«Россия изменилась до неузнаваемости»

В Западной Европе трудно найти страну, в которой бы Россию понимали  так глубоко, как в Германии. Но среди массы немецких экспертов-русистов одним из самых тонких знатоков современных российских реалий по праву считается обозреватель журнала Der Spiegel Уве Клуссман. Авторитетный историк и журналист-международник, он работал в московском бюро популярного еженедельника с 1998 по 2009 год, застав конец эпохи Ельцина и расцвет эры Путина. За это время он успел побывать в Чечне в разгар боевых действий, написать книгу о трагедии в Беслане, объездить большую часть России и СНГ и познакомиться с видными российскими политиками, писателями и кинорежиссёрами. Вдумчивый аналитик, ироничный наблюдатель и мастер репортажа, Уве КЛУССМАН считает себя убеждённым сторонником российско-германского союза.

– Господин Клуссман, как московский корреспондент, вы успели застать закат эпохи Бориса Ельцина. Одни считают период его правления временем расцвета демократии, другие – эрой тотального хаоса. Что вы можете сказать о нём как наблюдатель?

 – Я прилетел в Москву осенью 1998 года, когда Россия ещё не успела оправиться от шока после августовского дефолта. Помню, в аэропорту Шереметьево меня встретил плакат: «Никто нас не спасёт, кроме нас самих». В этом лозунге отразился переворот, который произошёл в сознании общества и политической элиты. На протяжении всех 1990-х годов российское руководство ориентировалось на США и Европу, брало кредиты на Западе и подстраивало свою политику под требования МВФ. А тут страну постиг жесточайший финансовый кризис, который вызвал разочарование в «западном выборе». Борис Ельцин всё ещё оставался президентом, но премьер-министром уже стал тяжеловес Евгений Примаков, который предлагал жёстче отстаивать национальные интересы России и в знак протеста против натовских бомбардировок Югославии развернул свой самолёт в небе над Атлантикой.

 В целом 1990-е годы запомнились мне как противоречивая эпоха. С одной стороны, в стране цвела пышным цветом невиданная политическая свобода. На улицах могли спокойно митинговать любые партии, а Дума была местом для дискуссий. С другой стороны, Россия находилась на грани распада, целые территории – Чечню и Дагестан – контролировали сепаратисты и бандиты. Плюс к этому Татарстан и ряд других регионов приняли конституции, в которых они фактически провозглашали себя независимыми государствами. Когда же террористы взорвали в Москве два жилых дома, всех россиян охватил страх, что подобная трагедия может случиться и с ними.

– Тем не менее многие считают, что именно при Ельцине в России существовала настоящая свобода слова.

 – Едва ли. Приведу простейший пример. Первый канал официально считался государственным, но 50 процентов его акций принадлежали Борису Березовскому. Помню, как его пресс-конференцию транслировали в прямом эфире в ходе программы «Время». Словесные излияния Бориса Абрамовича о работе российских силовых структур заняли примерно половину передачи! Можно ли это назвать настоящей свободой прессы? Нет, нельзя! Свобода слова в 1990-е годы сводилась к свободе некоторых олигархов высказывать своё мнение и манипулировать теле- и радиовещанием.

– От эпохи Бориса Ельцина перейдём к эре Владимира Путина. Одни считают его правление временем роста благосостояния, а другие – периодом «закручивания гаек». Истина, как всегда, где-то посередине?

– Владимир Путин – фигура противоречивая: его жизнь распадается на несколько разных этапов. До конца 1980-х годов он служил в КГБ, и работа в советских спецслужбах не могла не сказаться на его внутренней и внешней политике. С другой стороны, в самом начале 1990-х он работал в либеральной администрации петербургского мэра Анатолия Собчака, причём в условиях политической конкуренции и дикого рынка. Поэтому неудивительно, что в экономике Владимир Путин порой идёт на уступки либералам, тогда как в политической сфере он является сторонником жёсткой руки. Суть путинского феномена, на мой взгляд, метко выразил писатель Александр Проханов: «В нём уживаются Феликс Дзержинский и Герман Греф».

 Я хорошо помню мартовские выборы 2000 года, когда Путин шёл на свои первые президентские выборы. Тогда многие избиратели, включая молодёжь, возлагали на него большие надежды: «Наконец-то у нас будет лидер, который, в отличие от Ельцина, сам говорит, владеет немецким языком и собирается покончить с сепаратистами и олигархами!» И его первые шаги на президентском посту вызывали широкое одобрение в обществе – особенно «крестовый поход» против Березовского и Гусинского.

– А потом?

