«Это место нам доверил Господь…»

Священнослужитель, чтобы сохранить храм в глубинке, настоятелем которого является, вынужден был продать жильё в Петербурге

Ленинградская область, Сланцевский район… Живописные места: леса, озёра, луга, возвышенности в россыпях небольших деревенек – Заручье, Пенино, Козья Гора, Старополье… Поля, поля… В большинстве случаев – пустынные, брошенные. Чистый воздух, тишина… Храмы – разрушенные, полуразрушенные… Восстанавливаемые.

– Когда я впервые здесь оказался, у меня было ощущение, что попал я в какой-то храмовый заповедник, – чуть ли не со слезами на глазах говорил клирик церкви Рождества Христова в Старополье иеродиакон Антоний (Козин). – Заселённость этих мест была колоссальная! Это сейчас, где были храмы, разруха, где было благолепие – запустение. Борщевиком всё заросло… Наша старопольская церковь проектировалась с расчётом на две тысячи прихожан. Как будто для столицы строилась. Но это сейчас в деревне живут около 1000 человек, а раньше, в начале прошлого века, на службу приходили более 1000. В Пенино церковь Рождества Пресвятой Богородицы вообще на три тысячи рассчитана. Храмы строились из потребности и благочестия, для того, чтобы молиться, а не как памятники чьему-то тщеславию. 

История возникновения церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Козьей Горе овеяна легендой. А зачин у неё совсем уж сказочный: «У крестьянина было две дочки…»

Действительно, у крестьянина Андрея Кудрявцева было две дочки. Старшая ушла в Пюхтицкий Успенский монастырь. Вскоре вслед за сестрой вторая засобиралась. Родители обеспокоились: Пюхтица, конечно, место святое, но далековато, да и земля не русская. Думали они, думали и решили сделать так, чтобы дочери вернулись в родные места. Для этого Андрей Кудрявцев и его односельчанин и друг Максим Егоров, разбогатевший на подрядах в Петербурге, добивались у церковных властей разрешения учреждения женской монашеской общины и обязались построить каменную церковь и снабдить её всем необходимым.

Вначале возвели двухэтажный деревянный дом – для будущих насельниц. Свято-Покровская женская община в Козьей Горе к 1919 году, ко времени получения статуса монастыря, насчитывала 18 сестёр. Обязанности настоятельницы исполняла – не трудно догадаться – послушница Мария (Кудрявцева).

Существует легенда (опять легенда!), что батюшка Иоанн Кронштадтский говорил про церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Козьей Горе, что в лихолетье она устоит, но «много поменяет священнослужителей». Так, собственно, и было. В советское время священники здесь не задерживались: глушь! В Ленинградской епархии даже пошучивали: «Смотри, сошлют на Козью Гору!..»

Надолго задержался назначенный в 2004 году настоятелем игумен Елевферий (Нецветаев) и его помощница – монахиня Варвара (Никитина).

прямая речь

Матушка Варвара (Никитина):

«На Святом Афоне знали, что здесь строится храм»

– Казалось бы: едете, едете – лес, лес, снега, снега… А в наших местах жизнь когда-то кипела! И сколько ни построй храмов, всё мало было бы! Воля Божья: в Козьей Горе построили – и храм, и монастырь. Иоанн Кронштадтский, говорят, освящал наш храм. Многие хотят привязать большого человека к выдающемуся месту, но не было преподобного здесь на освящении – в 1907 году он уже тяжело болел. А вот на закладку храма приезжал. На освящение же Пантелеймонов монастырь, тот, что на Афоне, прислал икону святого Пантелеймона. Это сейчас мы не знаем, что делается в соседней деревне, а тогда на Афоне знали, что здесь строится храм. Притом что не было мобильных телефонов, обыкновенные и те редко где и у кого были.

Не знаю, говорил ли когда-нибудь батюшка Иоанн Кронштадтский: «Стоять сему храму до второго пришествия», но делалось всё на века. Я всем показываю ключи от дверей – они в рабочем состоянии. Другое дело, что многое было разворовано. До 80-х годов прошлого века 17 краж! Но иконостас – родной, и Старорусская икона Божией Матери не трогалась со своего места, написана она в 1912 году. «Илья Пророк» – старая икона и «Архангел Михаил», да весь апостольский ряд подлинный!

В монастыре были послушницы, трудницы и воспитанницы. Сюда отправляли на воспитание девочек из сельских семей, преимущественно из многодетных. Послушания были разные – на кухне, на огороде, в саду – в монастыре был роскошный розарий. На рыбную ловлю послушницы направлялись. Облачение всё, что в храме было и есть, делалось здесь. Хозяйки воспитывались прекрасные.

