«Телезритель ценит обоснованную резкость»

 

По случаю 15-летия аналитической программы «Постскриптум» её автор и бессменный ведущий Алексей Пушков размышляет о том, как в эти годы менялись страна и мир

Если через 15 лет после своего первого выхода на экран телепередача по-прежнему собирает большую аудиторию, значит, она нужна людям. С полной уверенностью такое можно сказать об аналитической программе «Постскриптум» на ТВЦ – редком примере не просто телевизионного долгожительства, но и того, как серьёзными политическими сюжетами можно заинтересовать массового зрителя. В этом несомненная заслуга её автора и ведущего, а с 2011 года ещё и руководителя Комитета по международным делам Государственной думы Алексея Пушкова. Выпускник МГИМО, он в конце 1980-х годов писал аналитические записки и речи для Михаила Горбачёва и других руководителей страны. В середине 1990-х занимал пост заместителя генерального директора ОРТ и был свидетелем информационных войн между Борисом Березовским и его конкурентами. Запустив в 1998 году программу «Постскриптум», Пушков оказался одним из первых ведущих на российском ТВ, кто начал последовательно выступать с критикой внешней политики Бориса Ельцина, олигархической модели капитализма и социальной безответственности чиновничества. Сегодня Алексей Константинович размышляет на страницах «НВ» о том, как в последние пятнадцать лет менялись Россия и окружающий мир и как эти изменения отражались в его передаче.

«Мои телеколлеги говорили: «Вас же закроют!»

– Когда я сейчас вспоминаю о своём появлении на ТВЦ и рождении программы «Постскриптум», я не устаю удивляться тому, насколько история проходит через наши жизни. В середине 1990-х годов я работал в руководстве ОРТ (нынешний Первый канал), занимался общественными и международными связями канала – то есть находился на чисто административной должности. При этом мне, как главе пресс-службы ОРТ, доводилось брать интервью у крупных зарубежных политиков того времени – канцлера ФРГ Гельмута Коля, министров иностранных дел Франции и Великобритании, генсека НАТО Хавьера Соланы и других фигур подобного ранга. Поэтому в какой-то момент у меня родилась идея: «Почему бы от отдельных бесед не перейти к собственной аналитической программе?»

На дворе стоял 1997 год. В то время на ОРТ заправляли всего два человека: Борис Березовский и его первый заместитель по финансам Бадри Патаркацишвили. Официально считается, что Бадри умер от инфаркта в Лондоне, хотя, учитывая его роль главного оппозиционера в Грузии и репутацию жёсткого противника Михаила Саакашвили, с трудом верится в такую случайную смерть от разрыва сердца. Несмотря на то что Патаркацишвили мало занимался программной политикой ОРТ, у нас с ним были напряжённые отношения. Что неудивительно: человеку из научно-дипломатического мира сложно найти общий язык с человеком, пришедшим из криминально-предпринимательской среды. Даже с Березовским было проще иметь дело: он всё же был математиком, членом-корреспондентом РАН, получившим своё звание ещё в советские времена, и он умел общаться с людьми этого круга.

Когда план моей программы одобрил генеральный директор ОРТ Сергей Благоволин, я обсудил его с Березовским. Тот сказал: «Такая передача хороша для телевидения будущей России. А сейчас в стране сохраняется революционная ситуация. Поэтому мне нужна программа для уничтожения моих политических противников». В итоге Березовский нанял «телекиллера» Сергея Доренко.

К 1998 году внутренняя ситуация на ОРТ обострилась до предела. Борис Березовский очень остро атаковал Евгения Примакова и Юрия Лужкова. На это работал Доренко и весь канал. А поскольку именно Благоволин пригласил меня на ОРТ, я вскоре ушёл вслед за ним. После этого правительство Москвы предложило мне сделать свою программу на тогда ещё совсем молодом телеканале ТВЦ. Интересно, что в тот же самый день, когда мне поступило предложение, Евгений Примаков пригласил меня возглавить Управление внешнеполитического планирования МИДа. Но я уже настроился на собственную телепрограмму и принял предложение ТВЦ. 7 июня 1998 года в эфир вышел первый выпуск «Постскриптума».

