Борис Эйфман: «Творчество для меня – всегда исповедь»
Выдающийся хореограф признаётся, что в каждой своей работе стремится быть максимально искренним перед зрителем
«Зритель ждёт от балетного спектакля прежде всего катарсиса, глубокого эмоционального потрясения» – так может говорить только хореограф-философ. А ещё он берётся утверждать, что психологический театр должен быть «привилегией не только драмы, но и балета». К чему, собственно, и стремится, многие годы сутками работая в своей «творческой лаборатории», которой для него является театр, созданный им же и уникальный во всех отношениях. Ближайшая премьера – она состоится в стенах Александринского театра 27 января, в день празднования 70-летия полного освобождения Ленинграда от немецко-фашистской блокады, – без сомнения, станет ещё одной яркой победой «театра открытых эмоциональных переживаний» Бориса ЭЙФМАНА.
– Борис Яковлевич, ваш новый балет – по мотивам поэмы Анны Ахматовой на музыку Дмитрия Шостаковича. Второй акт – «Реквием» Моцарта. Будет ли балет восприниматься как нечто цельное или всё же это два одноактных балета? Что общего у этих двух произведений?
– «Реквием» – необычный спектакль. Он состоит из двух различных по драматургии и эмоциональному содержанию актов. Первый – пластическое размышление на тему поэмы Ахматовой и страшного времени, отражённого в ней. Во втором акте мы абстрагируемся от любых исторических реалий. На первый план выходит стихия человеческой жизни. Это бессюжетная хореография, для нашего театра довольно нетипичная, но в то же время обладающая внутренней логикой, интеллектуальной глубиной. Зрители могут по-разному воспринимать новый балет. Кто-то увидит в нём два самостоятельных хореографических произведения. Кто-то – один масштабный спектакль. Последний вариант мне кажется логичнее. Ведь в обеих частях мы размышляем о силе человеческого духа и памяти, о том, сколь глубок наш эмоциональный мир.
– О прежней версии спектакля 1991 года вы говорили: «Ни в одном своём спектакле я не был так искренен, так внутренне обнажён, как в моцартовском «Реквиеме». Можно ли будет эти слова в большей (или в той же) степени отнести к «Реквиему» Шостаковича – Ахматовой? Он вроде бы должен быть ближе, а значит, и трогательнее…
– В каждой своей работе я стремлюсь быть максимально искренним перед зрителем. Творчество для меня – всегда исповедь. Если нет этой духовной откровенности, обнажённости, значит, бросаемое тобой зерно никогда не прорастёт и никакого отзвука в зрительских сердцах ты не услышишь. Трудно говорить о том, кто мне ближе – Ахматова и Шостакович или Моцарт. Как можно выбирать между гениями, дарующими созидательную энергию? С другой стороны, понимаю, о чём вы спрашиваете. Трагизм, наполняющий поэму Ахматовой и музыку Шостаковича, пробуждает в нас генетическую память. Именно в ней хранятся воспоминания о страшных испытаниях, выпавших на долю старших поколений, о выдающемся героизме наших отцов и матерей. «Реквием» Ахматовой, музыка Шостаковича – то высокое искусство, которое способно объединить нас духовно, превратить из населения в граждан.
– Как, вы полагаете, сам Шостакович отнёсся бы к тому, что его камерная симфония «Памяти жертв фашизма и войны» соединена с поэмой Анны Ахматовой?
– Создавая наш новый спектакль, мы стремились во всём проявлять максимальное уважение к тем, кто прошёл через репрессии и войну. Очень надеюсь, что мы оказались достойны памяти великого композитора и великого поэта.
– Ваш балет «Реквием» (моцартовский) – цитирую интернет – «во всём мире признан критиками как одна из вершин творчества Бориса Эйфмана». Мы увидим новый вариант. Неужели совершенствованию нет предела?
– Если бы я был способен достичь идеала, то не возвращался бы к своим прежним постановкам и не проводил бы месяцы и годы в тяжелейшем творческом труде. Очень непросто находиться в борьбе с постоянным соблазном усовершенствовать свои работы. Первый вариант «Реквиема» был поставлен в самом начале 90-х. Тогда прежняя эпоха обратилась в пепел, а очертания следующей ещё только начинали проступать сквозь мрак. И наш спектакль был пронизан восторженным предчувствием зарождения новой жизни, новой эры. За несколько десятилетий мы прошли через многое, но осознание божественной бесконечности мира не перестало вдохновлять. Я соединил в новом балете трагедию отдельно взятой исторической эпохи с надвременным философским звучанием. Зритель сначала погрузится в драму конкретных судеб, а затем вознесётся до высот вечности. И через эту метаморфозу ощутит непрерывность жизненного течения.
– Только ли премьера спектакля будет сыграна совместно с государственным камерным оркестром «Виртуозы Москвы» Владимира Спивакова? Это разовая акция? А дальше что – фонограмма?
– Конечно, хотелось бы представить «Реквием» вместе с «Виртуозами Москвы» не только в Петербурге, но и в столице, в других городах России, выехать в таком составе за рубеж. Проект очень сложный – финансово и организационно. Но в любом случае те зрители, которые увидят наш спектакль под запись, не будут считать себя обделёнными. Драматургический накал, гениальная музыка, экспрессивность хореографического рисунка – всё это сохранится.
– Из проскочившей в интернете информации следует, что «в этом уникальном спектакле также примут участие хор и солисты-вокалисты». Скажите, пожалуйста, прозвучит ли поэма Анны Андреевны Ахматовой «Реквием»? Целиком? Танцевать будут на фоне хора «Мастера хорового пения»? Или хор будет где-то «в сторонке»?
