«Я не мог оторваться и не мог перестать реветь…»
Так написал читатель о книге Ильи Миксона «Жила, была», посвящённой Тане Савичевой
«Она жила в Ленинграде, обыкновенная девочка из обыкновенной большой семьи. Училась в школе, любила родных, читала, дружила, ходила в кино. И вдруг началась война, враг окружил город.
Блокадный дневник девочки до сих пор волнует людей, обжёг и моё сердце. Я решил рассказать о былом и отправился по следам горя, безмерных страданий, безвозвратных потерь. Но отыскались родственники, семейные фотографии, архивные бумаги, нашлись свидетели. Я держал в руках вещи, что хранили касание рук девочки, сидел за партой в классе, где она училась, смог бы с закрытыми глазами обойти её прежнее жильё и назвать все предметы.
Порою казалось, что я рядом с той девочкой. В том блокадном, трагическом, непокорном городе. И мучило бессилие помочь, спасти. И вспомнилось пережитое лично.
…Никому не дано творить чудеса, ничто не изменить, не исправить в прошлом, но можно и должно предупредить и оградить будущее. Я расскажу, обязан рассказать.
Итак, жила-была девочка. Звали её Таня Савичева».
Таким авторским предисловием открывается вышедшая в 1991 году книга Ильи Миксона «Жила, была» – самое полное повествование о жизни Тани Савичевой, чей дневник фигурировал в качестве вещественного доказательства на Нюрнбергском процессе как одно из самых ёмких свидетельств преступлений фашизма.
Илья Миксон пошёл воевать с первых дней Великой Отечественной. Он окончил ускоренный курс Ленинградского артиллерийского училища, сражался на Воронежском, Сталинградском и других фронтах, участвовал в войне с Японией. Печататься начал ещё в 1943-м в армейских газетах. А выйдя в отставку в 1965-м в звании подполковника-инженера, посвятил жизнь писательскому труду. Из-под его пера вышли рассказы и повести о смелых и мужественных людях, например о матросе Кошке, легендарном герое обороны Севастополя в 1854–1855 годах, об исследователе Камчатки Степане Крашенинникове. А о том, как появилась книга о Тане Савичевой, вспоминает жена Ильи Львовича Лидия Николаевна КОНОНОВА:
– В конце восьмидесятых Илюша встречался с делегацией японских писателей. И один из них высказал удивление, что в Ленинграде нет книги о девочке, написавшей знаменитый дневник. Этот дневник тогда как раз был издан в Японии. Муж загорелся идеей рассказать о Тане Савичевой. И чуть ли не во время той встречи договорился с директором издательства «Детская литература» Людмилой Анищенко о создании книги.
Помогал Илье поэт Вольт Суслов. Он воевал на Ленинградском фронте, где мужа не было, знал, что такое была блокада Ленинграда, у него сохранилась полная подшивка «Ленинградской правды» военных лет. Все документальные вкрапления в повести – о нормах выдачи хлеба, об обстановке на фронте – взяты из этих газет.
Илья познакомился с Ниной Николаевной Павловой, родной сестрой Тани Савичевой. Именно в её записной книжке Таня вела свой дневник, и именно Нина Николаевна первой его обнаружила. Она осталась жива, потому что экстренно эвакуировалась в 1942 году вместе с заводом, на котором работала. Очень долго ничего не знала о судьбе младшей сестры (Таня Савичева умерла в эвакуации в Горьковской области в 1944 году. – Прим. авт.) Муж долго беседовал с Ниной Николаевной, она дала ему фотографии членов своей семьи, тех, чьи смерти фиксировала Таня. И когда книга вышла, призналась: «Илья Львович, такое ощущение, что вы жили вместе с нашей семьёй, так всё правдиво».
Илюша писал эту книгу года два, читал мне все главы по очереди. Он в неё всю душу вкладывал. И это чувствуют читатели. Повесть можно найти в интернете, там же и читательские отзывы. Вот один: «Как же хорошо, что я читал эту книгу дома, в выходной. И днём. Потому что я не мог оторваться и не мог перестать реветь. Конечно, это не первая вещь о блокаде, которую я читал и слышал. Были главы из «Двух капитанов», были воспоминания Александра Городницкого, но над ними я так не ревел. История Тани Савичевой слишком пронзительная». Вот ещё один отклик: «Как часто не ценим мы элементарных вещей – света, воды, тепла… Мы жалуемся и вздыхаем. Но прочитав эту книгу, вспоминаешь о том, что неудачи на работе и невкусный суп – это просто чушь и шелуха, которая не имеет ни малейшего значения. Это очень грустная и безнадёжная книга. Но её стоит читать непременно. Чтобы помнить…»
Так получилось, что название книги «Жила, была» стало роковым – вскоре после её выхода Илья Львович сам перешёл в категорию «жил-был». Она стала у него последней. В августе 1991-го мы получили последние авторские экземпляры, заехали навестить в больнице нашего друга писателя Радия Погодина, потом Илья отправился на дачу – и на следующий день его не стало.
Уже после его смерти состоялась презентация книги, пришлось её проводить мне. Не выдержала, заплакала. Какая-то женщина, блокадница, подошла ко мне и поцеловала руки…
А книга сейчас лежит в витрине Музея обороны и блокады Ленинграда, в музее Пискарёвского мемориального кладбища.
Увы, в прошлом году не стало сестры Тани Нины Николаевны – она скончалась в возрасте 95 лет. Мы должны быть благодарны ей за то, что нашла и сохранила потрясающий документ, как благодарны майору Льву Ракову, бывшему научному сотруднику Эрмитажа, одному из создателей выставки «Героическая оборона Ленинграда», выставившему дневник на ней, после чего и началась его всемирная слава, как должны быть благодарны и Илье Миксону, написавшему проникновенную повесть о девочке, ставшей символом ленинградской блокады.
Андрей Петров