– Потом стали проявляться некоторые отрицательные тенденции. Если одни олигархи испытали на себе всю беспощадную строгость российской Фемиды, то другие смогли не только остаться на плаву, но и приумножить свои капиталы. Существенным ограничениям подверглась свобода слова. Сегодня в России по-прежнему существуют независимые от правительства газеты и радиостанции, как, например, «Эхо Москвы». Но работу большинства федеральных и региональных СМИ держит под контролем государство. Во время ток-шоу на центральных телеканалах разрешается критиковать отдельные аспекты внутренней и внешней политики России, но без прямых нападок лично на президента.

– После думских выборов в декабре 2011 года в стране поднялось протестное движение. Можно ли говорить о том, что с этих митингов начался новый этап в новейшей российской истории?

– Кто бы что ни говорил, но эпоха Владимира Путина отнюдь не закончилась. В отличие от выборов в Госдуму масштабы фальсификаций на президентских выборах в марте-2012 оказались сравнительно небольшими. Владимиру Путину удалось в третий раз стать президентом России благодаря целому букету причин.

Так, в ходе предвыборной кампании он достаточно успешно выступил с программными статьями, которые показались приемлемыми для большинства россиян. Оно и понятно – в них не было чрезмерного уклона ни вправо, ни влево. Более того, Владимир Путин по-прежнему считается в народе сильным лидером, который олицетворяет победу. Нельзя забывать, что он выиграл две военные кампании – в Чечне и в Грузии. А в России победы на поле боя значат гораздо больше, чем победы на выборах.

– Возможно, всё дело в слабости российской оппозиции?

– Действительно, о ваших оппозиционерах можно сказать те же слова, которые в 1914 году написал в письме Николаю II консервативный сановник Пётр Дурново о тогдашних либералах: «Русская оппозиция сплошь интеллигентна, и в этом – её слабость». Но это не значит, что столичный «креативный класс» можно игнорировать. Если Россия всерьёз заинтересована в модернизации, то ей как воздух нужна интеллигенция – инженеры, учёные, писатели, философы. Пока же российская власть упорно ищет поддержку среди людей с низким уровнем образования и культуры.

– Стоит открыть любую европейскую газету, как сразу выясняется, что в России правит диктаторский режим, возвращающий страну в советское прошлое. Насколько это мнение соответствует действительности?

– Я постоянно твержу своим коллегам: «Россия – не КНДР!» Конечно, наследие царской эпохи и византийские традиции по-прежнему живы в вашей стране – в президенте россияне видят воплощение царя, а власть считается чем-то сакральным. Однако в отношении России западные политики и журналисты могли бы проявлять больше терпения. Разве у Германии не ушли десятилетия на то, чтобы преодолеть авторитарные традиции и утвердиться на пути к демократии? Осенью прошлого года в редакции Der Spiegel прошло мероприятие по случаю 50-летия знаменитого «Дела «Шпигеля». В 1962 году канцлер ФРГ Конрад Аденауэр и министр обороны Франц-Йозеф Штраус приказали арестовать наших сотрудников за критическую публикацию, в которой они якобы выдали государственную тайну. Это было явным ограничением свободы слова, но, к сожалению, то событие было закономерным. Да, Германия уже являлась демократической республикой, но в силовых структурах трудилось немало людей с авторитарным мышлением. Но если мы, немцы, потратили годы на формирование демократической культуры, то почему мы требуем от русских мгновенной демократизации?

– Но сегодняшняя Россия уже и так мало напоминает Советский Союз.

 – Абсолютно верно! Сегодня, спустя 22 года после падения коммунизма, Россия изменилась до неузнаваемости. Я отлично помню Москву начала 1980-х – в городе не было даже нормального ресторана. Сегодня же россияне имеют доступ к различным СМИ, могут знакомиться с альтернативными точками зрения в газетах, в интернете и нередко выезжают за границу. Многие знают, как живут и думают в Берлине, Париже или Лондоне. А некоторые пользуются плодами рыночной экономики, занимаются бизнесом и зарабатывают неплохие деньги. Хотя, конечно, пропасть между богатыми и бедными заметно увеличилась.

Как бы то ни было, от достижений последних двадцати лет россияне уже вряд ли отвыкнут. Поэтому Россия больше не вернётся в советское прошлое. У вас выросло целое поколение, которое по своему менталитету резко отличается от советских людей. Даже если завтра лидер КПРФ Геннадий Зюганов каким-то чудом станет президентом, он не сможет изменить направление развития российского общества. За прошедшие два десятилетия страна добилась значительных результатов!

– На это скептики иронично заметят, что самых заметных результатов Россия добилась в плане коррупции.

 – Не могу с вами не согласиться! Я считаю коррупцию самой главной проблемой современной России, от решения которой зависит её будущее. Чтобы получить представление о масштабах этой напасти, мне достаточно открыть проправительственную «Российскую газету», которая ежедневно сообщает о коррупционных скандалах. Причём проблема состоит не в том, что тот или иной чиновник «берёт на лапу», а в том, что бюджетные средства постоянно присваивают отдельные фигуры и целые кланы.