В 1920–1930-е годы, во время гонений на веру, многих монахинь арестовали и выслали, кого в Казахстан, кого в Сибирь. Трагична судьба и сестёр Кудрявцевых. Следы матушки Марии мы нашли с большим трудом. Дело в том, что мы её называем игуменьей. Искали через епархию и, когда там выяснили, что матушка Мария – послушница, сразу поиски прекратили. Она, говорят, отреклась от сана. А на самом деле матушка и не была посвящена в сан. Это я узнала из архивных документов. Матушка постриг приняла в Пюхтице, а сюда прибыла в статусе послушницы. В монастыре она была просто старшая, как старшая сестра. Отец передал ей всё состояние, и сёстры приняли её как старшую. Но числилась она послушницей.

Вместе с матушкой Марией из Пюхтицы приехала монахиня Татьяна – её большевики расстреляли. А матушку отправили в колонию. В Питере она в тюрьме отсидела три года. Выпустили без права проживания даже в Ленинградской области. Потом жила во Пскове. А что было дальше, не знаем. О младшей же сестре вообще ничего неизвестно. В силу того что мы сейчас при храме только вдвоём с батюшкой Елевферием, да батюшка ещё и болен, и нет надёжного человека, на кого можно было бы храм на время оставить, продолжить архивные изыскания не получается.

Перед войной Свято-Покровский храм закрыли. Возобновились же богослужения в 1942 году. При так называемой Псковской миссии. (Псковская православная миссия – пастырско-миссионерское учреждение, ставившее задачу возрождения православной церковной жизни на северо-западе оккупированной территории. – Прим. ред.) 

После войны некоторые из сестёр вернулись в родную обитель, ставшую приходом. В тридцатые годы дом, где они жили, раскатали по брёвнышкам. Пришлось жить в окрестных деревнях. Последние из них преставились в восьмидесятые годы.

А в 1960–1970-е годы эти места считались «101-м километром». Сюда на постоянное жительство ссылались люди, которых после отбытия тюремного срока не прописывали в Ленинграде. И священников направляли сюда неугодных. Никто не хотел здесь служить. Приезжали, служили какое-то короткое время и уезжали…

«Из деревни к нам никто не ходит…»

– Это место нам с батюшкой доверил Господь – мы его должны сохранить. Мы отвечаем за всё. Что будет после нас? Всё в руках не людских, а Господа. Монастыря, может, и не будет, но что-то богоугодное должно быть. Мы не надеемся, что на Козью Гору народ валом повалит. Господь приведёт, так приведёт. Приезжать будут те, кому надо. Вот вам надо было, вы и приехали. Вчера мусор не получилось вывезти – машина не смогла забраться в гору. Мёртвый сезон. И вдруг вы! Матушка наша Царица Небесная, Богородица, покровительница наша, вас сюда допустила. Зачем? Нам неведомо. А то бывает, позвонят: «Мы через час будем». Сидим с батюшкой ждём – час, два, три. Звонят: «Мы не приедем – застряли». Значит, Богородица не пускает.

Меня часто спрашивают: «Ну как ты одна со всем управляешься?» А вот смотрите! Сегодня служба закончилась, раз и встали без слов прихожане, тут три человека, тут три – и дров мне в ящики у печек наложили. Понимание между нами такое, что и не надо ничего говорить. Прихожане знают: среда у нас рабочий день. Приезжают. Летом. Сейчас зима – я им по средам не разрешаю приезжать. А в остальное время года все трудятся – один на цветах (у нас очень много цветов!), другой – на кладбище, третий – на заготовке дров. «Валюша, а ты иди на храм». (Валюша из Сланцев, ей тоже за 60.) Три часа – и все полы сверкают, все иконы блестят, всё пропылесосено, масло во все лампадки налито. Вот и все дела сделаны. Если человек едет потрудиться в храме, значит, духовная потребность в том у него есть.

А вот если кто-то захочет во славу Божию приехать потрудиться издалека, из Питера, скажем, мы принять не сможем. Разместить негде. Дом, может быть, и будет построен. Строится… Вначале нам помогали. А потом – потом мы с батюшкой в строительство это вложили всё, что у нас было. Батюшка продал своё жильё в Питере. Теперь у нас больше нечего вкладывать. И поступлений нет. 

Если браться приезжего человека принять, нужно ответственность за него нести. А мы и покормить-то не можем. Общей трапезной, общей кухни у нас нет. Нечем кормить. Не на что. Нам говорят: «А вы как живёте?» А мы так живём: две наши пенсии (у батюшки пенсия и по возрасту, и по инвалидности и моя по возрасту) вкладываем в храм, потому что нам за свет нечем заплатить. А едим… Мы едим по полпорции чего-то первого, второе в нас не влезет – уже желудки стали маленькие. А человек приехал из города, у него после работы на свежем воздухе аппетит хороший… Да и мясо в нашем рационе отсутствует, рыба бывает очень-очень редко, всё в основном – овощи.

Кто прихожане? Честно скажу: из деревни к нам никто не ходит. Есть две семьи, которые живут чуть дальше, они переехали из Петербурга – не могли там больше находиться, задыхались, вот и купили жильё в деревне в нашем волчьем углу. Эти постоянно приходят. Всё, больше из местных у нас прихожан нету. Из Сланцев приезжает человек максимум 12. Сегодня приехали шесть. Сланцевские выбрали наш храм, хотя есть и поближе, выбрали себе нашего священника. А батюшка говорит: «Я счастливый священник – у меня есть своё стадо. Оно маленькое, но это стадо моё».

