Театр, без которого не жить
Санкт-Петербургский академический театр имени Ленсовета сегодня отмечает 80-летие
Он ведёт свою историю с 19 ноября 1933 года, когда в доме бывшей Голландской церкви на Невском проспекте, 20, была сыграна премьера спектакля «Бешеные деньги» А.Н. Островского. Свою нынешнюю прописку театр получил в 1945-м – по возвращении из эвакуации. И, можно сказать, с тех пор бывший купеческий дом на Владимирском проспекте, 12, является настоящей театральной Меккой…
«Всё делаем правильно»
Юрий Бутусов, главный режиссёр с февраля 2011 года. Работал в театре режиссёром-постановщиком с 1996 по 2003 год:
–Театру имени Ленсовета исполняется 80 лет… Три спектакля Игоря Петровича Владимирова, которые оставили во мне серьёзный след, повлияли на меня, это «Люди и страсти», «Человек и джентльмен», «Игроки». Что-то тогда они перевернули во мне. Определили. Открыли. Это вершины Владимирова-режиссёра и его артистов, так мне кажется. Правда, я, к сожалению, многого не видел.
А что такое «владимировские» артисты? Чем отличаются они от других? Тем, что у них особое чувство юмора, лёгкое, игровое состояние души, подвижные структуры, они не боятся ошибаться, пробовать. Просто эти свойства и умения должны быть востребованы режиссёром, нужны ему. Свобода в профессии, независимость от догмы, от «правильно-неправильно», отношение к театру как к игре – вот что такое «владимировцы».
Я был приглашён в театр Владиславом Борисовичем Пази с актёрской командой нашего дипломного спектакля «В ожидании Годо» – с Хабенским, Пореченковым, Трухиным, Зибровым. Потом, здесь уже, были поставлены
«Войцек», «Калигула», «Клоп», «Вор», «Старший сын». Получается, Владислав Пази, как режиссёр, совсем не боялся конкуренции. Я благодарен ему за тот вектор, который он придал моей судьбе. Но сейчас, по прошествии лет, я понимаю, что он поступил тогда как талантливый и практичный руководитель. Он понимал, что должен оживить ситуацию в театре, придать новый импульс, взбодрить, растормошить, и, присмотрев живую, как ему показалось, компанию, пригласил её в театр. То есть это было не альтруистическое благородство, а вполне расчётливый ход.
Что в моих нынешних планах – в ближайших планах театра? В декабре надеемся сыграть две премьеры на большой сцене – «Дон Кихот» Булгакова в режиссуре Александра Баргмана, в главной роли Сергей Мигицко. В день рождения Игоря Петровича (ему было бы 95 лет) 29 декабря – «Три сестры» Чехова в моей постановке. Весной Олег Леваков покажет знаменитейшую пьесу Островского «Без вины виноватые» с Ларисой Луппиан в главной роли. Со студентами мы делаем спектакль под условным названием «Кафе Weill» по Брехту – Вайлю, премьера будет в начале марта.
Кстати, накануне юбилея пришло известие, что наш спектакль «Макбет. Кино» выдвинут на соискание национальной театральной премии «Золотая маска» сразу в четырёх номинациях. Значит, мы всё делаем правильно.
«Ты здесь по распределению!»
Ирина Балай, заслуженная артистка России, работает в театре с 1960 года:
–Игорь Петрович Владимиров, интереснейший человек и режиссёр, имел дар мгновенного рождения мысли и остроумия. Он ценил и любил слово и требовал от актёра ясного слова со сцены. На репетициях кричал из зала: «Не слышу! Не понял!» Он был человеком крайних эмоций. Репетиции Владимирова – это такой заразительный процесс! Я с удовольствием ходила на репетиции даже не своих сцен. Иначе пришлось бы спрашивать у коллег: говорят, вы просто умирали от смеха – что там было? Своим режиссёрским решением сцен и спектаклей Владимиров и зрителей доводил до гомерического смеха. Но он доводил зрителей и до невероятного сострадания к чужому горю.
