Сергей Жигунов: «Каждый герой – отчасти я сам»
Известный актёр и режиссёр – о том, как создавались новые «Три мушкетёра»
Права на кинопоказ свежей экранизации романа Александра Дюма «Три мушкетёра», сделанной Сергеем Жигуновым, купили в 21 стране. И актёра, продюсера, а теперь и режиссёра этой приключенческой драмы сей факт не может не радовать. В чём правда книжных героев и зачем гардемарин снимает кино о мушкетёрах – обо всём этом и не только со звездой побеседовал корреспондент «НВ».
– Сергей Викторович, после выхода на киноэкраны ваших «Трёх мушкетёров» возникает закономерный вопрос. Сегодня самыми кассовыми становятся фильмы про персонажей сказочных. Вне зависимости от того, родом они из книг братьев Гримм, комиксов копании Marvel или же из литературного блокбастера Александра Дюма. Почему так выходит? Неужто реальность не привлекательна с точки зрения кинематографического промысла?
– Ну, это очевидный и совершенно понятный факт: каждый из нас в той или иной степени стремится убежать от окружающей его, порой даже давящей реальности. Каждый жаждет примерить героическую маску, представить себя прекрасным принцем или великолепной красавицей, ради которой готовы скрестить шпаги истинные джентльмены. Эдакая отдушина в мире рутинных переживаний и будничной каждодневности. Что касается моей экранизации романа Александра Дюма... Понять, чем привлекательна эта сказка, сможет, как мне видится, только очень умный и хорошо образованный человек. Я никого не хочу обидеть такой репликой, однако жизнь подсказывает сама: многие верят, что происходящее в книге, а теперь на киноэкране – историческая правда. Понять, что снятое нами и увиденное вами – сильно завуалированная сказка, поверьте, дано далеко не каждому. Причём наша сказка особенного свойства, равно как и книга Дюма. В ней нет леших и домовых, кровожадных монстров и чарующих красавиц. В чём кроется её очевидная прелесть: таких героев, созданных пером Дюма и нашей кинокамерой, не было. Они величественны и восторженны, благородны и отважны – слишком хороши, чтобы стать правдой. В жизни всё было куда прозаичнее. Отсюда и наша с вами тяга восхищаться этими персонажами из книг и кинофильмов. Оказаться похожими на них – несбыточная мечта.
По выходе фильма на киноэкран я как-то разговорился с пятью разными серьёзными, очень известными состоявшимися мужчинами об ощущениях от моей киноленты. И они, немного поразмыслив, вынесли следующее резюме: «По просмотру твоего фильма, – говорит каждый по отдельности и все вместе, – хочется совершить какой-нибудь, пусть даже незначительный, но благородный поступок...»
– И окружающая ваших героев действительность чрезвычайно привлекательного свойства. Это вопрос вот к чему: сейчас стало модно погружаться кинематографистам в исторические произведения, выводя на передний план грязь и мерзость окружающего героев мироздания. Средневековую бытность со всеми тамошними грязными улицами, занавоженными тупиками, копчёными домами, неуклюжим, зловонным бытом. У вас же – сплошь белёные стены, чистота и порядок, где герои блещут на фоне пристойных пейзажей, вычищенных и выбеленных...
– Да, мы принципиально не стали рисовать прошлое в серых тонах, в грязи, во мраке быта. Что касается белёных стен, будете смеяться, это было настоящее бедствие для операторов, форменная драма, паника! Им белый цвет, яркий такой, насыщенный просто противопоказан. Белого не надевать, белые стены в кадр не вводить. А у нас – кружевные воротнички, аккуратные домики... Если серьёзно, обшарпанные штаны, занавоженные улицы и грязные трактиры, вся эта средневековая мерзость – кому она нужна в нашей приключенческой киноленте? Вы что, хотите, чтоб мы показали благородных дам, чьи парики кишели вшами, простолюдинов с выбитыми зубами и зачумлёнными лицами? Поверьте, ни вам, ни зрителю от нашей картины подобных откровений не нужно. Они не затем пришли, они пришли за чистотой помыслов, за чистотой отношений. Грязь на улицах будет диссонировать с общим приключенческо-романтическим настроением кинокартины. По сути, таковой бытовой изнанки нет и в романе Дюма. И хоть там нет точных описаний красивых пейзажей и аккуратных, выбеленных домиков, но есть очевидные вещи, когда пейзаж работает «на» или же «против» фильма. В нашем случае выводить на передний план весь мрак и ужас фатального Средневековья не было нужды.
