Игорь Скляр: «Наступило время дилетантизма»

Известный актёр – о том, он как избавлялся от образа «белозубого парня с гитарой»

Подойдя к калитке дома народного артиста России Игоря Скляра, я увидела табличку: «Осторожно – собака!» Струсив, невольно сделала шаг назад и позвонила по телефону: «Игорь Борисович, я уже у калитки с надписью: «Осторожно, злая собака». Что мне дальше делать?» – «Там нет слова «злая», – поправил меня хозяин дома. – А гости обычно звонят в звонок». Я нажала на кнопку, и в доме тут же раздался громкий (и даже грозный) лай собак. На улицу выскочили две рыжие таксы. Старательно обнюхав, потеряли ко мне всякий интерес. Так началось моё знакомство с четвероногими обитателями дома в Павловске. За всё время интервью с хозяином они ни разу не помешали. За что им отдельное спасибо.

– Игорь Борисович, чтобы завести свой дом, нужно или иметь достаточно средств, чтобы нанимать специалистов, которые бы всё делали, или уметь делать что-то самому. Вы умеете прибить, смастерить?

– Да. Когда есть время, я занимаюсь этим с удовольствием. Сейчас времени нет, поэтому чаще прибегаю к помощи чужих рук. Хотя 18 лет назад, когда мы только начинали строить этот дом, всё, что мог, делал сам. Иногда слышу разговор прохожих: «Какой дом симпатичный!» Но я-то знаю все его недостатки, все его трещинки и так далее. Когда строишь – во всё вникаешь! На этот дом заработал сам. В смысле попрошайничества и компромиссов совесть моя относительно спокойна. Я не стану работать там, где мне не интересно, только ради того, чтобы заработать кучу денег. Все плохие сценарии я сжёг в своём камине.

– Как в вашей жизни появились таксы?

– Глупо, имея дом, не иметь собак. У них разница в год: одному шесть, другому – пять лет. Тиль и Дак. А вместе Дактиль получается. Если бы ещё был третий – лабрадор Птеро, – то они бы были ПтероДакТили. На третью собаку домочадцы не соглашаются, говорят, хватит двух.

– А какая живность у вас ещё есть?

– У нас ещё есть пруд с рыбами. Экзотических мы потихоньку переселили, потому что с ними зимой всегда проблемы возникали. Мы их отдали в ресторан, они там плавают в большом аквариуме. Остались наши природные караси из соседней речки. Очень люблю лошадей и собак. У меня есть двухлетний жеребец. По человеческим меркам ему лет 13–14. Пацан! Ещё есть корова… В общем, сам себе нахожу приключения. Во мне, как и в каждом, заложено стремление к познанию мира. Только большинству свойственно не расширять познания, а находить то, что может доставить всё новые и новые удовольствия.

Например, купил ты себе машину, о которой мечтал. Через месяц мечта становится обыденностью, а ещё через два надоедает. И тебя уже тянет купить более совершенную машину. И так во всём. Стремление человечества всё к новым удовольствиям – пагубно. Главное, чего не хватает нынешнему человечеству, – способности к самоограничению. Помните, как писал Достоевский: «Широк русский человек. Надо бы сузить». Имея нынешние мозги и возраст 16 лет, я бы, наверное, занялся нейрофизиологией. Человеческий мозг, как и глубины океана, мало изучен. Я понимаю, что это попытка взять на себя функции Создателя. Попытка тоже довольно спорная. Одним словом – диалектика…

– Когда вы уезжаете на гастроли, скучаете по собакам?

– И по собакам в том числе. Я вообще по этому дому скучаю. Хотя когда долго нет гастролей, то возникает тревога: что это я на месте сижу? Я привык куда-то лететь, стремиться, успевать… А когда уезжаю, то через неделю-другую уже домой хочется.

– Наверняка кроме обычных прогулок вы ещё как-нибудь общаетесь с собаками. Как это проходит?

– Мы «на охоту» ходим. У нас есть все охотничьи дипломы, которые положены. Раз в неделю или две Дак и Тиль обязательно ходят на тренировки, притравки. Раньше охотились на кротов в парке. Теперь гоняют ежей по участку. То есть им есть чем заняться. Хотя иногда, когда мои ДакТили лежат и своими почти человеческими глазами смотрят на меня, я вижу такую тоску! Кажется, им так хочется поозорничать. У нас куча всяких мячиков, пищалок. Дак и Тиль так замечательно научились из любой игрушки выгрызать именно пищалку.

