Игра была его стихией

 

Сегодня, в день 75-летия Владимира Высоцкого, о легендарном барде и артисте вспоминает его друг со школьной скамьи поэт Игорь Кохановский, которому Владимир Семёнович посвятил свою знаменитую песню «Мой друг уехал в Магадан…»

 

С чего всё началось? Наверное, с того, что после окончания седьмого класса мама подарила мне гитару. Ну, подарила и подарила. А когда мы учились в восьмом, умер Сталин. И – амнистия. В основном для тех, кто сидел по уголовным статьям. Наш дом на Неглинной превратился в буквальном смысле в воровскую малину. Там я услышал классику блатной песни – «Гоп со смыком», например. Мне так эти песни понравились... Короче говоря, я попросил своих новых соседей, чтобы они мне показали аккорды. Так я стал в нашей школьной компании центром внимания. А Володя, с которым мы сидели за одной партой, тогда даже на гитаре не умел играть. И вдруг осенью 1961 года Володя неожиданно даже для нас, его друзей, начинает петь свои весёлые, заводные песни. Меня сразу задвинул.

Когда я услышал от Володи «Татуировку», «Красное, зелёное, жёлтое, лиловое, самое красивое – на твои бока…» – его первые городские, блатные песни, – я был очень удивлён… Мы ведь с ним вместе сидели за одной партой, вместе зачитывались стихами Хлебникова, Гумилёва, Северянина, Саши Чёрного, пытались подражать им, писать в их стиле… А тут вдруг «Татуировка»! Я спросил Володю:

– Что это за песни?

– А это я сам написал.

– Как так – сам?

– А вот так…

 

Мы тогда были настоящими тусовщиками – жили весело, перемещались по Москве из компании в компанию. Приходим в новую компанию, Володя берёт гитару, начинает петь – и все девочки, как говорится, достаются ему. Ну а что в молодости может быть сильней, чем желание нравиться девушкам! Когда я понял, что остаюсь на обочине внимания, то под впечатлением Володиных песен, неожиданных, остроумных, бесшабашно весёлых (у Володи блатные песни были в шутку, это была игра, постоянная импровизация, актёрство – его любимая стихия!), я задумался, и мне тоже захотелось написать такую песню, чтобы она понравилась всем нашим. И в первую очередь – Володе. Была осень 1961-го, листья на клёнах зажигались колдовским цветом и опадали красиво! Столь же невероятной казалась мне и встреча с Леной, которую Володя называл Марокканкой – за смуглый цвет кожи, чёрные волосы, короткую причёску. Она и стала моей музой. Я взял гитару и за каких-то полчаса написал: «Клёны выкрасили город колдовским каким-то цветом. Это снова, это снова бабье лето, бабье лето… А я кручу напропалую с самой ветреной из женщин…» Мелодия родилась сама. Вскоре вся компания собрались у меня дома. Володя взял гитару, спел десять-двенадцать своих песен, а потом ещё какие-то не свои. Когда он устал, я спел «Бабье лето». Все притихли, загрустили, а после заулыбались:

– Давай ещё раз!

Вскоре «Бабье лето» стало у нас в компании чуть ли не своеобразным гимном. Уже появились магнитофоны, все записывали друг друга, а потом эти любительские записи разлетались по огромной стране. Володе моя песня искренне понравилась, и он сам часто напевал её. А много лет спустя на одном из концертов Высоцкий (я услышал запись) сказал:

– Сейчас я спою песню, не свою, её написал мой друг Игорь Кохановский. Он поэт, сейчас работает в Магадане, в молодёжной газете... Эту песню ещё поёт Шульженко – там музыка профессионального композитора, но наш вариант, по-моему, симпатичнее...

Мне тоже было приятно, что великая певица и актриса Клавдия Ивановна Шульженко спела мои стихи, но мелодия в ритме такого вальсочка меня не очень устраивала.

В общем, если бы не Володя, скорей всего, я бы сам никогда не начал писать стихи, а уже тем более песни, никогда бы не обратился к этому жанру. Спасибо тебе, мой друг! После успеха «Бабьего лета» у меня словно крылья раскрылись, и пусть не сразу, но я принялся всерьёз писать тексты песен и стихи, даже сменил профессию.

