. Существуют арабские муфтии, которых возмущает крестообразная тень от самолета над Каабой, поэтому самолетам там летать запрещено.
Перспективы очень туманные. Как пристроить к этому закону «защиту от дурака»?
Религиозные чувства – особенные?
Степан Морозов, обозреватель «НВ»
Я, смею надеяться, человек верующий. Но никакого проку в законе о защите моих оскорбленных религиозных чувств не вижу. Все это меня даже настораживает. Во-первых, потому, что налицо очередной повод для атаки на Церковь. А во-вторых…
Ну вот оскорбил, допустим, кто эти самые религиозные чувства, надругался. По христианскому разумению, помолиться бы за этого человека и простить. При чем здесь государство? Я понимаю, когда государство встает на защиту оскверненных государственных символов – защищает свои, так сказать, державные чувства. А вот мои – не надо.
Я, конечно, понимаю, что с миром происходит что-то не то. Что изображение сожженного Корана может обернуться десятками сожженных церквей. Что безобидная карикатура (карикатура – это всего лишь рисунок, вещь по определению безобидная) может обернуться волной кровавых побоищ. Все это я понимаю, но не принимаю.
Введение же особой ответственности за оскорбление религиозных чувств, на мой взгляд, лишь подольет бензина в этот огонь – потому как фактически будет признано: да, мы понимаем сей гнев, он праведен.
И потом, неужели те же возмущенные мусульмане (христиане, иудеи, буддисты, адепты духовной школы какого-нибудь Порфирия Петровича) будут оскорблены в своих чувствах меньше, если тем, кто их оскорбил, впаяют срок?
Да и есть в нашем УК уже такая статья – «оскорбление». И про осквернение святынь там тоже есть – хулиганство называется.
Так чего ж еще надо? А если надо, так давайте отдельно узаконим оскорбление чувств атеистов и нигилистов, отцовских и материнских чувств, чувств болельщиков «Зенита» и «Спартака», поклонников Филиппа Киркорова и Евгения Петросяна. Или у них чувств нет? Впрочем, чувства поклонников Петросяна оскорбить той же карикатурой действительно очень сложно – не поймут… Но это уже совсем другая тема.
Павел Виноградов, редактор отдела социальных проблем «НВ». Фото ИТАР-ТАСС