Я была зачислена в труппу за полгода до прихода Игоря Петровича и уже играла большие роли – в спектаклях «Опасный возраст» и «Остров Афродиты». Владимиров уже был знаменит, зрители его знали по фильму «Тайна двух океанов», но я этого фильма не видела. Я знала о его назначении, но не знала в лицо. И вот однажды во время спектакля «Остров Афродиты», перед тяжелейшей трагической сценой, последней в спектакле, кто-то постучался в мою гримёрку. Входит очень интересный высокий мужчина (мне было 20, ему – 39) и с порога заявляет: «Я хочу с вами познакомиться». Я решила, что это какой-то нетерпеливый зритель, решивший со мной познакомиться, не досмотрев спектакль: «Вы что, с ума сошли?! Вы мне мешаете! Уходите! Вначале досмотрите спектакль!» Я пошла на сцену. Актёры в коридоре как-то странно смотрели на меня и безмолвствовали. А после спектакля стали спрашивать: «Когда ты собираешься подавать заявление об уходе? Ты выгнала нашего нового главного режиссёра!»
На другой день я встретила нового главного режиссёра в театре, и он мне улыбнулся – великодушно и обаятельно. Я поняла, что он на меня не сердится. Но я всё же написала заявление – меня звал в БДТ Георгий Александрович Товстоногов. После того как увидел в «Острове Афродиты». Что из себя представляет Владимиров как режиссёр, я понятия не имела, а Товстоногов уже гремел. Он предложил мне сразу две роли – Герду в «Снежной королеве» и в спектакле «Шестой этаж». Владимиров не отпустил: «Ты здесь по распределению, вот и работай. Иначе будешь работать на Камчатке!» Вскоре Игорь Петрович занял меня в двух спектаклях: в «Щедром вечере» Блажека и в «Каса Маре» Иона Друцэ.
В комедии «Щедрый вечер», первой постановке Владимирова в нашем театре, я играла главную героиню – Маринку, весёлую девчонку, лихо отплясывающую рок-н-ролл с Карелом – Витей Харитоновым… Но во втором акте была трагическая сцена – Маринка рассказывала, как она трудно живёт. Владимиров сделал из моего монолога такое откровение, что зрители плакали. А критики мою роль назвали трагической.
Александр Моисеевич Володин, посмотрев «Щедрый вечер», с меня и на меня написал роль младшей сестры в спектакле «Старшая сестра».
Со временем наш театр стал невероятно и заслуженно популярным. Лишние билеты зрители спрашивали при сходе с эскалатора на станции «Владимирская» и на углу Невского проспекта. Во время гастролей – в Москве, в Ереване, да где угодно! – после спектаклей толпы собирались у служебных входов-выходов, нас встречали аплодисментами.
Мы сутками пропадали в театре! Могли репетировать до пяти утра, а в девять – «первая явка»! По сорок пять спектаклей в месяц играли! Но это была счастливая жизнь, и, конечно же, я отказалась пойти к Товстоногову, когда он позвал ещё раз. Я уже не была так легкомысленна – мне исполнилось 24 года…
«Принцессу выбирай себе сам»
Михаил Боярский, народный артист России, работал в театре с 1972 по 1986 год. В настоящее время как приглашённый актёр вместе с женой Ларисой Луппиан играет в спектакле «Смешанные чувства»:
–Меня не брали ни в один театр Петербурга. Игорь Петрович взял. Но своим студентам не без свойственной ему иронии говорил: «Вот смотрите: артист он никакой, но – музыкален!» Из подтекста следовало: артист должен что-то ещё уметь. Когда я показывался, он спросил: «А ещё что-то ты умеешь делать?» – «Могу на фортепиано сыграть, могу – на гитаре». – «А ну-ка!» Сыграл. «Иди в институт, говори, что ты – в Театре Ленсовета». Взяли меня, правда, на замены. Играл – по 36 спектаклей в месяц – от «Кушать подано!» до нескольких реплик.
В спектакле «Огонь за пазухой» главную роль исполнял один из ведущих артистов театра. 30 декабря он решил встретить Новый год и… заболел! Мне позвонил Игорь Петрович: «Миша, ты сможешь сыграть 1 января?» – «Да, смогу». Пьесу мне принесли только 31-го днём. Новый год я, конечно, пропустил, но роль выучил наизусть. Сейчас я бы не смог. 60 страниц текста уложились у меня в голове благодаря желанию работать в театре.