– В одну и ту же мифологему, особенно кинематографическую, войти сложно. Все знают д’Артаньяна-Боярского. И тут ему на смену приходит молодой, симпатичный актёр Риналь Мухаметов. Будут ли зрительницы любить нового, молодого д’Артаньяна так, как почти до сегодняшнего дня обожали Михаила Сергеевича?
– Забавная ситуация сложилась тут давеча на московской премьере, на банкете. Там были разные приглашённые люди, среди которых – молодые девушки, спутницы гостей. Выпивали, закусывали, томно рассуждали о том и об этом. И вот вроде как все засобирались: мол, пора и честь знать, поздравили создателей кинофильма с премьерой – и домой. Но тут в зал вошёл наш д’Артаньян, то есть Риналь Мухаметов, и все присутствовавшие в помещении барышни, которые готовы были улетучиться, деликатно, незаметно тут же приосанились, вмиг остановили сборы. По залу прокатился настойчивый шепоток: а можно ли с ним сфотографироваться? Меня втянули в это дело, попросив как-нибудь посодействовать в такой импровизированной фотосессии на память. Живо интересуюсь у озадаченных появлением главного героя барышень: «Вы же куда-то торопились?» Они несколько нервно и суетливо в ответ: «Ну, да, сейчас уйдём, только можно... Сняться на память?» Стоит отметить, Риналь с женой пришёл, красивая очень девушка, она как-то на съёмки приезжала. Разумеется, вся эта шумиха вокруг Риналя подпортила ей настроение. При этом Риналь ведёт себя абсолютно корректно, никакого повода ревновать супруге не даёт. А у окружающих его девушек реакция на Риналя как на кота из «Шрека».
– Глупый вопрос, но всё же. Именитый гардемарин снимает фильм о приключениях мушкетёров. Сталкиваются в одном лице две образцово-показательные мифологемы – мушкетёры и гардемарины. Не возникнет ли путаницы в зрительских умах: гардемарин – и снимает приключения мушкетёров...
– Какая ломка восприятия, что вы! Могу привести красноречивый пример на тему «Гардемарин снимает кино о мушкетёрах». Дело было здесь, в Петербурге, на болотах, на которых мы со всей съёмочной техникой чуть не потонули. В один прекрасный день со мной разоткровенничался Риналь, наш д’Артаньян, с явным и неприкрытым восхищением: «Слушайте, Сергей Викторович, я вчера по телевизору видел кино, где вы шпагой… там так отлично орудовали, аж зависть берёт!» Стоявшие рядом товарищи постарше как по команде уронили лицо в ладонь беззвучно. Затаив дыхание, спрашиваю Риналя: «И как тебе это моё фехтование, владение шпагой?» – «Клёво», – говорит, восторженно затаив дыхание, Риналь.
Вот вам реальный пример: человеку 22 года, и он ни разу не видел «Гардемаринов». Даже в такой, казалось бы, невероятной ситуации, когда он у меня снимается… А ведь мог бы и поинтересоваться, в честь чего это Жигунов полез во всю эту мушкетёрскую тему. А вы говорите! Если ты не будешь играть каждые четыре-пять лет какой-либо шлягер, тебя забудут к чёртовой матери! Поскольку мы знаем, мы следим, мы помним, нам нравилось, мы смотрели и смотрим в повторе регулярно, возникает ощущение, что и все вокруг такие. Неправда. Им всё равно. Меня тут на харьковском фестивале обещали познакомить с Милен Демонжо, которая сыграла Миледи в постановке 1961 года. Помилуйте, кроме искренних и преданных поклонников этой замечательной актрисы, кто это помнит?
– Что касается шлягера каждые пять лет: так создавали бы этот самый шлягер, «Три мушкетёра», что называется под себя – себя бы в какой знатной роли задействовали…
– Честно вам скажу, мне хватило проиграть, продумать, прожить этот фильм за всех действующих лиц. Если бы я не был самым плотным образом подключён к процессу съёмок, может быть, я о чём-нибудь да пожалел бы. Но я так был занят, например, траекторией прохождения лошадей, построением кадра, что мне в голову не пришло пожалеть о чём-то несыгранном, непережитом. По сути своей, я не книжную экранизацию делал, я выдумал эту киносказку. И каждый герой, каждый образ здесь – это, пусть отчасти, я сам.
Беседовал Дмитрий Московский