– Хор и солисты исполнят моцартовский «Реквием». Стихи Ахматовой в спектакле не звучат. Не произносятся и не поются. Но в то же время считаю, что нам удалось воплотить в движениях танцовщиков высокий трагизм ахматовской поэзии. Поэма «Реквием» «прозвучит» в нашем спектакле. На языке танца.
– Самый, наверное, «неудобный вопрос». Даже не знаю, как его сформулировать… «Реквием» Ахматовой не о блокаде и не о войне…
– Необязательно ставить балет именно о блокаде Ленинграда, если хочешь сделать подарок для тех, кто отстоял город. Магия искусства – в возможности сказать самое главное, не будучи прямолинейным. Так что дело не в тематическом соответствии. Важно, что возник порыв оказать духовную поддержку ветеранам и блокадникам, почтить память погибших героев и воздать дань уважения героям живущим. Именно поэтому мы проводим премьеру «Реквиема» в священный день и посвящаем тем, без кого не было бы ни нас, ни наших детей. Я рад, что Александринский театр с Валерием Фокиным и Владимир Спиваков со своим оркестром «Виртуозы Москвы» поддержали этот проект и стали его активными воплотителями.
– Есть ли среди ваших старших друзей, близких знакомых люди, пережившие ленинградскую блокаду? Может быть, довелось услышать, что называется, из первых уст рассказ, ставший потрясением на всю оставшуюся жизнь?
– Как хореограф, я прекрасно знаю, что самое сокровенное выражается не при помощи слов. Блокадники неслучайно не любят вспоминать то время. Они несут этот кошмар, эту боль внутри себя. Каждый ли станет рассказывать, как он тащил на саночках труп своего ребёнка? Когда я попал в Ленинград, то, конечно же, познакомился с людьми, помнившими блокаду. И по-настоящему прочувствовал этот трагический период. Общался с очевидцами тех событий и понимал: именно молчание порою может поведать больше, чем самый откровенный рассказ.
– Теперь, если можно, немного поговорим о другом. Завершившийся 2013 год был для нас очень насыщенным: премьера, гастроли в Париже, в Москве, участие в Культурном форуме, открытие Академии танца…
– Действительно, прошедший год мы провели более чем активно. Представили мировую премьеру балета «По ту сторону греха», сняли его DVD-версию, дважды гастролировали в Большом театре в Москве. В мае провели большой тур по Америке и Канаде. Кроме того, посетили Париж со спектаклем «Роден», впервые в истории нашего театра гастролировали в Армении и на сцене прославленного «Ла Фениче» в Венеции. Наконец, открыли Академию танца, презентация которой стала частью программы Санкт-Петербургского международного культурного форума.
– Оправдываются ли ваши надежды на Академию танца? Может быть, уже стало ясно, что что-то надо менять кардинально? Новый набор будет осуществляться по тем же принципам, что и первый? Да и вообще, что бы вам хотелось сказать об академии по прошествии полугодия?
– Подведением предварительных итогов можно будет заняться тогда, когда мы увидим первое воспитанное академией поколение артистов. Тогда же станет ясно, нужны ли перемены и насколько кардинальными они должны быть. Принципы набора, который стартует в самое ближайшее время, менять не будем. Сейчас наша главная задача – сохранить тот блеск, который я вижу в глазах учеников. Вообще, я возлагаю на воспитанников Академии танца огромные надежды. Не только профессиональные, но и человеческие. Мы сегодня постоянно говорим о проблемах воспитания молодёжи, кризисе их системы ценностей. Но поверьте: нынешних 18-летних уже не переделать. Они полностью сформировавшиеся люди. В чём-то хуже, в чём-то лучше своих родителей. Но они другие. Абсолютно. Если вы хотите, чтобы появилось новое поколение граждан России, умеющих сострадать, сопереживать, помогать ближнему, лишённых меркантильности, нужно посвятить своё внимание тем, кому сегодня 6–7 лет. Иначе получим ещё одно поколение инопланетян.
– Чем будете удивлять в апреле Лондон? Чего ждёте от гастролей?
– Этот тур станет главным гастрольным проектом театра в 2014 году. Мы будем выступать на сцене знаменитого лондонского «Колизея» в апреле. Привозим два спектакля: «Анну Каренину», которую жители британской столицы уже видели два года назад и высоко оценили, и «Родена». Балет о великом французском мастере покажем в Великобритании впервые.
– И, если можно, о следующей премьере – спектакле по Фрэнсису Скотту Фицджеральду «Ночь нежна». Точно ли доложила разведка, он на музыку Игоря Бутмана? И с костюмами от Валентина Юдашкина? Неожиданный триумвират: Эйфман – Бутман – Юдашкин, не правда ли? Насколько удобны могут быть костюмы от кутюрье для танцовщиков? Каких неожиданностей ещё можно ожидать от этого балета?
– С нетерпением жду того времени, когда начну ставить этот спектакль. «Ночь нежна» – это и интереснейшая драматургическая конструкция, и тонкий психологизм, и ярчайшая «эпоха джаза». Хочется целиком погрузиться в это удивительное время. Об удобстве костюмов для артистов можно не переживать: их будущий автор – уникальный профессионал. К тому же он умеет чувствовать природу танца. Я ожидаю, что музыка Баха, Шуберта, Бутмана и костюмы Валентина Юдашкина помогут воссоздать дух описанной Фицджеральдом эпохи. Но главное – не историческая достоверность. Очень важно, чтобы мы смогли открыть новые, неведомые ранее творческие возможности нашей труппы. Никогда не знаешь наверняка, на что ещё ты способен.
Беседовал Владимир Желтов
