«Не хотим идти на поводу у бренда»

 

Директор музея-заповедника «Царское Село» Ольга Таратынова считает, что Агатовые комнаты интереснее и ценнее Янтарной

«Царское Село» – музей-заповедник, как теперь принято говорить, знаковый, давно уже работающий как хорошо отлаженный механизм. Поэтому после скоропостижной смерти Ивана Петровича Саутова, более двух десятилетий возглавлявшего этот музейный комплекс, в списке потенциальных директоров оказались и руководители других больших музеев, и крупные чиновники. Однако коллектив обратился в Министерство культуры России с просьбой назначить директором Ольгу ТАРАТЫНОВУ, на тот момент – первого заместителя председателя КГИОП, вдову Ивана Саутова. И вот уже пять лет она успешно руководит музеем, и подчинённые не пожалели о своём письме.

– Ольга Владиславовна, нынешний год для «Царского Села» оказался необычайно продуктивным. Открыты Агатовые комнаты, презентован музей Первой мировой войны – даже названа дата открытия: 1 августа 2014-го. И это в то время, когда только и слышишь: кризис, кризис!

– В нынешнем году у нас снова повысилась посещаемость, хотя в прошлом мы испытывали большую тревогу и всю осень спорили о том, как сократить число посетителей Екатерининского дворца, потому что он элементарно перегружен. Нам казалось, что 2012 год по посещаемости был запредельным. У нас в «Царском Селе» совершенно парадоксальная ситуация, наверное, ни в одном другом музее России такой нет. Когда к нам приходит туроператор и говорит: «В августе наша компания привезёт тысячу человек», мы возражаем: «Нет, 500!» – «Да вы что!» И приходится объяснять: мы ограничиваем вход не из прихоти, а потому, что «перегруз» губителен для интерьеров Екатерининского дворца.

У нас узкая и тесная анфилада, по которой все движутся в одном направлении – в сторону Янтарной комнаты. Разве что в окна не лезут, чтобы её увидеть. Она – наш бренд, который сейчас нас, мягко говоря, немножко озадачивает. Конечно, мы радовались, когда попали в пул самых посещаемых музеев города. Кто бы откуда ни приехал в Петербург, все обязательно идут в Эрмитаж, Исаакиевский собор, едут в Петергоф и к нам. Но сегодня наша задача – не идти на поводу у бренда Янтарной комнаты, который возник в 2003-м, сразу после её открытия. Мы пытаемся заинтересовать людей чем-то иным, не менее интересным и значимым. Определённым образом и логистику выстраиваем. В прошлом году приняли 2,2 миллиона посетителей, в этом  только на октябрь – 2,6. Да, в этой цифре значительную долю занимает Екатерининский дворец, но всё больше посетители обращают внимание на относительно новые объекты: Александровский дворец, который мы открыли в 2010-м, Белую башню, воссозданную в 2012-м. Нынешней осенью у нас появился бриллиант – Агатовые комнаты. Это действительно рукотворное чудо – чудо света! Драгоценность! И в прямом смысле тоже. Из семи помещений два отделаны разными видами уральской яшмы от пола до потолка. Интерес к этому шедевру уже огромный. Но с Агатовыми комнатами нам приходится быть осторожными. Это очень хрупкий объект, он не для столпотворения. А с другой-то стороны, если бы вы знали, как нам хочется эту драгоценность показать как можно большему числу людей! И я чувствую внутреннее ликование, когда мне говорят, что в Агатовые комнаты очередь стоит.

– У Янтарной комнаты более чем полувековая легендарная история…

– Когда я где-то за границей говорю, что работаю в Царском Селе, случается – никакой реакции. Люди не знают, что это такое. Но если я уточняю: «Вы, наверное, слышали: amber room?» – все сразу оживляются, глаза начинают блестеть: «Да? Правда?..» И хотя Янтарная комната наш бренд, конечно же с исключительной триллерной историей (исчезновение, попытки найти, прочее), надо понимать: то, что вы видите, – новодел. Это памятник нашим мастерам.

– Вы хотите сказать, что нынешние янтарных дел мастера сами себе?..

– Да-да, это памятник, который они при жизни себе сделали. Что является ярким подтверждением их высочайшей квалификации. Воссоздание Янтарной комнаты тоже имеет свою четвертьвековую историю. Сложилась команда уникальных мастеров, люди отдали часть жизни этой работе.

– Я старался следить за историей поисков и воссоздания Янтарной комнаты. По одной из версий, искать её давно уже бессмысленно, так как янтарь недолговечен, и, если не были обеспечены необходимые условия хранения, она уже либо рассыпалась, либо близка к тому. А вдруг сохранилась, и её сейчас нашли бы! Как бы вы поступили?