Они очень дотошные, при этом очень умные. Старший Тиль, когда рос, грыз ботинки. Когда строго скажешь ему: «Нельзя!» – он перестаёт, но находит другое развлечение, про которое ещё не было сказано: «Нельзя». Например, шнурки. Одно время у нас со шнурков были сгрызены все наконечники. Опять приказ: нельзя! Тиль смирился и с этим. Зато летом он нашёл тапки-вьетнамки, у которых одна дуга держится за счёт такой пупочки на подошве, и сгрыз эту пупочку. Да как аккуратно! Тапки с виду целы, а пользоваться ими нельзя. Таксы виртуозно делают каверзы благодаря своему недюжинному таксячьему уму. И при этом они такие потешные! И телосложение смешное. Ноги короткие, грудь колесом, а сколько достоинства в глазах и позе! Старшего хоть вверх ногами переверни – он всё равно на тебя смотрит как будто сверху вниз.

– Понимаю, что глупо спрашивать: как вы себя чувствуете в качестве народного артиста? И всё же… Что изменилось в вашей жизни после присвоения звания народного?

– Ничего не изменилось. Я думаю, что, если бы были живы мои мама и отец, для них это был бы повод порадоваться, погордиться, накрыть стол. Потому что для людей, рождённых задолго до войны, звание народного артиста значило много. 

– Всегда ли роли, которые сделали актёра известным, можно назвать ролями, которые изменили жизнь? У вас они совпадают?

– Я не думаю, что роли меняют жизнь. Это не так. Это человек выбирает те роли, которые ему необходимы и близки. Песня «Комарово» жизнь изменила, хотя это было чистое баловство. Мы записали с Игорем Николаевым несколько песен, а «Комарово» до сих пор просят спеть в каждом концерте, а иногда в спину слышу: «Смотри-ка, «На недельку до второго» пошёл!» У меня есть роли и песни, по которым меня узнают большинство зрителей, но для меня они не так уж дороги. А есть работы, которые значительны для меня, глубоки и важны, но их мало кто знает: «Батальоны просят огня» Александра Боголюбова, «Романовы. Венценосная семья» и «В круге первом» Глеба Панфилова, «Год собаки» Семёна Арановича. Я очень ценю работу с профессионалами. Прежде всего мне важно с режиссёрами работать, а не дружить или тусоваться. Хотя есть люди, которые затевают съёмки или спектакль, чтобы дружить: разбить палатку, съездить на море... – посиделки, чтобы сплотить коллектив. Последние тридцать лет повсеместно наступило время воинствующего дилетантизма. Отсюда незнание предмета видно всегда и везде. А профессионализм – это знание предмета и увлечённое занятие им.

– Вы относитесь к тем редким актёрам, у которых всегда была работа: в театре, кино, на эстраде. Год за годом. Вы производите впечатление баловня судьбы, счастливчика, всеми любимого. Были ли у вас трудные периоды?

– Когда я впервые в 1988 году попал на Запад, да ещё и в Париж, то подумал, что вся наша жизнь – помойка и прожита зря. Вот там – это жизнь! Но только спустя годы, объездив полмира, понял, что везде есть свои проблемы. Просто они другие, не такие, как у нас. Но они есть! А то, что кажется внешне, то это скорее обёртка, этикетка. На заборе тоже много чего написано, а там дрова. Вы сказали, что меня все любят. Как говорила моя мама: все пойдут топиться и ты с ними? Все – это никто. А если любовь выражается в том, что пятнадцатилетние девочки пишут письма с просьбой познакомиться и прислать фотографию, то это не любовь. Они увидели экранного героя и думают, что это я. А это лишь часть меня. А я разный.

По-моему, художник только тогда и интересен, когда он рассказывает о себе, но разном. Только тогда он может вызвать понимание и сочувствие. Я не безоблачный счастливчик, как это может показаться. Живу довольно напряжённой жизнью. Волнуюсь, когда у меня нет работы. Были четыре года, когда я не снимался принципиально, потому что меня видели только в одном качестве: улыбчивого симпатяги. А мне уже хотелось иных миров… Миров Томаса Манна, Достоевского, Кнута Гамсуна, Шукшина. И я отказывался от всего, где видел откровенный намёк на белозубого парня с гитарой. Когда в 1986 году журнал «Огонёк» вышел с моим улыбающимся портретом на обложке и с подписью «лучшая улыбка Советского Союза», первые минуты было приятно. А потом понял, что симпатичная внешность – это не моя заслуга, а моих родителей.

Скучно, когда всё время эксплуатируют только твои внешние данные. И хоть я человек улыбчивый, но после выхода этого журнала даже перестал улыбаться. Выбирал материал, где есть содержание, смысл, человеческие отношения и вообще правда жизни. Реальная, а не придуманная. Иногда думаю, что мне в жизни примерно одинаково везло и не везло. Иногда думаю, что не везло больше. Иногда наоборот. Диалектика…

 

Беседовала Елена Серова