1 января на репетицию пришла помощник режиссёра с пьесой в руках: «Миша, я тебе буду подсказывать». – «Мне подсказывать не надо». – «Как?!» – «Так». Пробежались по тексту: «Действительно знаешь…»
На спектакль пришёл Владимиров, смотрел из-за кулис. А потом говорит: «Молодец, парень! Будешь играть эту роль в очередь с тем артистом, который заболел». Я играл её довольно долго – лет пять или семь, точно не помню.
Роль Луиса в «Дульсинее Тобосской», мою первую по-настоящему крупную роль, Игорь Петрович «вручил» мне на сцене Дома актёра. Он сказал: «У нас в театре появился молодой артист. А у меня есть принцип: каждому молодому артисту я даю возможность сыграть главную роль, чтобы проверить, насколько он мобилен».
Постановку спектакля по пьесе турецкого писателя Назыма Хикмета «Станция» к какой-то очередной революционной дате (тогда это было обязательно!) артисты восприняли нерадостно. Утверждали, что это «не самая лучшая драматургия». Хотя Хикмет – великий писатель! Я должен был играть пленного турка, который мысленно разговаривал с Лениным. Работал я над ролью с пребольшущим удовольствием. Я посоветовался со специалистами по турецкому языку, и они мне объяснили, как говорят турки по-русски, с каким акцентом. Первое, что мне пришло в голову: чему может научиться в российской глубинке пленный иностранец? Конечно, материться. Я подвёл акцент под русский мат, немножко трансформировав его. Получалось и непошло, и смешно. Когда я говорил с акцентом, я мог говорить любой текст. То, что Осман не знает русского языка, мне давало такую свободу! Я придумал грим, мне подобрали короткий парик, одежду: старая рваная шинель, какие-то обмотки… Осман, по моему замыслу, занимался самыми неприятными для восточного человека делами. Он стирал – стирал и портянки, и лифчики, и женские трусики. Это всё бельишко я развешивал на сцене.
Пришёл на репетицию Владимиров, минут 15 смотрел. «Стоп! У меня есть замечания к артистам. Вот тут не так, тут не так…» Обо мне ни слова! «Игорь Петрович, а мне что делать?» – «Делай что хочешь, мне твои придумки нравятся. Ты попал туда, куда нужно». Его слова меня окрылили. Я там столько нафантазировал!
Многие артисты вводились на роли, потому что их предшественники мечтали убежать из спектакля, и те и другие очень плохо знали текст. Текст забывали все – кроме меня. Я же до сих пор его помню. Я мог говорить за любого. Меня можно было разбудить ночью, в другой стране, в горах – где угодно, я моментально бы сориентировался, потому что чувствовал себя в этом спектакле как рыба в воде. В моём ленсоветовском репертуаре были замечательные спектакли и роли, классика, но такой свободы, как в «Станции», я не чувствовал никогда.
Что касается «Трубадура и его друзей»… Пьеса была взята на меня. Приехал ставить один из авторов – Василий Борисович Ливанов, приехал композитор Гриша Гладков. Они знали: Трубадур – Боярский, и мне сказали: «Миша, мы плохо знаем труппу, выбирай себе принцессу сам». Я назвал Ларису Луппиан. Лариса – прекрасная актриса, она замечательно двигалась. Петь Принцессе не так уж много надо было, и я подумал: а уж этим мастерством мы овладеем! Так я выбрал себе принцессу – на всю жизнь.
Первое время спектакль шёл в постановке Ливанова и Гладкова, потом Игорь Петрович решил кое-что переделать, он убрал всё, что ему казалось лишним, и в таком виде сценическая жизнь постановки продолжалась долгие годы. «Трубадур» считался детским спектаклем, но мы играли его и по вечерам для взрослых, на аншлагах.
Я любил все свои роли, даже эпизодические. Но была одна роль, которую я не сыграл, – о ней тоже стоит рассказать.