Я же… Владыка дал распоряжение приписать меня к петербургскому Воскресенскому Новодевичьему монастырю, но послушание у меня здесь. Послушание – любое. Что нужно, то и делаю. И бухгалтерия, и уборка, и документация – всё на мне. Господь управил: чего не умела – научилась. Когда мне говорят про глушь, про медвежий угол, я отвечаю: «Это счастье, что меня допустили, что мне доверили и позволили заниматься тем, чем я здесь, на Козьей Горе, занимаюсь».

 

былое

«Свиньям понадобился кирпич?»

Писатель Александр Дружинин (из круга некрасовского «Современника»), владелец двух сёл в Гдовском уезде, писал: «Чисто русская красота местности поразила меня так, как ещё никогда не поражала. Я понял, какой нерушимой связью привязан к своему углу, к своей родной земле, к месту, где свершилось моё развитие…» Дружинин назвал этот регион Гдовской Швейцарией – до 1927 года он административно относился к Гдовскому уезду (губернская и областная принадлежность менялись). У здешних сёл и деревень славная история, первые упоминания о них в летописях относятся к ХV веку.

В Гдовской Швейцарии особо почитается Божия Матерь. Не случайно. В двух верстах от села Доложск (нынешнее Заручье) в середине XVIII века крестьяне видели Богородицу, идущей по лугу к реке Долгой. Она ступила в светлые воды, и на дне неглубокой реки до сих пор лежит камень с отпечатком её стопы. А на берегу образовался грот, где и по сей день бьёт ключ, а в небольшом озерце – целебная вода.

В память чудесного события в Заручье была построена и в 1761 году освящена деревянная церковь Успения Пресвятой Богородицы, храмовой святыней которой стала одноимённая местночтимая икона. Тогда же состоялся и первый крестный ход к пещере. Были годы, когда в крестных ходах принимало участие до 15 тысяч человек.

В Гдовской Швейцарии часто бывал Иоанн Кронштадтский – супруга его, матушка Елизавета Константинова, родом из этих мест – из Кярово, там служил её отец, протоиерей Константин Несвицкий. Вдоль дороги к пещере в его честь высажена берёзовая аллея. Местный краевед записал воспоминания детства: от Старополья до Заручья (12 километров) двумя шеренгами выстроились люди, одетые в праздничные одежды, они держали в руках саженцы и, когда экипаж отца Иоанна равнялся с ними, сажали деревца в заранее вырытые ямки.

– В былые времена Доложск и его окрестности были почитаемы – паломники сюда ехали из всех соседних губерний, конечно же, из Петербургской, из Лифляндии. Многие отправлялись в многокилометровое паломничество пешком, – рассказывает иеродиакон Антоний (Козин). – А храмы здесь строились всем миром – каждый православный человек считал своим долгом принять участие – кто-то обжигал кирпичи, кто-то лесом помогал, кто-то просто физическим трудом.

За шесть лет построили и в 1864 году освятили каменную церковь Успения Пресвятой Богородицы в Заручье. Там была одноимённая месточтимая икона, приносившая страждущим исцеление. В 1900-м возвели храм и у пещеры.

Чудесная икона сгорела в 1943-м. Наивные сельчане, зная, что от Старополья идут немецкие факельщики и поджигают все деревни, сложили в церкви свои пожитки. Думали, храм немцы не тронут… А Успенский храм «на пещере» был взорван в 1955-м по команде председателя колхоза – «на кирпич».

– Как гласит местное предание: на кирпич для свинарника,– продолжает рассказ отец Антоний. – Свиньям, видите ли, понадобился кирпич. Не понадобился. Он так и остался лежать на месте храма…

Село Пенино. Если верить легенде, основано оно на месте, где в достославные времена на большом пне была явлена икона Божией Матери. В Пенино – величественная церковь Рождества Богородицы, построенная на рубеже ХIХ–ХХ веков. На её освящение приезжал Иоанн Кронштадтский. Он же освятил и часовню Святой Параскевы Пятницы, воздвигнутую над источником, называемым в народе Иорданью, за целебной водой сюда приезжают даже из Петербурга. В лихие 1930-е церковь была закрыта. Ненадолго. Сейчас она в строительных лесах.

В строительных лесах церковь и в Заручье. Восстановление идёт… так и хочется досказать: полным ходом. Но это значит погрешить против истины. Возрождение – дело сложное, требующее особых навыков, высокого профессионализма. И больших денег. Но, как говорится, Господь управит всем.

(Автор выражает признательность инициатору и организатору поездки по храмам Сланцевского района Анне Шуткиной)

 

Владимир Желтов, Заручье – Козья Гора – Пенино – Петербург. Фото автора