 Показательно само отношение к коррупции в Германии и России. У нас президента Кристиана Вульфа сняли только за то, что он летал за границу за счёт друзей-предпринимателей, взял льготный кредит и звонил редактору популярного таблоида, требуя приостановить публикацию о его похождениях. Когда я написал своему коллеге из «Российской газеты», что с Вульфом поступили излишне сурово, он прислал мне гневную отповедь: «Так ему и надо! Если бы мы следовали вашему примеру, то уже давно бы победили коррупцию».

Действительно, в России господин Вульф до сих пор бы жил припеваючи в роли министра или директора крупной госкомпании. В вашей стране сложилась целая каста чиновников, которых принято называть «непотопляемыми» – специфически российское понятие, смысл которого мне приходилось объяснять своим читателям. Скажу честно: России срочно нужны резкие перемены, но не «оранжевая революция», а антикоррупционный переворот! И если Владимир Путин сможет его возглавить, то путинская эпоха станет настоящим прорывом в истории России, а сам он запомнится как «российский Ли Кван Ю» (отец сингапурского «экономического чуда». – Прим. «НВ»). Но как раз на этот счёт у меня остаются сомнения.

– Перестроечный «ветер перемен» принёс в Советский Союз романтические мечты об «общеевропейском доме». Насколько этот проект реалистичен в наши дни? Питают ли к нему интерес Россия и Германия?

– Я убеждён в том, что наши страны когда-нибудь построят «общеевропейский дом». Более двадцати лет назад Россия и Германия оказались в похожей исторической ситуации. Германия объединилась и стала суверенным государством, но теперь не знает, что делать со своим суверенитетом. А Россия получила новые границы и оказалась в окружении стран – членов ЕС. Получается, что наши страны сегодня пытаются найти новые геополитические ориентиры. Так почему бы нам не объединить свои силы и ресурсы и не создать друг с другом прочный альянс? В немецком бизнесе эта идея достаточно популярна, а вот в политической элите пока нет: наши политики убеждены в том, что Америка для нас важнее России.

 Вообще, «Европа от Атлантики до Урала» – это старая мечта французского президента Шарля де Голля. Но мы должны понимать, что в мире есть держава, которой эта идея не нравится. Я имею в виду Соединённые Штаты. Тут мне сразу же вспоминается моя беседа в Москве с одним немецким дипломатом, который поделился со мной впечатлениями от беседы с бывшим американским госсекретарём Мадлен Олбрайт. «Вы, немцы, занимаете слишком пророссийскую позицию», – сказала она ему. «Неправда. Мы отстаиваем национальные интересы Германии», – ответил он. На это миссис Олбрайт заметила: «Это – одно и то же!» Мой собеседник, убеждённый атлантист, был удивлён, что отношения России и ФРГ представители американских элит видят в таком свете.

Впрочем, я могу понять страх американцев. Если ЕС и Евразийский союз, который Москва создаёт вместе с Астаной и Минском, реально объединят усилия, то Соединённым Штатам придётся распрощаться со своей ролью мирового лидера. Поэтому они будут делать всё возможное, чтобы остановить или хотя бы затормозить сближение России и Европы.

личное

О первой поездке в Россию

– Интерес к вашей стране у меня возник в детстве. Отец был солдатом вермахта с 1941 по 1944 год и успел побывать на Украине, в Крыму и на Кавказе. Из России он вернулся убеждённым русофилом, влюблённым в вашу страну и ваш народ. Я читал его фронтовые письма, в которых он писал о преступном характере Второй мировой войны и о необычайной сердечности русских людей. Ему сильно повезло, что военная цензура не вскрыла эти письма. Кстати, отрывки из них потом опубликовали в СССР в газете «Советская Беларусь».

Сам я 22-летним юношей впервые приехал в Россию в 1983 году в составе студенческой группы. Дело было ещё до начала перестройки, поэтому у меня было ощущение, что я нахожусь на другой планете. Больше всего меня поражал высокий уровень образования русских людей. Помню, как один студент спросил меня: «Какое влияние, на ваш взгляд, оказала философия Ницше на мировоззрение Гитлера?» Это было просто восхитительно! Никто на историческом семинаре Гамбургского университета не обращался ко мне с такими глубокими вопросами.

 К сожалению, в те годы я знал по-русски всего двести слов, мог лишь прочитать меню и сказать, кто я и откуда. По-настоящему изучать ваш язык я начал только в 35-летнем возрасте как хобби. Но когда в 1998 году освободилась должность второго корреспондента в Москве, я не раздумывая подал заявку и успешно прошёл конкурс.

Беседовал Михаил Тюркин, Гамбург – Петербург. Фо­то из архива журнала DER SPIEGEL