«То немногое, что пережило блокаду»
«НВ» представляет детей блокады с дорогими сердцу реликвиями, чудом сохранившимися у них с тех времён
«Фарфоровый казачок – память об отце»
Валентина Владимировна Беляева (когда началась блокада, ей было 10 лет):
– От блокады в нашем доме сохранилось совсем немного вещей. Самые дорогие, наверное, две – серебряная ложка и маленькая фигурка мальчика-казачка.
Фарфорового казачка незадолго до начала войны купил папа. Папа собирал такие фигурки. Казачок был его самым любимым из всей коллекции.
В один из блокадных дней я была дома. Мама ушла на работу, а папа воевал на фронте. Позвонила соседка, сказала, что на почте лежит корреспонденция от отца. Пока я шла за письмом, в крышу соседнего с нашим дома попал снаряд. Один из влетевших в наше окно осколков упал на подушку, где ещё недавно спала я. Другой – опрокинул фарфорового казачка. На почте меня ждала похоронка на папу. Отец спас меня в последний раз.
Серебряной ложке больше 100 лет, её мне подарила крёстная. В какой-то момент ложкой стало нечего есть: мы пили кипяток и питались хлебом, который получали по карточкам. Мама спрятала ложку и забыла про неё. Ложка нашлась уже после войны. Теперь ею пользуется мой сын.
«От прошлого остались три фотографии»
Валентина Фёдоровна Дроздова (когда началась блокада, ей был 1 год и 5 месяцев):
– Три фотографии – то немногое, что сохранилось в нашей семье из довоенного прошлого и пережило блокаду. На одной изображена совсем маленькая я. На другой сфотографированы мои родители. На третьей – я рядом с мамой.
В один из блокадных дней мама повела меня к бабушке. Когда вернулись, увидели вместо дома кучу битых кирпичей. Остались только три этих фотографии – их на руинах раскопала мама. А через некоторое время пришли за дедом. Хорошо помню сапоги человека, который пообещал, что дедушка очень скоро вернётся. Деда я больше никогда не видела.
Самое яркое воспоминание – чувство голода. Я хоть и была не по годам взрослым ребёнком, но постоянно устраивала скандалы, требовала хотя бы корочку. А когда блокаду сняли и был большой салют, я устроила истерику, кричала, что началась война! Мама ещё долго это вспоминала, смеялась: мол, праздник испортила.
«За парашют могли расстрелять как врага»
Светлана Яковлевна Година (когда началась блокада, ей было около 1 года):
– Всю блокаду немцы активно призывали ленинградцев прекратить сопротивление и сдаться. Они заваливали город тысячами листовок. Листовки сбрасывали с самолётов на парашютах. Именно такой парашют я держу в руках. Его однажды принесла моя мама. Она очень рисковала. Тех, кто только взял в руки немецкую агитацию, могли расстрелять как пособников врага.
«Фонарик освещал дорогу»
Николай Николаевич Носов (когда началась блокада, ему было 6 лет и 1 месяц):
– Мне блокада запомнилась тьмой. Электричество в дома почти не поступало. Мама подарила мне фонарик. Внутри него скрывалась динамо-машина, которая вырабатывала электричество. Чтобы её запустить, нужно было покрутить ручку. Раздавался звук «вжжж» – и лампочка фонарика загоралась. Горела, правда, недолго – всего пару секунд, так что всё время приходилось крутить очень тугую ручку. Это и сейчас не просто, а представьте, чего это стоило мне, полуголодному мальчишке!
Однажды я стоял с фонариком около парадной дома и боялся зайти внутрь. Вдруг я услышал звук шагов. Появившийся мужчина провёл меня почти до квартиры, сказал несколько ободряющих слов и даже подарил на прощанье сухарь. Наверное, я не был сильно голоден, так как сухарь не съел, а принёс маме. Я ожидал, что мама меня похвалит, а она отругала. Мама подумала, что сухарь может быть отравлен. В блокадном Ленинграде было достаточно случаев, когда людей убивали ради продуктовых карточек.
«Рожок – оружие самозащиты»
Владимир Георгиевич Галактионов (когда началась блокада, ему было 6 месяцев):
– Маленький, из нержавеющей стали рожок для обуви – моя реликвия, моё первое «оружие» самообороны. Я помню себя маленьким, трёхгодовалым (в четыре года я уже сносно читал), сидящим закутанным в одеяла и обложенным подушками. Это моя шофёрская кабина. Передо мной маленькое колесо, вырезанное из дерева. Это руль моей машины. Рядом лежит пластмассовое колёсико от телефонной трубки. Это мой телефон. Брат, которому недавно исполнилось одиннадцать лет, уходя на работу, говорил мне, что если мне станет страшно, то чтобы я кричал ему в это колесо. Он меня обязательно услышит и сразу придёт. Помнится, что я не очень в это верил, но когда комната погружалась в темноту, а его долго не было, я всё-таки кричал ему по своему «телефону»: «Миша, ну где же ты!»
Кроме руля и «телефона» рядом всегда лежал вот этот рожок для обуви и мельхиоровая миска. Брат научил меня, что если я увижу крысу или услышу за дверью на кухне крысиную возню, бить рожком по миске.
Мама сначала служила медсестрой в морском экипаже у Поцелуева моста, а потом перешла во Вторую психиатрическую больницу и, бывало, дежурила сутками. Помню, что она очень боялась, что на меня могут напасть крысы. Поэтому я с большой опаской спускался с кровати, не выпуская из рук рожка и миску, и старался как можно быстрее вернуться на кровать, в свою «кабину». Рожок и миска действительно оказались могучим «оружием» против длиннохвостых чудовищ, какими мне казались крысы.
Фото и текст Александра Гальперина