– Первым делом, забрали бы её в наш музей. А потом бы решили, что делать. Думаю, мы бы нашли место, где выставить оригинальную комнату. Но я абсолютно уверена, что у неё был бы неэкспозиционный вид. Когда-нибудь Янтарную комнату найдут, но, думаю, не целиком, а по частям. Потому что флорентийскую мозаику из Янтарной нашли в Германии в одном месте, шкафчик – в другом. Не исключено, что она была раскассирована. Если янтарные панели лежат в ящиках, пусть даже и в сухих штольнях, я абсолютно уверена, что за семь десятилетий без надлежащих условий янтарь в кондиционном виде не сохранился. Он довольно хрупкий (это ж смола!) и требует постоянного, чуть ли не ежедневного, ухода. Вряд ли можно будет вытащить даже какую-нибудь одну стену целиком для экспозиции. Но повторяю: если Янтарная комната найдётся, мы решим, где экспонировать. Было бы что показывать.

Агатовые комнаты, на мой взгляд, ценнее Янтарной комнаты. Но упаси господи, чтобы столько же посетителей устремлялось туда, как летом в Янтарную. Агатовые комнаты – это оригинал, чудом уцелевший. Даже полы подлинные. Паркеты ХVIII века! Такое чрезвычайно редко где встречается. Поверьте, я занималась реставрацией и знаю: паркет – самая уязвимая часть любого интерьера. Если это ХVIII век, его вообще хорошо бы закрыть ковром и никому не показывать! Но мы стараемся всё-таки показать. Мы сами – и я, и мои коллеги – когда-то смеялись над войлочными тапками. Иностранцы приезжали лет двадцать назад и фотографировали их, снимали на камеру: вот, мол, Россия – отсталая, лапотная. А сейчас мы пришли к выводу, что ничего лучше для сохранения паркета не придумать. Наши войлочные тапки, конечно, теперь другие, более эстетичные.

– Объясните, пожалуйста, почему именно Царскосельский музей-заповедник занялся историей создания музея Первой мировой войны.

– Мы создаём первый в современной России музей Первой мировой, это правда. Надеюсь, он будет не единственным. Но едва ли кто-то ещё успеет к 1 августа 2014 года.

Первая мировая обойдена вниманием. Я в школе хорошо училась, практически на отлично, и некоторые уроки истории помню до сих пор. Но, убей меня, я тогда так и не поняла, чем закончилась Первая мировая война для России. Россия по политическим причинам – революции, Гражданская война, Брестский мир – выпала из обоймы победителей и не пожала плодов победы, ради которой погибли больше миллиона наших соотечественников. Было какое-то странное замалчивание этой военной кампании.

– Кому принадлежит идея создания музея?

– Так история распорядилась. Николай II, живя с семьёй в Александровском дворце, задумал создать в Царском Селе музей воинской славы, в основу которого, как это часто бывает, легла частная коллекция. Коллекция одной довольно скромной женщины, вдовы брата известного мецената. Фамилия её – Третьякова. Елена Андреевна всю жизнь коллекционировала предметы русской воинской славы: средневековые шлемы, разное оружие… Елена Андреевна показала свою коллекцию императору. Он и предложил сделать музей. В мае 1913-го заложили. Через год с небольшим началась война, и Николай II велел везти в этот музей трофеи. Новых экспонатов набралось столько, что он стал музеем Великой войны, как её называли. Открыли его в 1917 году. В 1918-м закрыли. Находился он рядом с Александровским дворцом, в здании Государевой ратной палаты. В 2008 году нам передали не только дворец, но и прилегающую территорию с Ратной палатой. С оговоркой: под музей Первой мировой войны. Такая идея уже тогда была.

– И всё же… По крайней мере кто-то должен был озвучить эту идею.

– Идеолог создания нового музея – наш сотрудник, начальник военно-исторического отдела Георгий Введенский. Мы разработали проект, начали искать деньги. А в конце 2011 года Министерство культуры попросило сообщить, есть ли у нас какие-то артефакты, связанные с Первой мировой войной, – приближается столетие её начала. Я написала: вообще-то мы уже делаем такой музей. Министерство проявило неподдельный интерес к его созданию, и у нас появилась возможность ускорить работы. Иначе мы бы закончили году так к 2015–2017-му.

– В экспонатах недостатка нет?

– Уже купили кое-что за счёт музея, около 5 миллионов рублей потратили. Министерство культуры выделяет большую сумму на закупку. Эксперты подтвердили, что мы приобрели довольно редкие вещи, некоторые – уникальные. Что-то, правда, требует реставрации. Ну и, конечно, выставим те артефакты, которые хранятся в наших фондах.

– Ольга Владиславовна, при такой, как у вас, напряжённой загрузке-перезагрузке сколько часов продолжается рабочий день директора музея-заповедника?

– Разве это важно? Важно определиться со стратегией. И не бояться далекоидущих планов. Они только на первый взгляд кажутся невыполнимыми.

 

Беседовал Владимир Желтов. Фо­то Георгия Семёнова