Наша передача достаточно быстро завоевала популярность и доверие среди телезрителей. Программа разительно отличалась от всего того, что тогда существовало на либеральном российском телевидении. В ней я излагал свои собственные взгляды, которые шли вразрез с тем настроением, которое доминировало тогда на ТВ. А причина была в том, что с 1993–1994 годов я превратился в убеждённого оппонента Бориса Ельцина. Тогда же я начал выступать с жёсткой критикой его внешней политики, причём не только в России, но и за рубежом – от The New York Times до европейской и даже японской печати. Предложения выступить со статьёй мне тогда поступали отовсюду. Когда Ельцин ничего не противопоставил бомбёжкам Югославии со стороны НАТО, в «Независимой газете» появилась моя статья под заголовком «Отвращение». В ней я суммировал своё отношение к международному курсу, который вёл страну к добровольной зависимости от Запада.

Так получилось, что чувство отвращения помимо меня стало овладевать всё большим числом людей в России. Причём это касалось и внутренней политики Бориса Ельцина. Общество испытывало отвращение к тому, что узкая группа людей с дозволения власти разворовывала национальное достояние, а олигархи открывали ногами двери во все кремлёвские кабинеты. Отвращение к тому, что, пока глава страны большую часть времени проводил в кремлёвской больнице, «работая с документами», Россией правила нелегитимная группы людей под названием «ельцинская семья». Отвращение к незаконной приватизации, разграблению национального достояния, дикому рынку, разгрому промышленности и вывозу денег в офшоры. По подсчётам работавшего в те годы в России американского журналиста Пола Хлебникова, только за первые годы ельцинского правления наша страна с точки зрения человеческих ресурсов и экономического потенциала потеряла больше, чем за всё время Великой Отечественной войны.

С первых месяцев своего существования программа «Постскриптум» стала частью нараставшего в обществе движения отторжения ельцинской политики и «реформаторского» курса. Более того, она его и формировала, переводя с чисто эмоционального уровня на осмысленный, политически значимый. Я стал своего рода диссидентом на либеральном телевидении того времени. Недаром мои телевизионные коллеги мне часто говорили: «Так нельзя, вас же закроют!» Но зрители воспринимали такую критику с благодарностью, а руководство ТВЦ ей ничуть не препятствовало. В итоге «Постскриптум» прочно утвердился в сетке вещания и сознании широкой зрительской аудитории.

«Общество больше не может терпеть коррупцию»

Но всё течёт, всё меняется. То, что в 1998–1999 годах вызывало оторопь, к 2003–2004 годам превратилось в доминирующее направление на российском телевидении: из диссидентской передачи «Постскриптум» перешёл в «мейнстрим». К середине 2000-х та идеологическая платформа, с которой мы стартовали, уже была широко принята, а исповедуемая программой идеология сильного государства стала доминирующей в России. Но хотелось бы подчеркнуть, что именно «Постскриптум» первым на российском телевидении поставил под вопрос весь курс Ельцина и его наследие, а на других каналах пошли этой дорогой уже после нас.

Впрочем, наша политическая, экономическая и социальная реальность до сих пор даёт немало поводов для недовольства. Да, у нас совершенно другой президент, Россия идёт независимым международным курсом и укрепляет своё влияние за рубежом. Значительно улучшилась бюджетная и социальная политика – пенсионеров больше никто не называет, как это делали реформаторы, ненужным «социальным балластом» Но, к сожалению, Россия всё ещё не до конца вышла из ельцинской эпохи. Многие болезни того времени продолжают цвести и сегодня. Парламентские и президентские выборы 2011–2012 годов недвусмысленно показали, что население сейчас больше всего интересуют вопросы социальной справедливости, борьба с коррупцией, неэффективность чиновничьего аппарата и плохое качество медицинского обслуживания. Как гражданин и как журналист, я не могу оставаться безучастным к этим темам и поэтому решил их резко усилить в своей программе.

