Алёна Бабенко: «Логики в моей жизни маловато…»
Популярная актриса рассказывает о том, какие открытия и потери поджидали её на пути из кино в театр
Однажды Алёна Бабенко, к тому времени уже весьма востребованная актриса кино, с регалиями (в виде «Золотого орла», «Ники» и прочих), прилетела в свой родной Томск. Предвкушала неспешный отдых с родителями и друзьями – время, незамутнённое мобильным телефоном: накануне она сменила номер. «Я затихаю, затормаживаюсь, когда приезжаю домой, и организм там сразу начинает отдыхать», – говорит актриса. И вдруг – звонок из Москвы. Реакция Алёны была такая, что мама бросилась к дочери со словами: «Что случилось?!» «Ничего, – едва переведя дух, ответила она. – Просто меня приглашают в «Современник»…
– Алёна, это действительно так или только кажется со стороны, что ваша жизнь не подчиняется никакой логике? В детстве – балет и коньки, в юности – интегральные уравнения в Томском университете, и вдруг – Москва, кино, награды, популярность… Что-то невероятное. Золушка отдыхает!
– Для меня это тоже что-то невероятное. Не поверите. Запредельное.
– Откуда вдруг взялось в вашей жизни кино? Из какой логики следовало?
– Логики в моей жизни маловато. Я, конечно, умею рассуждать, сообразуясь с логикой, – всё-таки математик, хоть и бывший, но только очень коротко. На длинные построения меня не хватает. Я не знаю, как это выразить словами. Наверное, так: я не делаю того, что не хочу и не могу. Во мне есть внутренний человек, и он мне иногда подсказывает: это надо сделать. Или: а это можешь не делать, забей. Я ему доверяю, я умею слышать интуитивные подсказки.
– В один из лучших театров страны вы попали тоже без всяких усилий со своей стороны?
– Я называю это чудом. Однажды с Галиной Борисовной Волчек мы встретились в ресторане на дне рождения Павла Чухрая (режиссёр фильма «Водитель для Веры», в котором Алёна Бабенко сыграла главную роль. – Прим. ред.). Мы оказались за одним столом, поздоровались и познакомились. А потом я пришла в «Современник» на спектакль «Три сестры». Зашла к Галине Борисовне в ложу. На тот момент у меня было уже предложение от одного из московских театров, и я практически уже согласилась, но всё-таки сомневалась. А тут – такой случай. Я набралась храбрости и посоветовалась с Галиной Борисовной, потому что она – авторитет невероятный, и не только для меня… Она выслушала и сказала: «Иди, только на премьеру не забудь позвать». Я сказала: «Хорошо» – и полетела домой, к родителям. А через неделю вдруг раздаётся звонок – меня приглашают в «Современник». И не просто – мне нужно ввестись в спектакль «Три сестры». Тот самый, который я смотрела и которым восхищалась. Всё бросила, конечно, и помчалась. Ощущение праздника помню до сих пор: мало того что в «Современник», так ещё и к Чехову. Остальное уже ни имело значения.
– В кино вам, я так понимаю, классики не хватало.
– Да. Я всегда недоумевала: почему я так люблю и понимаю классику, а она меня почему-то не любит. Все роли… какие-то ровные, плоские, без… Нет, я не жалуюсь, у меня были хорошие роли в кино, но я завидовала всем, кто играл Достоевского и Чехова.
– Не пожалели, что ушли из кино?
– Первые мои мысли были такие: как же в кино мне свободно-то было! Хочу – снимаюсь, не хочу – не снимаюсь. Хочу – лечу куда-нибудь, не хочу – дома сижу с ребёнком. А театр – это добровольное такое заточение, несвобода по любви. Но с кино я окончательно отношения не разорвала. Продолжаю сниматься. Вот скоро выйдет замечательный фильм «Однажды в Ростове» Константина Худякова. 24 серии про то, как в конце 1960-х годов ловили банду Толстопятова. Я играю певицу, которая поёт перед сеансами в кинотеатрах.
– Скажите, перемена кино на театр – процесс болезненный?
– Да. Для меня всё было сложно, незнакомо. Я не знала, что театр потребует полной отдачи, займёт всю мою жизнь, всю меня. И когда это началось – репетиции, спектакли, репетиции, спектакли, премьеры, опять репетиции, – в моём организме началась грандиозная перестройка. Внутренний мой союзник, а он очень ленивый, сказал: «Что-о-о-о-о? Репетировать?! Какой кошмар!» И я каждый день выходила на кулачный бой со своей ленью. У меня ведь не было привычки репетировать, запускать в мозгу какой-то длительный процесс. Думала – как это играть-то? Одно и то же много раз… И, скажу я вам, то, что ты сразу начинаешь на сцене какое-то наслаждение получать, – чушь. Сначала – работа. Я не настолько талантлива, чтобы на меня сразу всё сыпалось.