Владимиров репетировал спектакль «Пенелопа» по Рацеру и Константинову. Я был утверждён на роль Клеанта. Больше года репетировал Игорь Петрович, но дальше конца первого акта мы так и не сдвинулись. С десяти утра до двух часов дня я сидел в гримёрке и ждал, когда меня позовут. Чего я только не делал! Я и в шахматы играл, и книги читал! И пиво пил! Ну не вызывают! Артисты, бедные, четыре часа мучились, искали образы, зубрили текст, а я всё это время валял дурака. В два часа: «Боярский, на сцену!» Я выскакивал. Владимиров: «Так, репетиция окончена!» На следующий день – то же самое. Каждый раз я выскакивал на сцену со страхом, потому что не был готов, но всегда – в новом образе. То одетый, то раздетый, то с песней, то с флагом. На велосипеде выезжал. Выползал по-пластунски, будто Клеант шпион. Окатывал себя водой и выходил мокрый. Однажды меня вынесли завёрнутым в ковёр. Я вытворял бог весть что! Владимиров смеялся безумно! Всегда! И вот на сборе труппы после того, как он объявил: «Откладываем работу на будущий год, у нас не получается», Игорь Петрович вдруг заявил: «Вот что я ещё хочу всем сказать в заключение: единственный человек, у которого нужно учиться работать над ролью, – это Боярский». Мне было стыдно безумно! Все прекрасно знали, что я делал за кулисами. Но с другой-то стороны, это было лестно. Вероятно, я занимался тем, что и требуется от актёра, – предлагал что-то новое, а режиссёр уже сам разберётся, что к чему.
«Как бы пафосно ни звучало...»
Сергей Перегудов, артист, в театре с 2004 года:
–Для меня Театр имени Ленсовета реально начался с того времени, когда им руководил мой учитель по Театральной академии Владислав Борисович Пази. А главным педагогом на курсе был наш нынешний главреж Юрий Николаевич Бутусов. Они, собственно, курс и набирали вместе, советовались, кого брать, кого не брать. Странный такой на первый взгляд тандем – удивительно талантливых и мудрых людей. Пази никогда не говорил: «Юрий Николаевич, так нельзя делать…» Он способен был принять и понять то, что предлагал Бутусов. И Юрий Николаевич не отрицал то, что предлагал Владислав Борисович, а как-то мягко соединял со своим видением. Как творческие единицы они были абсолютно разные! Да и мы, их ученики, пришедшие в Театр имени Ленсовета, как нам говорят, «немножко другие», чем артисты «владимировской эпохи». И это нормально, так и должно быть.
Пази мог своим ученикам сказать: «Будете в Нью-Йорке, обязательно посмотрите мюзиклы – такой-то, такой-то и такой-то…» Конечно, ни о каком Нью-Йорке тогда и речи быть не могло, но он нас нацеливал на будущее, на перспективу. Одна из первых наших с ним поездок оказалась в Вологду – на фестиваль «Голоса истории» мы повезли дипломный спектакль «Старший сын» в постановке Бутусова. Владислав Борисович любил смотреть работы других театров. В Вологде, по-моему, Театр Российской армии под открытым небом показывал «На дне», спектакль длинный, начинался он поздно, а заканчивался вообще около двух ночи. В первом или во втором акте пошёл дождь. В антракте многие зрители ушли. Из нашей команды только мы остались с Пази. Было холодно. Пази выдали плед. Вероятно, потому, что он худрук театра – участника фестиваля. И Владислав Борисович меня приютил и пригрел как… птенчика. Трогательный такой момент – никогда не забуду!
Пази говорил: от работы надо получать удовольствие! Если ты получаешь удовольствие и зритель это почувствует, он пойдёт за тобой. Зритель очень тонкое существо. Может быть, он, уставший за день, в начале спектакля и смотрит на часы, но, если ты его берёшь своим азартом, куражом, он – твой! Конечно, взять сложно – у каждого какие-то проблемы, не на работе, так дома. «Надо получать удовольствие!» Что все мы и делаем и на последней нашей премьере – «Все мы прекрасные люди» по пьесе Тургенева «Месяц в деревне». Пока Юрий Николаевич выпускал спектакль в «Сатириконе», мы здесь работали с материалом – мяли, гнули, ломали, Бутусов приезжал, отсматривал. А потом началась работа с утра до ночи. Такой чуть ли не круглосуточный тренинг. Никаких съёмок! Только театр! Театр имени Ленсовета. А я же ещё у Марка Захарова в московском «Ленкоме» в спектакле «Испанские безумства» по «Учителю танцев» Лопе де Вега играю Альдемаро! Кстати, была возможность закрепиться в «Ленкоме», но я ею даже не подумал воспользоваться. Это показатель. Как бы пафосно ни звучало, но у меня есть свой театр – театр, который меня вскормил, где я вырос.