У меня есть несколько стихотворений, посвящённых моему другу. Одно стихотворение «На расстоянии» предваряет эпиграф из Володиных стихов: «Казалось мне, кругом сплошная ночь, тем более что так оно и было». И вот появилось стихотворение «Бывает, вспомню Магадан…», где написал: «Здесь посетил меня мой друг, чьё творчество – сама эпоха…»

Накануне моего 50-летия, ещё при советской власти, я согласился на предложение одного из издательств выпустить свой сборник, подписал договор, но вскоре пожалел об этом. Мне книжку всю искромсали, исковеркали. В то время имя Высоцкого у многих вызывало буквально вспышки ненависти. Помню, главный редактор негодовал: «Да кто такой этот твой Высоцкий! Ну как можно написать о нём: «Чьё творчество сама эпоха». В общем пришлось мне тогда заменить эту строчку на: «Здесь посетил меня мой друг, ему в то время было плохо», что тоже было недалеко от истины, но искажало суть стихотворения. Заставили меня выбросить и эпиграф: «Казалось мне, кругом сплошная ночь, тем более что так оно и было».

И это не единственный случай цензурной правки стихов, связанных с Высоцким. Помню, написали мы с композитором Володей Матецким песню «Больше не встречу, такого друга не встречу», которую записали Александр Барыкин и группа «Карнавал». Принесли на худсовет фирмы «Мелодия», куда пришёл какой-то чиновник из Министерства культуры, который заявил: «Все знают, что Высоцкий – ваш друг и вы посвятили ему песню, хотя и не назвали имени. Поэтому я против!» И наша песня на вошла в пластинку «Карнавала». Как бы я хотел посмотреть сейчас в глаза тех, кто тогда боролся с Высоцким!.. Не исключено, что они «перекрасились» и делятся воспоминаниями о своих встречах с Высоцким, льют крокодиловы слёзы. Множество появившихся после его смерти воспоминаний (кроме воспоминаний Марины Влади) грешит в лучшем случае полуправдой, идеализируя и искажая его неровный, довольно противоречивый характер. Особенно смущает меня та маска трагичности, в которую столь упорно стараются его обрядить. Мне же кажется, что он был актёром по своей природе, как говорится, до мозга костей. Игра была его стихией, его истинной натурой.

Многие говорят о каких-то его сверхдоходах, но помню, что ему уже и в годы самой звёздной популярности всё время не хватало денег, чтобы обеспечивать семью, жену-француженку, детей. Помню, я задолжал ему 200 рублей, и всё никак не подворачивалось случая отдать. Потом мы встретились, и я сказал: «Володя, поедем ко мне, посмотрим мою новую квартиру, я тебе долг отдам». А я как раз тогда получил хороший гонорар за большую авторскую пластинку. Он выслушал меня, взял долг и сказал: «Здорово, я за тебя рад. Значит, у тебя теперь можно брать взаймы!»

Он был трудяга, а его воспринимают фрондёром, человеком, прожигающим жизнь. Хотя при жизни его слава не имела аналогов. И как жаль, что при жизни не познал даже намёка на то официальное признание, которое пришло после смерти.

…Мы с ним встретились в 1977 году на майские праздники, когда случайно оказались в Доме творчества газеты «Известия» в Подмосковье. Я туда приехал по своим делам и вдруг смотрю – Володин «мерседес». А вот и он сам!

– Ты как здесь оказался?

– Знаешь, приехала Марина, и мы на праздники уехали за город. Слушай, а мне как раз заказали сауну! Пойдём!

И мы пошли, пять часов проговорили запоем. И он мне рассказал про все свои мытарства. Он очень переживал, когда ему мешали работать, творить, а этим тогда занимались многие.

…Каждый год в его день рождения я думаю о том, кем мог бы быть сейчас Володя. Конечно, он бы оставался большим поэтом, всенародно любимым, острым, бескомпромиссным. Наверное, он ушёл бы в режиссуру, он уже начинал этим заниматься и в кино, и в на театральной сцене. Наверняка он бы занялся ещё и прозой. Конечно, все беды и победы нашей страны Высоцкий воспринимал бы всей своей душой и сердцем. В общем, жёг бы глаголом сердца людей!

 

 

 

Игорь Кохановский, поэт