Да и как можно молчать, если здравоохранение с упорством, достойным лучшего применения, переводится на коммерческие рельсы? Причём платная медицина становится настолько чудовищной, что сами чиновники остерегаются лечиться в коммерческих клиниках. Ещё бы – в них высока вероятность получить укол не того вещества и умереть на больничной койке, заплатив при этом бешеные деньги! Эта безнравственная коммерциализация здравоохранения, которая вытекает напрямую из либеральной идеологии, не может не возмущать.

Не меньшее возмущение вызывает и сознательная политика Минздрава по закрытию роддомов в городах и селениях, где живёт по 6–7 тысяч человек. Отныне женщинам предлагают ехать за 200 километров в областной центр, где лучше условия, и рожать там. Такую политику считаю недопустимой, о чём не раз говорил в эфире. Надо не закрывать роддома, а создавать новые, пусть и небольшие, и давать женщинам возможность рожать в человеческих условиях! А то как у нас получается? С одной стороны, мы всё время говорим о желании улучшить демографическую ситуацию, а с другой – подрываем элементарные условия для её улучшения. Выходит, что государству не нужны будущие дети, раз оно готово допустить, чтобы дети умирали при родах, а матери рожали на полках в плацкартных вагонах, как это происходило в годы Гражданской войны.

Большое число претензий у граждан накопилось и к судебной системе, и это тоже находит отражение в «Постскриптуме». Когда в Иркутске молодая дама в положении сбивает двух девушек, после чего ей выносят приговор с 14-летней отсрочкой, это, естественно, вызовет негодование. Да, она беременна, но давайте говорить прямо: отсрочку ей дали потому, что она – дочь главы местного центризбиркома. При этом других беременных женщин у нас судят по полной программе, давая за менее серьёзные правонарушения гигантские тюремные сроки!

Наши люди моментально реагируют на явления, которых в здоровом государстве быть не должно, и естественным образом требуют справедливости. Вспомните убийство Егора Свиридова дагестанцами, когда всех, кроме одного участника преступления, отпустили. Что потом устроили фанаты «Спартака»? Сначала 2000 человек перекрыли Ленинградский проспект, а через пару дней уже 10 тысяч вышли на Манежную площадь. Люди всегда реагируют крайне остро и болезненно, когда чувствуют, что попираются принципы справедливости.

К 2011–2012 годам общество пришло в такое состояние, когда оно больше не может терпеть застарелые болезни ельцинской эпохи и требует их скорейшего лечения. И если не получится медикаментозно, то пусть это произойдёт хирургическим путём. Как говорил Владимир Путин: «Где посадки?». У нас такая страна – пока не начнут сажать, ничего в обществе и государстве не сдвинется с места. В этом смысле вызывает изумление ситуация, когда в течение долгих месяцев следствие не могло разобраться, виновен или не виновен экс-министр обороны Анатолий Сердюков. И это – в ситуации, когда ком уголовных дел вокруг «Оборонсервиса» растёт как на дрожжах. А тем временем главная подозреваемая разгуливает с браслетом на ноге по бутикам Chanel и делает дорогостоящие покупки… Мы не можем не реагировать на это в нашей программе.

«Мы сочетаем и жёсткость, и дипломатичность»

Поскольку мне всю жизнь довелось профессионально заниматься международными отношениями, в программе «Постскриптум» мы традиционно уделяем большое внимание внешнеполитическим вопросам. Но не всем телезрителям подобные сюжеты кажутся приоритетными. Один телезритель как-то написал мне в Twitter, что его интересуют проценты Навального на выборах мэра Москвы, а война в Сирии ему до лампочки.