– Вот про лень не могу поверить, как хотите…
– При всей моей жажде жизни я очень редко предпринимаю какие-то активные действия. Всегда больше представляю, воображаю, мечтаю, чем делаю. Как-то услышала, как Александр Градский в одном из интервью сказал: «Слава – это такой солнечный зайчик. Можно всю жизнь за ним бегать по лесу, а можно сесть на пенёк и ждать, когда он тебя коснётся». Я определённо из тех, кто сидит на пеньке.
– Время прошло, и сейчас вы заняты в шести спектаклях «Современника». Один из них – «Осеннюю сонату» Бергмана – вы показали в Петербурге. Не боялись, что спектакль будут сравнивать с фильмом?
– Не нужно вспоминать фильм Бергмана. Потому что театр не может позволить себе того, что позволяет кино. Мы постарались сделать немного другую историю, в которой, как в жизни, перемешалось всё – и грустное, и смешное. Знаете, как в семье бывает: самые близкие ссорятся, начинают кричать, друг в друга кидаться, чуть ли не до драки доходит. У них драма, а со стороны – обхохочешься.
– Жизнь вашей героини – сплошной кошмар. Ребёнок умер, с мужем понимания нет, с матерью конфликт. За что всё это?
– Я всё время пыталась защитить свою несчастную Еву, которую все считали каким-то исчадием, ужасом, человеком, не имеющим право жить. Занудой, которая не умеет устраиваться в жизни. Вообще работа над спектаклем была чудовищно сложная, и я помню наши прекрасные репетиции, которые состояли из битв не на жизнь, а на смерть – между нами и режиссёром (Екатериной Половцевой. – Прим. ред.), между мною и Мариной Мстиславовной (Неёловой. – Прим. ред.) и всеми актёрами. Я всем объясняла, что Ева – совершенно не материальный человек. Она не знает, кто она, её всю жизнь кидает, она балансирует на этой тончайшей грани – материального и нематериального. Знаете, бывают такие люди – они видят мир иными глазами. Ева встречает мать в особенно сложный период своей жизни и понимает, что она никогда никого в жизни не любила больше, чем мать, но никогда не получала от неё столько любви в ответ, сколько ей было нужно. И вся её неуверенность – от матери. Нехватка любви, неумение самой отдавать любовь – вечная удавка на её шее. В результате мы не знаем, чем дело окончится, – уйдёт ли Ева из жизни или смирится со своим существованием…
– Словом, в конце не точка, а многоточие.
– Оно мне нравится. Оно естественное такое. Я очень люблю Бергмана за эту бездонность и глубину. Я пересматривала фильм без конца, – никогда не думала, что со мной это произойдёт. До работы в этом спектакле мне было всё равно, играл ли до меня кто-то эту роль или нет. Даже интересно было, смогу ли я найти что-то новое, ещё не открытое. Такой азарт, спортивный интерес появлялся! Поэтому думала – ну посмотрю этот фильм с удовольствием, всё равно сделаю по-своему.
Но когда села смотреть «Осеннюю сонату», меня как в чёрную трубу засосало. И я смотрела это кино ещё и ещё. Образовалась воронка: у-у-у-у-уть!.. Причём у меня уже было своё представление о Еве, но оно, как выяснилось, не совпало ни с Бергманом, ни с режиссёрским решением. И я еле-еле с ним вписалась в спектакль. Там есть один монолог, на котором я первое время чуть не теряла сознание, ничего не могла с собой поделать. В человеческую простую логику он никак не укладывался. Такая неправильная кардиограмма, ритм, который всё время может сбиться. Как траектория полёта бабочки, когда не знаешь, куда она выпорхнет в следующий момент…
– И всё-таки – удалось найти в этой роли что-то новое?
– Нет, ну как… Могу только надеяться. Для меня высшее наслаждение, когда я могу выйти за рамки дозволенного, придуманного и отрепетированного. Когда неожиданно происходит открытие. Этот момент длится недолго, всего несколько секунд... Такое счастье на сцене дают мне «Три сестры» Чехова и «Осенняя соната» Бергмана.
– Алёна, теперь-то можно сказать, что период ученичества в театре для вас закончился?
– Я как в школе сейчас, а раньше была в детском саду. Каждый спектакль, пусть даже и отрепетированный, – новый урок для меня. Возможно, школа скоро закончится, начнётся… ну я не знаю… институт. Но, знаете, мне учиться нравится, очень...
Беседовала Эльвира Дажунц, Москва–Петербург