Что тут скажешь? Сегодня Сирия кажется некоторым такой далёкой и как бы «не про нас», но на самом деле происходящие там события имеют самое непосредственное отношение к России. Ведь если вы не занимаетесь политикой, то политика однажды займётся вами. В 1933 году большинство французов тоже считали, что приход Адольфа Гитлера к власти в соседней Германии не имеет к ним, французам, никакого отношения. Но в 1941 году, когда нацисты оккупировали Францию, население страны вдруг прозрело и поняло, что появление на политической сцене этого, мягко говоря, своеобразного руководителя касалось их с самого начала. Поэтому считать войну в Сирии второстепенным для России событием кажется мне глубоко неверным.

К сожалению, война по своей логике – явление заразное: она имеет обыкновение переходить с одной территории на другую. В той же Сирии боевые действия между шиитами и суннитами, которых поддерживают Саудовская Аравия и Катар, уже распространяются на соседний Ливан и Ирак. Но кто может с уверенностью сказать, что сирийский конфликт однажды не перебросится в Россию? У нас ведь проживает огромное количество мусульман в Поволжье и на Северном Кавказе, где уже развивали активность представители различных экстремистских организаций из стран Ближнего Востока. К примеру, «чёрный араб» Хаттаб, главный финансист войны в Чечне, являлся подданным короля Саудовской Аравии. Так что нас исламский радикализм уже затрагивал, и не один раз.

Помимо внутренней и внешней политики мы уделяем в нашей программе всё больше внимания истории, поскольку она крайне важна для формирования психологии и идеологии нации. Ведь чтобы страна обладала адекватной национальной идеей, народ должен знать и правильно интерпретировать своё прошлое. Однако сегодня вокруг истории идёт нешуточная борьба, и не только у нас, но и в Европе и США. Стремясь трактовать события прошлого в угоду политической конъюнктуре, западные учёные активно продвигают тезис о том, что во Второй мировой войне победила Америка, а СССР выступал на вторых ролях. И вот уже в России выходят учебники истории, в которых сражению при Эль-Аламейне в песках Триполитании отводится целая страница, а Курской битве – треть печатного листа. Искажённым трактовкам подвергаются события в Прибалтике и странах Восточной Европы.

В последние годы дошло уже до того, что СССР ставится на одну доску с гитлеровской Германией как воплощение мирового зла. Но когда подобные слова звучат из уст европейских политиков, мне всегда хочется напомнить: половина «толерантной» Европы в своё время вольготно чувствовала себя под властью Третьего рейха. Париж в первой половине 1940-х годов жил, как и прежде, припеваючи: работало кабаре «Мулен Руж», светская жизнь била ключом, а очаровательные француженки охотно сопровождали немецких офицеров и брали у них деньги на покупку новых чулок. Но после того как мы освободили Европу от нацистской оккупации, европейцы быстро «перекрасились» и вошли в антигитлеровскую коалицию. И теперь они предъявляют нам исторические претензии! Интересно, на каких основаниях?

Многие говорят, что порой я слишком резко высказываюсь в своей программе. Однако телезритель ценит обоснованную резкость, когда она построена на фактах, а не на пустом месте. Ведь необоснованную резкость люди чувствуют за версту, видят в ней желание им понравиться и в конечном итоге ставят не слишком высоко.

Как бы то ни было, я не стараюсь потрясти зрителя скандальностью. И среди отзывов о «Постскриптуме» мне не раз доводилось слышать, что программа получается выдержанной и взвешенной. Мы демонстрируем не просто сумму оценок, призванных поразить людей нарочитой яркостью, а опираемся на интеллектуальное осмысление происходящего. Таким образом, нам удаётся сочетать и дипломатичность, и жёсткость – там, где это оправданно.

 

(Окончание – в следующем номере)

Подготовили Михаил Тюркин, Екатерина Портнова. Фо­то из архива телепрограммы «Постскриптум» на ТВЦ